Плюс один стул

Роза Герасимовна начала заламывать руки. Петя же прекрасно знал обо всех приметах бабы Дуси.

– Полы не убегут. А намывать после человека – беду накличешь, – рассказывала ему она. – И мусор вечером выбрасывать нельзя. Из дома все добро вынесешь.

Роза Герасимовна, напротив, считала, что ложиться спать, если мусорное ведро полное, – преступление. Петя привык, что баба Роза может мыть полы ночью или рано утром. Он просыпался и слышал крик бабушки:

– Обуй тапочки, здесь мокро!

Бабушка не терпела пятен на полу – тут же хватала тряпку и начинала вымывать, отдраивать. И Петя панически боялся разлить молоко или рассыпать мак с бублика. С тем же остервенением баба Роза следила за чистотой ванны. У нее была специальная щетка, которой она выскребала между плит черноту плесени. Скребла и скребла. Отдельная щетка имелась для воротничков Петечкиных рубашек, отдельная – для посуды, для раковины. Никогда, ни за что в жизни Роза Герасимовна не перепутала бы щетки и тряпки. Тряпка для пыли предназначалась именно для пыли. Для кухонного стола – исключительно, категорически для кухонного стола.

И одна-единственная тряпка бабы Дуси для всего на свете, которой она не терла, а размазывала грязь, вводила бабу Розу в истерику.

В тот день, когда Евдокия Степановна отказалась мыть полы, чтобы Сережа благополучно добрался до дома, бабушки поругались так, как никогда раньше.

– Я не могу, не позволю жить в грязи! – закричала вдруг баба Роза, схватив большое банное полотенце, правда, застиранное, вылинявшее и драное по краям, и одним рывком разорвала его на части. Налила воды и бросила в ведро тряпки.

– Что? Как? Нельзя! – подхватила крик баба Дуся и принялась выдирать из рук сватьи ведро.

– Нет, я помою! – кричала Роза Герасимовна.

– Не позволю! – задыхалась Евдокия Степановна.

Кончилось все тем, что ведро они перевернули. Баба Дуся поскользнулась и сильно упала. Баба Роза испугалась не на шутку.

Еще три часа Роза Герасимовна сидела на кухне, поджав ноги на стуле – пол был залит водой, которую Евдокия Степановна под страхом собственной неминуемой незамедлительной смерти запретила вытирать. Она охала на кровати, строго поглядывая на бабу Розу, которая порывалась слезть со стула и собрать хотя бы самую большую лужу. Можно сказать, что каждая из бабушек осталась при своем – Роза все-таки залила пол водой, а Дуся добилась того, что приметы были учтены.

Только к вечеру, когда на ноге у бабы Дуси обозначилась внушительная гематома, баба Роза собрала воду. Правда, перед этим нарисовала сватье йодовую сеточку и напоила ее сердечными каплями.

Видимо, инцидент произвел впечатление на обеих бабушек. Во всяком случае, Роза Герасимовна больше не настаивала на влажной уборке помещения, а Евдокия Степановна лично порвала на тряпки еще одно банное полотенце – для пыли, для пола, для кухни.

Маленький Петя не мог принять сторону ни одной из бабушек. Он страдал, когда баба Роза во время мытья головы больно скребла ногтями у него за ушами и в ушах тоже. Впрочем, ему не нравилось, когда баба Дуся, проверяя его трусы на предмет чистоты, их нюхала. Петя страдал от жестких, накрахмаленных воротничков рубашек – единственно приемлемой одежды для мальчика, с точки зрения бабы Розы. И так же страдал от старых брюк, которые ему выдавала баба Дуся – они были давно малы и нестерпимо жали в паху, врезаясь в попу. Зато ему нравилась присказка бабы Дуси, которую она повторяла всегда, когда его мыла: «С гуся вода, с Петечки все болезни и худоба». Но так же нравилась чистая, теплая после утюга постель, которую ему застилала баба Роза.

– Бабуль, а ты помнишь, как… – часто спрашивал Петя бабу Дусю.

– Не помню, милый. Старая я уже, – всегда отвечала бабушка.

– Но как же ты не помнишь? – удивлялся внук, который все чаще и чаще в мыслях возвращался в детство.

– Чего ты в прошлом-то копаешься? – не сдавалась баба Дуся. – Ты о будущем думай. А прошлое тебе само о себе напомнит.

Например, Евдокия Степановна наотрез отказалась «припоминать» один эпизод, который Петя как раз помнил прекрасно.

Во время очередного пребывания у бабы Дуси в деревне у него завелись вши. Причем замечено это было не сразу – Петя успел расчесать голову до крови.

– У него тики! – воскликнула баба Роза, которая приехала забирать внука.

– Какие такие тики? – не поняла баба Дуся, но на всякий случай сразу же обиделась.

Петя сдерживался как мог, стоя между бабушками, но все время поскребывал то затылок, то виски.

– Срочно нужна консультация невролога! – провозгласила Роза Герасимовна. – Я так и знала, что для мальчика семейные проблемы не пройдут бесследно!

– Кого? – не поняла баба Дуся. – Да нормальный он. Жарко, вот и чешется. А голову мы три дня назад мыли. Я ему воду грела.

– Три дня назад? – ахнула баба Роза.

Петя попал на прием к неврологу, который нашел повышенную возбудимость и прописал таблетки. Заодно баба Роза отвела его к терапевту, которая велела сдать анализы. Злая медсестра больно проколола ему палец.

Анализы не выявили ничего подозрительного, а таблетки не действовали. Невролог посоветовала отправить Петю на природу, на свежий воздух, что баба Роза и сделала скрепя сердце.

Только отмытый и отчищенный до столичного звенящего блеска Петечка снова оказался у бабы Дуси, Роза Герасимовна уехала, к искренней радости Евдокии Степановны. Она, естественно, не мыла полы, чтобы сватья побыстрее добралась до города. И уже вечером, отпаивая внука козьим молоком с сухим пряником, ахнула. Петечка продолжал поскребываться.

– А ну, дай я посмотрю. – Баба Дуся включила свет и нацепила на нос очки.

Петя покорно отложил пряник и подставил голову.

– Вот вся дурь от мозгов! – захохотала баба Дуся. – Чем больше ума, тем больше проблем! У тебя ж вошки! Как я сразу не догадалась? Вот я тоже дурында! Ума так и не нажила! Ладно, Роза – уже не знает, что придумать, но я-то куда смотрела? – хохотала баба Дуся, от восторга похлопывая себя по ляжкам. – Это мы щас враз исправим!

Она сбегала к соседке и вернулась с машинкой для стрижки. Петя был обрит наголо и отмыт «для гарантии» дустовым мылом. При этом он остался почти голым, поскольку всю одежду баба Дуся «забрала на обработку» – на участке разожгла костер, поставила большой котел, где белье булькало и стерилизовалось.

– Только это, – сказала баба Дуся Пете, – ты скажи, что тебе жарко было. Про вошек-то не рассказывай.

Баба Роза, приехавшая через неделю, увидев лысого внука, оказавшегося лопоухим, схватилась за сердце, за голову и даже за ногу.

– Зачем? – простонала она.

– Так жарко было, – спокойно ответила Евдокия Степановна. – И волос потом хороший будет. Кудрявый, как у Светочки.

– Не волос, а волосы! – проорала Роза Герасимовна.

– Так какая разница? Лишь бы хороший, – не стала спорить баба Дуся.

Баба Роза сграбастала молчавшего, как партизан, Петечку в объятия и увезла в город, как будто там его уши чудесным образом могли уменьшиться, а волосы отрасти за ночь. Тем же вечером, заливаясь слезами, Петя признался, поскольку не мог больше скрывать эту страшную тайну от бабушки, – у него были вошки.

– Кто был? – не поняла баба Роза.

– Вошки, – повторил Петя.

– Не вошки, а вши. Говори правильно, – одернула его Роза Герасимовна и тут же всплеснула руками и даже отшатнулась от внука.