Пляжный клуб
Шрифт:
– Где пострадавший? – с ходу спросил он.
Лав позвонила в семнадцатый номер.
– Ваша «Скорая» приехала.
Одри Коэн засмеялась.
– Джаред цел и невредим, – заверила она. – Мы его отмыли. Оказывается, у него просто кровь носом пошла, ничего серьезного. «Скорая» не нужна.
Лав убежала в конторку и плюхнулась в кресло Мака. К потному телу липло платье. Вдруг в фойе поднялся гомон – все разом заговорили. В конторку вошел Ванс.
– Что здесь делает неотложка? – спросил он.
– Семнадцатый номер попросила вызвать ей «Скорую» для ребенка, у которого потекла из носа кровь. А теперь она раздумала. И что
– Просто извинись, – ответил Ванс.
– Я с самого утра перед всеми извиняюсь! – взорвалась Лав. – Простите, что идет дождь, что закрыт аэропорт! Простите, что у нас мало видеоплееров и кофе не осталось. Я очень перед всеми виновата!
– И еще не забудь извиниться, что выставила меня за порог, – добавил Ванс, – и что оскорбила мои чувства.
– Конечно, извиняюсь, – проговорила Лав, взглянув ему в глаза. – Правда, прости.
– Я не приеду зимой в Колорадо, – отрезал он. – Тебе ведь нужен только летний роман, ведь так? Без особых заморочек.
– Так, – ответила Лав. Интересно, ждет ли ее девочка суженого? Ее яйцеклетка. – Это ничего?
Ванс поскреб гладкую макушку.
– Да ничего, конечно, – сказал он и обнял ее. Ее ноги не касались земли, когда в кабинет ворвался врач.
– Так вам нужна помощь или нет?
– Нет, старик, у нас все в порядке, – ответил Ванс.
Врач развернулся и вышел прочь, хлопнув напоследок дверью. Лав с Вансом обменялись долгим примирительным поцелуем, а потом она вернулась к стойке. Очередь рассосалась сама собой. Все ушли, остался только Хуарес, который терпеливо ждал, положив руки на конторку.
Лав позвонила в аэропорт и выяснила, что небо открыто.
– Все в порядке. Я вызову вам такси.
Вспомнился совет Трейси, и сразу засосало под ложечкой. «Скажи ему».
Мистер Хуарес вручил Лав полтинник. Она сунула деньги в карман и налила себе чашку кофе. Дождь за окнами перешел в мелкую изморось. Облака потихоньку рассеивались. Раздались звучные фортепианные аккорды, посыпались звонкие нотки. Рэгтайм. В дальнем конце фойе за пианино сидел Ванс. Герой летнего романа наигрывал для нее песню.
В глубине души Джем радовался наступлению августа. Оставалось все меньше времени до отъезда. Когда разнеслись вести о том, что Мак с Марибель собираются пожениться, он готов был тут же паковать чемоданы и валить с этого острова. Но остался. Исключительно из-за денег. И главное, Марибель его как будто не отпускала. После помолвки она почти каждый день наведывалась в отель, и видеть ее было адской мукой. В прошлый раз похвасталась кольцом. С бриллиантом. Ничего особенного, камушек бесхитростный и блистательный, как и его хозяйка. Видеть кольцо было нестерпимо больно – это прямое доказательство того, что она теперь принадлежит другому. Пора уже свыкнуться.
Джем каждый раз мучился при встрече, хотя понимал, что не видеться будет гораздо больнее. И потому, когда Марибель появлялась возле отеля, его одолевали противоречивые чувства. Сколько ни клял себя, он каждый раз заводил с ней разговор. Как дела в библиотеке? Как мать?
Как побегала? Марибель тоже спрашивала о всяком разном. Что интересного на работе? Ходил ли на пляж? Бывал ли на людях? Может, с кем закрутил романчик? Все не терпелось с рук его сбагрить, чтобы подружку нашел. Ну уж нет, не надейся. Пусть хоть вина ее гложет, если ничего другого она испытывать не в состоянии.
– Нет, – отвечал он. –
Никуда не ходил. Ни с кем не знакомился.С тех пор как Джем поселился на острове, люди его особенно не интересовали – пока не появился Нейл Розенблюм. Было в нем что-то от Стивена Спилберга. Длинные волосы с проседью, крохотные очки без оправы, пестрая гавайская рубашка, джинсы и легкие тканые тапочки-эспадрильи. Мистер Розенблюм остановился в пятом номере на три ночи и проживал один. При нем был рюкзак и мягкий перекидной чемодан для одежды. Джим собирался подхватить ношу, как вдруг гость пресек его попытку. Упреждающе подняв руку, он сказал:
– Я всегда беру только то, что могу унести сам. Лучше покажи, куда идти.
И они пошли по пляжу в сторону номера. По пути Джем произносил свой обычный текст про горничных и континентальный завтрак. Нейл его не слушал. Не отрывая глаз, он смотрел на берег и покачивал головой. Джем поднялся на три ступеньки, ведущие к терраске пятого номера, отпер дверь ключом.
– Вот мы и пришли, сэр.
Оставив коридорного в дверях, Нейл Розенблюм прошел в свой номер. Джем немного замялся: ритуальное ожидание чаевых. Постоялец поставил на пол рюкзак, разложил на кожаном кресле перекидной чемодан.
– Обращайтесь, если вам что-то понадобится. – Джем попятился. Позорное отступление без чаевых.
Нейл Розенблюм повернулся в его сторону и сказал:
– Обожди. Как тебя звать?
– Джем Крендалл.
Нейл Розенблюм протянул ему руку:
– Я Нейл. Рад встрече.
– Взаимно.
Гость осмотрелся.
– Джем, я должен признаться, это как раз то место, которое нужно такому парню, как я. Место, где можно зависнуть на парочку дней.
– Да, сэр. Я вас прекрасно понимаю.
– Зови меня Нейл.
Нейл расстегнул молнию на рюкзаке и вытащил из него пару аккуратно сложенных рубашек, плавки, вьетнамки, «мыльницу», бутылку водки и пакетик с травой. Последний он продемонстрировал отдельно.
– Покуриваешь? – невзначай спросил он.
Джем постарался не выказывать удивления.
– Нет, Нейл. Не то чтобы очень.
Нейл открыл пакетик и понюхал.
– Жаль, – сказал он и выставил напоказ бутылку водки. – Не откажешься?
Джем помялся с ноги на ногу и взглянул на электронный дисплей радиоприемника, показывавшего время. Два сорок пять.
– Я работаю до пяти.
– А вообще-то употребляешь? – уточнил Нейл.
– Да.
– У меня своя фирма, «Розенблюм тревелз». Слышал когда-нибудь? Может, видел рекламу?
– Вроде нет.
– Мы обслуживаем Нью-Йорк. У нас много заказов, крупный бизнес. Просто огромный! И он меня убивает. – Нейл устало опустился на кровать. – Знаешь, зачем я сюда приехал?
– Нет, – ответил Джем.
Скинув с ног мягкие тапки, Нейл сказал:
– Чтобы обкуриваться, пить водку с клюквенным ликером и греться на солнышке. Ходить по берегу и мочить ноги в океанской воде. Буду делать то, что мне всегда нравилось. Не стану принимать факсы, отвечать на звонки и слушать голосовую почту, чтобы отправить какую-нибудь богатую клушу, миссис Толстой или миссис Достоевский, в роскошный круиз до Ленинграда. Утром во вторник я уеду. Достану деловой костюм из саквояжа и надену его. А до тех пор – никаких звонков и никаких сообщений. Если ты постучишь в эту самую дверь, то лишь для того, чтобы пропустить стопочку с Нейлом Розенблюмом или помочь ему выкурить травку из вот этого мешочка.