ПО 3

— Хм…

— Что? Задумался наконец?

— Я… они старики…

— Для тебя — старики! — жестко произнес Михаил Данилович — А для меня — ровесники! Или те, кто намного помладше меня! И в Замке есть три восьмидесятилетних старика, что еще недавно регулярно выходили на охоту с рогатинами! Да у них было при себе огнестрельное оружие — но ни разу они не потратили ни единого патрона! Ни разу! И шли они на лыжах и снегоступах! И тушу назад также тащили! Все ради жесткой экономии ресурсов! Ты знаешь почему Антипий на самом деле перестал охотиться?

— Он…

— Не знаешь! А я скажу — надоело ему вечно кормить вечно недовольный Холл! Просто надоело! Он себе даже помощника путевого найти не мог — никто не хотел задницей шевелить и ею же рисковать в пурге! НИКТО! Зато все они умеют строить жалостливые лица! И ты… такой весь умный, мудрый и напичканный житейскими историями поддался на эту стариковскую магию — слезливые глаза, шамкающие рты, согбенность спин, шаркающая похода и качающиеся при каждом шажке головы!

— Среди них есть те, кто действительно не может ничего уже сам.

С шумом выдохнув, хозяин Замка медленно кивнул:

— Да. Есть. Но поверь — у них есть все необходимое для нормальной жизни. Сбалансированное питание, теплые помещения, отдельные нары. Что еще Бункер может предоставить тем, кто за сорок лет своего пребывания в тюремных крестах не скопил не столь уж великой суммы за уплату проживания в Центре? Половина из них все это время с радостью меняла дополнительное тюремное питание на самогон! Годами! Или наоборот — с радостью раздавали все ценное в обмен на жратву! А ведь для того, чтобы накопить за такой долгий срок так немного золота или полезных вещей не надо много усилий! Достаточно хотя бы немного сдержанности! Я! Я попал в промороженный ледяной крест голым и с ножом в боку! Так вот жизнь сложилась! А до этого я улетел башкой вперед с поезда дальнего следования, опоенный, ограбленный, раздетый, а когда начавший приходить в себя, получивший два удара ножом и пинок в грудь! Я умирал, когда надо мной склонился мужичок путейный обходчик. Он что-то спросил… я, лежа в обжигающем снегу, кивнул, он меня поднял… и толкнул. И вот я в кресте! А в ушах звучат единственные его расслышанные слова: «Дергай за рычаг! Дергай за рычаг!».

Сделав несколько глубоких вдохов, Михаил Данилович ткнул в меня пальцем:

— Каков рабочий стаж сейчас там?

— Ну… в целом как раз лет сорок… — сразу понял я к чему он клонит.

— Именно! Вот скажи мне теперь — государство платит пенсию тем, кто не отработал ни года за свою жизнь?

— Нет.

— Верно! Потому что не заслужили! В мое время таких называли тунеядцами! И паразитами! Таких раньше в тюрьмы сажали!

— То время прошло.

— Да ну? И как? Начали бездельникам пенсии платить?

Я промолчал. Сделав еще несколько частых и уже не столь глубоких вдохов, старик устало махнул рукой:

— Не хотел я срываться.

— Зато искренне все было.

— Ты в ситуации, когда приходишь к кому-нибудь в гости, а тут вдруг из какой-то темной кладовки выползает плаксивая оборванная старушонка и пугливым шепотом начинает горько жаловаться на судьбу свою — дети меня ни во что не ставят, вечно помыкают, почти не кормят, каждый день спрашивают, когда уже сдохну… и ты, весь такой оторопев, все это слушаешь и цепенеешь от ужаса. Ты ей веришь! И да — к сожалению существуют такие твари родственники, что собственных престарелых родичей в голоде и холоде держат! Но иногда бабка просто лжет! В нашем же случае — пятьдесят на пятьдесят. Но раз пятьдесят на пятьдесят, то почему вторая половина не может помочь первой и заодно послужить на благо всему Бункеру? Уф…

— Вам не стоит так нервничать.

— За меня не переживай — при всем желании от инфаркта помереть не получится — усмехнулся Михаил Данилович — И у тебя тоже не выйдет, если шагнешь со мной за эту дверь и дойдешь до конца неблизкой дороги. Заодно получишь хотя бы часть ответов.

— Так я все же узнаю сегодня какие-то ответы?

— О да, Охотник. Узнаешь… и поймешь, почему тебе хотя бы для начала попритихнуть на пару лет, чтобы хорошенько оглядеться в чертовой ведьминой корзинке этого мира и понять почему не следует с разбегу тут что-то менять.

— Я уже чувствую себя пристыженным.

— Удивил! Каждый день я чувствовал зыбь стыда, когда глядел на Холл. Да жалко стариков! Но если всех жалеть и щедро кормить, то нарушим баланс и быстро вымрем. Уж лучше я лишу их переедания и чувства сытости, чем разрушу то, что поколения сидельцев возводили тут до нас! Всех их усилий хватило на постройку хрупкой теплой скорлупки посреди морозного мира. И я не буду тем, кто разрушит все их начинания! Прошу!

Он налег плечом на дверь, и та послушно открылась. Нам в лица тут же ударила морозная волна воздуха, коридор загудел гигантской музыкальной трубой. Я поспешно шагнул через порог, Михаил Данилович отпустил с трудом удерживаемую створку и дверь с грохотом закрылась. Со свода обрушилась солидная порция снега.

— Мы в лавовой трубе — пояснил старик.

— Уже видел такую — кивнул я.

— У луковианцев — кивнул и собеседник, после чего поднял руку в меховой варежке и указал — А такое тоже видел?

— Обалдеть — выдохнул я вместе с облачком пара — Нет… такого не видел…

В десяти шагах от нас ледяной пол начинал идти под уклон, переходил в широкие ступени и заканчивался покрытой мелким снежным крошевом колышущейся темной водой, на которой покачивалась одинокое сооружение, представляющее из себя сбитое из досок глубокое корыто с тремя скамейками внутри. И раз есть скамейки и борта, то стало быть это лодка. Лежащие на бортах три шеста и сидящий внутри незнакомый мне укутанный в меха старик доказывал мое предположение.

— Давайте уж быстрее, пока я тут не околел вконец! — сварливо рявкнул старик, берясь за один из шестов — Угреб бы, да против даже такого хилого течения уже не выгребу.

— Поторопимся — кивнул мне Михаил Данилович, начиная спускаться по ступеням.

— Куда?

— К ответам — улыбнулся тот — Поторопись, Охотник. Ты же любишь торопиться…

— Интересно день продолжается — проворчал я, чуть ускоряясь, но следя за тем, чтобы не ухнуться со ступеней.

— Ты Охотник? — поинтересовался дедок в корыте.

— Я.

— Занятную ты историю рассказал. Для моей жены корзинку душевную точно ведьма чащобная собирала. И напихала туда чего угодно, но только не доброты душевной!

— К-хм…

— Пока мы в дороге будем — не расскажешь еще одну историйку?

Михаил Данилович усмехнулся и щелкнул тумблером висящей на кармане рации.

Глянув на изгибающуюся ледяную трубу, наполовину заполненную темной водой с медленным течением, я с крайней задумчивостью произнес:

— Похоже это я сегодня узнаю, как минимум одну занимательную историйку…

Глава 10

Первый час медленного осторожного путешествия по подземной ледяной реке мы молчали. Старик, представившийся как Уюкос Борисович, щеголяющий невероятно длинными усами, предпочел сосредоточиться на работе шестом и сохранении равновесия шаткого плавсредства. Сидящий на корме Михаил Данилович просто молчал, умело упирая шест в дно и явно остывая после последней нашей беседы на ходу. А я… я понимал, что не стоит трепать языком, когда ты новичок в опасном путешествии и сконцентрировался на том, чтобы не наломать дров и старался точно повторять все подмеченные действия — под каким углом упираться шестом, с какой силой толкаться, где стоит пригнуться, а где упереться рукой в скользкую изогнутую стену, а где надо осторожно отвести в сторону плывущую по воде снежную кучу с острыми ледяными лезвиями. Когда мы поднялись чуть выше и миновали темный отворот слева, куда выходила большая часть воды и откуда рвался острый ледяной ветер, стало гораздо легче. Хотя бы можно выпрямиться и больше не прятать застывшие лица. Но все равно здесь теплее, чем на поверхности. Скорей всего, не будь здесь этого воющего ветра, приносящего мороз, вода была бы чистой от льда и снега.