Плюсик в карму

– Господи, откуда ты взялся, маленький? Как тебя магия пропустила? – От удивления и сочувствия голос стал сиплым. Малыш нгурул? Прочие обитатели вольеров, которых она видала издалека, не уступали габаритами верблюдам. А маленький в очередной раз мотнул башкой и оскалился. Из его изумительно зубастой пасти капало что-то густое и темное – сумерки не позволяли рассмотреть точнее.

– Больно малышу, да? 

– Тр-тр, – булькнуло существо и попыталось ткнуться шипастой мордой Ольге в руки. 

– Ч-ч-ч, не балуй, поранишь, – заворковала сердобольная, – пойдем-ка на свет, посмотрим, что у тебя там. – Она осторожно встала и попятилась к двери в комнату. Малыш оказался сообразительным и потопал за Ольгой как привязанный.

– Это че, тёть Оль?

– Нгурул. Нгуруленок. Маленький совсем. 

– Угу, – хмыкнул Пашка, непроизвольно скопировав ее нежные интонации, – практически нулёнок. – И потянулся погладить. Оля едва успела шлепнуть по мосластой конечности:

– Осторожнее, Павлуш, на шипах может быть яд. Меня предупреждали.

– Тр, – обиделся шипастик и добавил для убедительности: – Тр-тр-тр.

Дальше, с точки зрения Пашки, началось нечто фантастическое. Нгуруленок понимал тёть Олю с полуслова, понимал по-русски. Та уселась на колени прямо под лепешкой магического светильника и три раза хлопнула в ладоши, добиваясь максимального освещения. Теперь стало видно, что нгуруловы иголки отливают красной медью и хоботок вовсе не хоботок, а полноценный бивень, настороженно торчащий из почти собачьего носа. Пока еще детский и не очень убедительный, но уже с желобками, заполненными маслянисто поблескивающей смазкой. Сыну военного сразу подумалось о чем-то нервно-паралитическом. Какой безумный маг собрал в одном существе пса, рыбу-меч и ядовитого дикобраза? Вот сволочь!

Пашка пристроился рядом с тетушкой и похлопал ладонью по полу, дескать, иди сюда, чего встал. Звереныш вспомнил, что надо страдать, а не принюхиваться к новым запахам, и ретиво прогарцевал поближе, клацая когтями, как бутсами, и роняя на каменный пол буро-красные капли. Подошел, что-то поворчал и распахнул узкую длинную пасть.

– Ух ты, какая у тебя тут пилорама. Не укусишь? Нет? – Оля пару раз отдернула пальцы, которые так и норовили схватить нулёнка за челюсти и развернуть поудобнее. Она то так склоняла голову, то эдак, то пригибалась, чтобы взглянуть на нёбо и выискать источник кровотечения. Весьма затруднительное дело – нёбо пестрело темными пятнами.

– Погоди, тёть Оль. – Пашка вскочил и быстро вернулся, протягивая давешнюю кольчужную рукавицу и полотенце. 

– Тр-тр-ты-ыр, – проявил нетерпение пациент.

– Потерпи, малыш. Понимаю, что больно, понимаю, что надоело с открытым ртом стоять, потерпи. – Ольга ловко замотала бивень тряпицей и уверенно взялась защищенной рукой за нижнюю челюсть, вынуждая нгурула задрать голову. – Вижу! Только как достать? 

– Пинцет бы, – подал идею Пашка.

В десне, почти у самой гортани, торчала заноза. Воткнулась аккурат между костью крайнего зуба и мягкой тканью. Зверик уже изрядно растрепал щепку языком, загоняя ее все глубже. Как ни понятлив и послушен был чудовищный малыш, а руку в предположительно ядовитую пасть совать страшновато.

– Пинцет, говоришь? А выстругай мне палочки, вроде китайских, только потоньше. Сможешь? И спиртного немного сотвори, продезинфицировать…

Вдохновленный Пашка подорвался выполнять поручение. Все лучше, чем гляделками лупать и маяться беспомощным сочувствием. Палочки – это он сможет. Это он с удовольствием. Он даже лучше сделает, хотя основную идею все равно тётя Оля придумала. И водку тоже сможет. Надо же – продезинфицировать. А ему и в голову не пришло. Заботливая. И ласковая. Как мама. Недаром чудушко к ней льнет и жалуется: тр-тыр, тр-тыр, а сам иголки прижал и под кольчужку подставляется – гладь, раз просто так сидишь. 

– Эх ты, Тырик, – ласково ворчала Ольга, с удовольствием оглаживая узкую морду и уворачиваясь от бивня. – Вот был бы ты приличной собакой, чтобы тебя обнять можно было, потискать, пузо почесать. А ты колючий! Никакого кайфа от тебя. Ужас в иголочку. 

Пашка умилялся этой возне, не забывая работать ножом. И немного завидовал, зверик ему нравился. Ну и ладно, что уродлив, зато глазки умные. Повадками и медным окрасом он неуловимо напоминал любимого пса Буно, оставшегося на Земле. Пушистое беспородное счастье, которое все принимали за благородного колли.

– Держи, тёть Оль. – Пашка протянул свое творение. Ольга оценила. Острия именно такие, как надо: плотно сходящиеся, чтобы удобно было удержать занозу. Тупые кончики заказанных палочек были перемотаны ее лентой для волос, да так хитро, что немного пружинили, как и положено приличному пинцету. Теперь можно не бояться, что палочки в критический момент сорвутся с пальцев. Оля и в лучшие времена неважно с ними управлялась, не китаянка, чай. Зверик сунулся проинспектировать новый, странно пахнущий предмет и получил по бивню рукавицей.

– Тырик! Убери! – прикрикнула Оля. И Тырик убрал. Медленно и неохотно, но костяной шип втянулся в бугорок над подвижными ноздрями.

– А раньше чего не убрал? – растерянно спросил Пашка. Нгуруленок излучал самодовольство, дескать, объяснять нужно было толком, чего вам, странным двуногим, надо. Попросили понятно – убрал, я еще и не такое могу.

– Ах ты, умничка, ах ты, золотой малыш, – рассыпалась в похвалах Ольга. – Сейчас вытащим твою занозу и получишь вкусняшку.

– Пусть тогда иголки убирает, – заворчал Пашка, но чисто для проформы, из пацанской вредности.

Оля мысленно прорепетировала, как она прихватывает деревянным пинцетом кончик занозы, как аккуратно тянет. Открыла глаза, а зверик уже на спине лежит и даже голову повернул, как надо. Мысли он читает, что ли?

Заноза была огромной. С половинку земной спички, не меньше, да разбухла еще. Тырик сухо плакал, но терпел, лишь в последний момент, когда пришлось дернуть посильнее и из ранки хлынула какая-то дрянь, рыпнулся встать и вскользь царапнул клыком руку спасительницы. На радостях Ольга и не заметила, заметил Пашка – кровило обильно. 

– Я сейчас, тёть Оль, я сейчас. Водкой промоем. Я свежей сделаю. – Пашка засуетился разводить сахар в воде.

– Смотри, что ты натворил, – предъявила она нгурулу поврежденную ладонь. Тырик уставился на ранку, понюхал, поперебирал тонкими кожистыми ногами, смел коричневатым языком алые бисеринки – и давай зализывать ссадинку. Ольга восприняла этот жест на диво спокойно – малыш извиняется. 

– Тёть Оль, а тебе не больно? Промыть бы надо. – Встревоженный Пашка не решался задать правильный вопрос: а вдруг у него и слюна ядовитая?