Плюсы и минусы Джозефа

— Да, я появился на свет слишком поздно, — соглашается он. — Допустил такую ошибку. Лет двести назад в мире хватало дел, за которые я бы с радостью взялся.

— Я понимаю, о чем ты, — киваю я. — Ты бы стал пиратом.

— Да, это бы мне подошло. Свежий морской воздух, большая физическая нагрузка и никакой необходимости присоединяться к процветающему похоронному клубу.

— Выбрось ты эти мысли из головы, — говорю я. — Ты парень трудолюбивый, и придет день, когда ты сам станешь молочником. Будешь идти по улице под руку с красавицей женой и чувствовать себя принцем Уэльским.

— Прекрати! — сердится он. — Я дрожу от страха, когда представляю себе такое будущее. Тихая респектабельная жизнь не для меня, и я не буду к ней стремиться. Во всяком случае, постараюсь этого избежать.

— Тогда кем же ты собираешься стать? — спрашиваю я. — Мы же должны кем-то быть, пока нас не положат в гроб.

— Что ж, — очень спокойно говорит он, — думаю, я стану грабителем.

Я опустился на стул и уставился на Джо. Если б я услышал такое заявление от кого-то другого, сразу бы понял, что это глупая фантазия, но он-то не бросал слов на ветер.

— Это единственная профессия, в которой сохранился дух авантюризма, где полно приключений, — объясняет он.

— Ты называешь семь лет в Портленде [2] приключением? — спрашиваю я в надежде, что этот довод его остудит.

— В чем разница между Портлендом и жизнью обычного рабочего, за исключением того, что в Портленде можно не бояться остаться без работы? — Джо обладал удивительным даром спорщика. — А кроме того, только дураки попадают за решетку. Вспомни кражу бриллиантов на Бонд-стрит двумя годами ранее. Драгоценных камней украли на пятьдесят тысяч фунтов, и до сих пор преступление не раскрыто! Или ограбление Дублинского банка. — Его глаза заблестели, щеки раскраснелись. — Три тысячи фунтов в золотых соверенах ушли ясным днем, и их больше никто не видел! Вот о каких людях я говорю, а не о безработном каменщике, который разбивает окно и получает десять лет за то, что его арестовывают в сырной лавке, где товара на девять шиллингов.

2

Портлендская тюрьма.

— А что ты скажешь о том парне, которого взяли с поличным в Бирмингеме на прошлой неделе? — спрашиваю я. — Его дилетантом не назовешь. И сколько, по-твоему, он получит?

— Такой человек заслуживает всего, что ему дадут, раз не смог попасть в полицейского с шести ярдов, — отвечает он.

— Ты жаждущий крови маленький мерзавец, — говорю я. — Получается, тебя не остановит и убийство?

— Это часть игры. — Он даже и бровью не повел. — Я рискую одним, он — другим. Убийством это назвать нельзя. Та же война.

— Речь идет о лишении человека жизни.

— И что? Людей у нас предостаточно.

Время от времени я пытался вразумить его, но он не относился к тем людям, которые отступаются от поставленной цели. На него действовал только один довод — его мать. Я не сомневался, пока она жива, он не свернет на кривую дорожку. Другого слабого места у него не было. Но, к сожалению, она умерла через пару лет, а потом наши с Джо пути окончательно разошлись. Я наводил справки, но никто не мог сказать о нем ничего определенного. Он словно сквозь землю провалился.

Как-то днем, четырьмя годами позже, я сидел в кофейном зале одного ресторана в Сити, где тогда работал, и читал заметку о ловком ограблении, совершенном накануне. Вор, хорошо одетый молодой человек приятной наружности, с короткой черной бородой и усами, вошел в отделение Вестминстерского банка во время перерыва на обед, когда в банке оставались только управляющий и один из клерков. Молодой человек направился в кабинет управляющего в глубине банка, открыл дверь, вытащил ключ и, прежде чем тот успел выйти из-за стола, запер дверь снаружи. Клерк, с приставленным к горлу ножом, собрал всю имеющуюся в банке наличность, примерно пятьсот фунтов золотыми монетами и в банкнотах, и уложил все в мешок, который принес с собой предусмотрительный грабитель. После этого они оба — грабителю, похоже, не хотелось прерывать приятное общение — вышли из банка и сели в ожидающий кеб. Поехали прямо в Сити. Клерку, которого на каждой рытвине кололо острие приставленного к нему ножа, поездка эта наверняка не понравилась. На Треднидл-стрит молодой человек благородной наружности внезапно покинул кеб, оставив клерка расплачиваться с извозчиком.

По каким-то причинам заметка эта заставила меня вспомнить Джозефа. Воображение без труда нарисовало его тем самым хорошо одетым молодым человеком приятной наружности. А оторвав глаза от газеты, я увидел его самого. Он практически не изменился после нашей последней встречи, разве что выглядел более симпатичным и веселым. Он кивнул мне, словно расстались мы только вчера, и заказал отбивную и маленькую бутылку белого рейнского вина. Я положил перед ним чистую салфетку и спросил, не хочет ли он почитать газету?

— В ней есть что-то интересное, Генри? — спрашивает он.

— Заметка о дерзком ограблении, совершенном вчера в Вестминстерском банке, — отвечаю я.

— Ах да, я что-то такое слышал.

— Грабителя описывают как хорошо одетого молодого человека приятной наружности с черной бородкой и усами.

Джо смеется.

— Это описание создаст определенные неудобства молодым людям с бородой и усами.

— Да, — киваю я. — К счастью, мы с тобой чисто выбриты.

Я чувствовал, что именно он ограбил банк. Буквально видел, как он это проделал.

Джо бросил на меня пристальный взгляд, но я занимался графинчиками для масла и уксуса, так что ему пришлось без моей помощи истолковывать мою последнюю фразу.

— Да, — продолжает он, — как ты и говоришь, ограбление дерзкое. Но грабитель, похоже, вышел сухим из воды.

Я чувствовал, что ему не терпится рассказать о своих подвигах.

— На сегодняшний день, вышел, — соглашаюсь я. — Но полицейские вовсе не такие дураки, какими их принято считать. Я заметил, что в конце концов они все-таки находят преступников.

— Компетентные специалисты среди них есть, — кивает он, — это точно. Но я не удивлюсь, если в данном расследовании у них не будет ни единой зацепки.

— Я тоже этому не удивлюсь, хотя, вне всякого сомнения, этот преступник сам о себе заявил — ведь такого умного вора еще не было.

— Что ж, посмотрим.

— И я о том же.

Мы поговорили о давних знакомых и о многом другом, а закончив обед, он протянул мне соверен и поднялся, чтобы уйти.

— Минутку, — говорю я ему. — Твой счет равен трем шиллингам и восьми пенсам. Скажем, четыре пенса официанту, а оставшиеся шестнадцать шиллингов, пожалуйста, забери себе.

— Как скажешь. — Он смеется, но я вижу, что мои слова ему нравятся.

— И вот еще что: мы с тобой давние друзья, и не мое дело давать советы. Но я человек семейный, и не хочу из-за тебя наживать неприятности. Если я тебя не вижу, то ничего о тебе и не знаю, понятно?

Он кивнул и ушел. И больше я его в этом ресторане не видел. Я заглядывал в газеты, но грабителя Вестминстерского банка так и не нашли, и этот успех, само собой, придал ему уверенности. В ту зиму я прочитал еще о двух или трех ограблениях, которые без колебания приписал мистеру Джозефу — предполагаю, стиль работы в ограблениях просматривается точно так же, как и в любом другом деле, а ранней весной случилось громкое ограбление, и по описанию преступника я понял, что это его рук дело.