Пляж острых ощущений
Шрифт:
— Элка, будешь лопать воробьиные яйца, так и останешься стиральной доской! — закричал дед. — Эй, Кармен, доставай из сумки жратву!
Девушка подскочила, открыла баул и стала метать на стол какие-то объемные свертки.
— Кстати, дамочки и господа, разрешите представить вам Кармен! — провозгласил Сазон. — Это типа моя невеста. Вполне возможно, что я женюсь на ней. Она испанка и ни бум-бум по-русски!
— Ни бум-бум! — подтвердила Кармен, сверкнув исподлобья черными очами.
— Вообще-то, ее зовут Долорес, — вмешался Мальцев, — но Сазон всех испанок зовет Кармен. Долорес знает только одну русскую фразу: «Хорошо, господин».
— Хорошо, господин, — повторила
— Ну и дела, — развел я руками.
Утро еще только набирало силу.
— Деточка, бросьте вы эти чертовы яйца. Лучше достаньте во-он с той полочки кофейные чашки.
— Кофеин, Генриетта Владимировна, гораздо пагубнее влияет на организм, чем холестерин. Особенно если в нем вдруг заведутся раковые клетки.
— А что, в вашем организме завелись эти клетки?
— Ни бум-бум! — широко улыбалась Кармен, разворачивая свертки и извлекая из них пластиковые упаковки с салатами, нормальные яйца и даже огромную копченую курицу.
— Господи, в Испании такое неземное Средиземное море, — мечтательно простонал Мальцев с дивана.
— Что?! Говорите громче! У вас, что батарейки сели?!! — орал дед.
— Хорошо, господин! — начала раскланиваться Кармен.
— А почему вам не дает покоя мой прекрасный организм, Генриетта Владимировна? Потому что он молод, красив и неглуп?
— Вовсе нет, деточка. Просто у вас явный дефицит веса. Это нехорошо.
— Для кого нехорошо, Генриетта Владимировна?
— Для вашей красоты и ума, деточка!
— Генка, ты никак третируешь Элку?! — дошло наконец до Сазона. — Отставить!!!
— Не смей называть меня Генкой!
— Ни бум-бум! — Кармен жестом пригласила всех нас к столу.
— Рота, всем жрать! — приказал дед, усаживаясь на стул.
— Не садитесь на угол, деточка, а то семейная жизнь не заладится!
— Где у круглого стола вы видите угол, Генриетта Владимировна?
— В подарок на свадьбу я привез вам из Испании свою лучшую картину. Она называется… — Мальцев пересел поближе к столу.
— Ни бум-бум!
— … она называется «Охеренное море».
Это море меня добило. Я вдруг отчетливо понял, что завтракать в такой обстановке я не смогу. А также я не смогу в ней обедать, ужинать, спать, и просто дышать. Я схватил со стола батон и улизнул в свою комнату. Там, схватив телефон, я набрал номер своего старинного друга детства.
— Колян, — откусив пол батона, сказал я, — помнишь, ты говорил мне, что хочешь поехать во Владик к отцу, но не можешь найти себе на работе замену? Так вот, я согласен тебя подменить на пляже, при условии, что мне можно будет жить, или хотя бы время от времени ночевать на спасательной станции. Я готов приехать прямо сейчас!
— Ты же вроде женился? — осторожно поинтересовался Колян.
— Женился, — вздохнул я и опять откусил батон. — Но еще как-то не очень привык. Пойми меня как спасатель спасателя — мне просто необходимо холостяцкое логово и хоть какая-нибудь работа. Иначе я просто не выживу. Выручай!
— Ура! — заорал Колян на том конце провода. — Немедленно приезжай!
Я принял правильное решение — занять себя каким-нибудь делом.
Неделя на спасательной станции пролетела почти незаметно. Колян ввел меня в курс дела, объяснил обязанности пляжного спасателя и со спокойной душой улетел во Владивосток, объявив, что вернется не раньше, чем через месяц.
Да, я принял правильное решение занять себя делом, но я и представить не мог, что дело спасателя окажется таким хлопотным. Не то, чтобы каждый второй отдыхающий норовил утонуть или утопиться, но
специфика работы оказалась такой, что у меня и минуты свободной не было.Основной моей обязанностью было неотрывно, неутомимо и неустанно бдить.
Пляж назывался «Жемчужный» и принадлежал какому-то ООО. Спасательной станцией назывался вагончик, оборудованный стареньким кондиционером, двумя расшатанными кроватями, колченогим столиком и допотопным рукомойником с железным штырем, который звонко гремел, когда я пытался умыться. Около вагончика стоял щит с корявой надписью «Спасательный пост», а на щите элементом декора висел спасательный круг. На этом оборудование спасательной станции себя исчерпывало. Ни тебе воздушных аппаратов дыхания, ни водолазного снаряжения, ни уж тем более быстроходного катера. Была, правда, ветхая лодочка с одним полугнилым веслом и… больше никакой романтики.
— Это тебе не Малибу, — объяснил мне Колян, — тут только на себя надо рассчитывать, а не на технику.
Я и рассчитывал на себя. Ведь плавал и нырял я даже лучше, чем ходил или бегал.
За отдыхающими нужен был глаз да глаз. Потому что отдыхающие эти не представляли себе отдыха без пива, джин-тоника, коньяка и водки. А, утолив жажду горячительными напитками, они норовили заплыть подальше.
И если мужикам достаточно было грозно крикнуть в рупор: «За буйки не заплывать!» и они послушно гребли к берегу, то девицы плевать хотели на мои окрики. Я как-то выловил парочку таких фей за буйками, так они сильно возмущались и заявили, что плевать хотели на правила, плавать будут там, где им хочется, а я на то и спасатель, за то мне и деньги платят, чтобы в случае чего не дал им утонуть. В общем, с девушками была засада. Я уж не стал им объяснять, что деньги спасателям платят такие, что они вправе дрыхнуть весь день в вагончике и никого не спасать.
Поговорку «Пьяному море по колено», наверное, придумал отчаявшийся спасатель.
Я отнесся к своим обязанностям весьма серьезно. На свои деньги купил бинокль и патрулировал берег с утра до вечера, а иногда даже и ночью, потому что основательно поселился в вагончике, бывая дома только набегами. По штату мне полагался помощник — матрос-спасатель Ленька, но он за свои восемьсот рублей зарплаты был стабильно пьян, появлялся редко, а если и появлялся, то как правило, я зорко следил, чтобы он сам не утонул.
В вагончике я навел относительный порядок — купил электрический чайник, поменял ржавый рукомойник на новый, принес из дома две смены постельного белья и кое-какую посуду. В общем, обжился, и был очень доволен, что пока Элка с маман упражняются на кухне в острословии, мне есть чем заняться.
Беда приезжала ко мне каждый день. Она нарушала ревом «Харлея» относительное пляжное спокойствие, бросала мотоцикл на охраняемой автостоянке, там же раздевалась практически догола (то, что на ней оставалось, трудно было назвать купальником). Потом она гордо вышагивала как цапля, переступая через загорелые дочерна тела, и курила на ходу сигарету. Дошагав до вагончика, она бросала окурок в песок и кричала:
— Эй, кто-нибудь, спасите девушку от голодной смерти!!
Как правило, я находился где-нибудь неподалеку с биноклем, подходил и начинал выговаривать Элке:
— Сколько раз говорил тебе — не бросай окурки в песок, здесь урны на каждом шагу! Уборщики пляжа каждый вечер собирают по четыре ведра окурков! Четыре! А знаешь сколько им платят? Копейки. Это тебе не Малибу.
— А эти уборщики случайно не сообщают тебе, сколько они за смену находят золотых цепочек, колечек, часов, фотоаппаратов, мобильников и прочих утерянных ценностей?!