По большому льду. Северный полюс

Моей целью, в общем, было достичь края внутреннего льда, как можно ближе к северо-восточному краяю бухты Диско (мне бы хотелось у основания полуострова Нурсоак) и затем отправиться к горе Петермана на восточном берегу. Но по различным причинам я был вынужден изменить свои планы.

Мое санное снаряжение было идеально легким и совершенным, оно изготавливалось под моим личным наблюдением, и я не собирался использовать собак. Главными компонентами снаряжения были: двое саней длиной девять футов и шириной тринадцать дюймов и весивших вместе с упряжью по двадцать три фунта каждые, сделанные из орешника, стали и кожи по модифицированному образцу саней, применявшихся в заливе Гудзона; маленькие закрытые спиртовые горелки, девятифутовые ясеневые альпенштоки со стальным наконечником на одном конце и долотом на другом, снегоступы, лыжи и так называемые «снего-коньки».

Съестные припасы состояли из чая, сахара, сгущенного молока, сухого хлеба, пеммикана [23] , брусничного варенья, сушеного гороха, либиховского бульона и смеси из мяса, бисквитов и сушеного картофеля; все это было помещено в двухфунтовые кружки фирмы «Ричард и Роббинс» из Дувра в Делавэре. 23 июня я оставил Ритенбанк; со мной были мой друг Христиан Майгор помощник губернатора Ритенбанка, и восемь туземцев на умиаке [24] и двух вспомогательных каяках. В полночь мы обогнули южную оконечность острова Арвепринс в бухте Диско и направились мимо выхода из пролива Икаресак ко входу во фьорд Пакитсок. Над нами висели тяжелые и сырые облака, а впереди каждый выступ темных гор и нижняя сторона темного, облачного навеса над ними были залиты бледным, холодным сиянием внутреннего льда.

23

Мясной пищевой концентрат, применявшийся индейцами в военных походах и охотничьих экспедициях и затем взятый на вооружение полярными исследователями. (Прим. редактора).

24

Разновидность лодки у эскимосов, длиной от 6 до 10 м и вместимостью до 20 человек. (Прим. редактора).

Войдя в узкий, окруженный скалами фьорд, мы остановились. На следующий день мы пошли вверх по фьорду через узкий каньон, отделяющий верхний фьорд от нижнего, который туземцы считают проходимым только во время прилива определенной высоты. Одна стена каньона сверкала от ярко-желтого солнечного света, лившегося через западный вход, другая лежала в глубокой пурпуровой тени; между ними протекал бурный темно-зеленый поток; за каньоном блестел голубым светом верхний фьорд, известный под названием Иллартлек, а вершины внутренних гор окрасились в матовый желтый цвет. Позади каньона фьорд расширялся в большое озеро, через несколько миль снова сужающееся. Выше этого места вода была светло-зеленого цвета и быстро делалась мельче, светлее и свежее.

В шесть часов утра 25 июня мы пристали к берегу в верхней части фьорда. В течение суток я исследовал горную плотину высотой около 2500 футов, которая сдерживает внутренний лед, и нашел проходимый путь на поверхность ледяного покрова. Утром 28-го числа наши вещи уже были у подножия льда на 2500 футов выше уровня моря, и утром 29-го наши двое саней, «Свитхёрт» и «Принцесса Тира» (эти сани были названы в честь самой юной датской принцессы), лежали со своим грузом на обращенном к земле краю ледяного покрова, на 1956 футов выше моря. Мы легли с подветренной стороны саней, но ветер и ослепительное солнце не позволяли нам уснуть. Массы черных скал за краем внутреннего льда дрожали в ослепительном блеске, голубой фьорд далеко под нами в одних местах сверкал раскаленным блеском, в других же был стального цвета, словно замерзший, а позади гор лежала голубая бухта Диско.

В 8 часов утра, когда снег затвердел, Майгор и я отправились на восток к ледяному покрову. Когда мы уходили, голубизна бухты Диско местами была испещрена жемчужно-белым туманом, который вливался через теснины, скользил с гор у входа во фьорды и сползал по их восточным откосам перистыми волнами серебристого цвета. Немного позже масса черных облаков закрыла солнце, и в полночь туман затянул местность позади нас. В час утра он дошел до нас; скорость, с которой он покрыл все и окутал нас серым покровом, была просто поразительной. Мы продвигались вперед, пока туман не сменился изморозью, и не поднялся ветер, и тогда я остановился на высоте трех тысяч футов над морем. Перевернув сани набок и положив наши прорезиненные подушки и одеяла с подветренной стороны, мы легли. В это время ветер стал штормовым, и изморозь, ставшая настоящим снегом, неслась непрерывным потоком над санями.

Мы лежали за санями, которые вскоре замело снегом вместе с нами, до вечера второго дня, когда постоянное завывание шторма перешло в перемежающиеся порывы. Мы вылезли и увидели позади и ниже нас плотные массы облаков, черных снизу и темно-свинцового цвета сверху, несущихся к северу буквально над поверхностью земли. Сама земля, покрытая на возвышенностях свежевыпавшим снегом, в других местах была черна, как ночь, а фьорд словно превратился в чернильный пруд. Впереди бледный, какой-то сверхъестественный свет стелился почти до зенита, и по всем направлениям лежал мертвый, молчаливый внутренний лед, сметаемый бешеными снежными буранами, со своими неровностями, сглаженными светом без теней.

Так как в шесть часов вечера облака с каждым мгновением становились все чернее и чернее, и все указывало на то, что шторм продолжается, то я решил взять инструменты, вернуться к палатке и ждать более благоприятной погоды. На уровне края ледяного языка начал падать вместо снега дождь, и края расщелин и голубые возвышенности напоминали покрытую маслом сталь и оказались совершенно непроходимы. Нам ничего не оставалось, как вскарабкаться на гребень горной плотины и спуститься вниз с утесов в долину. Здесь мы перешли вброд ледниковую реку и в полночь добрались до палатки; дождь лил как из ведра, ветер дул вниз по долине, угрожая каждую минуту снести палатку, и ледниковая река превратилась в ревущий поток. Поистине, внутренний лед послал нам свой нам свирепый привет, но мы не отступали.

На четвертый день, 5 июля, после полудня, показались участки голубого неба, и мы снова взобрались на ледяные утесы, нашли сани, откопали их и снова отправились на восток.

К северу и востоку от нас поверхность льда была выше, и наросты, по-видимому, длиннее и более плоские, чем те, которые мы уже прошли. На юго-востоке располагался большой ветвистый бассейн ледника Якобсхавн, простирающийся к востоку вглубь внутреннего льда, подобно большому заливу, и выше, сквозь центр его, словно волны спокойного моря, проступали шероховатые линии самого ледника. Незадолго до отправления, я ходил около саней без лыж и альпенштока и провалился в узкую расщелину; я повис на мгновение, удержавшись на раскинутых руках, прежде чем выкарабкаться, а обломки предательской снежной арки скатывались вниз в лазурную глубину до тех пор, пока вызванное ими эхо не стало похоже на бой серебряных курантов. Наши снегоступы страховали от повторения подобной неприятности во время перехода через сеть трещин, распространившихся к востоку от нашего лагеря. По мере движения вперед они исчезали, и в холоде раннего утра вся поверхность стала твердой, сплошной коркой, очень удобной для передвижения.

Два или три маленьких углубления, которые оказались на нашем пути, были достаточно замерзшими, чтобы выдержать нас, когда мы быстро проходили их, наполовину идя, наполовину скользя на лыжах. Переходя одно из них, Майгор оказался слишком близко за мной; лед, треснувший и ослабевший под моим весом, сломался, и «Принцесса Тира» оказалась в воде глубиной около 5 футов; ценой огромных усилий нам удалось вытащить ее. Это событие заставило нас остановиться в углублении на высоте 3300 футов над морем; мы легли с подветренной стороны саней и проспали несколько часов, после чего провели весь день, просушивая нашу обувь и спальные принадлежности Майгора, намокшие и одеревеневшие на морозе.

Как только солнце склонилось к северо-западу, и снег достаточно затвердел, чтобы выдержать наши сани, мы подвязали снегоступы и снова тронулись в путь. Вскоре мы достигли длинного узкого озера, простирающегося поперек нашего пути влево и еще недостаточно замерзшего, чтобы выдержать нас. Обход этого озера стоил нам двух лишних миль, но и затем мы были вынуждены идти по каше из насыщенного водой снега, которая окружала озеро по обеим его сторонам.

Вскоре после полуночи снежная поверхность сделалась твердой и грубозернистой, с небольшими отдельными участками снега, похожего по чистоте и белизне на мрамор – последствиями последнего шторма.

Позже мы встречали места, покрытые блестящим снегом такой твердости, что даже гвозди нашей обуви и стальные подрезы саней едва оставляли след. Свирепый утренний ветер заставил нас остановиться на высоте 4100 футов над уровнем моря. Вся поверхность внутреннего льда, насколько мы могли видеть, сверкала и блестела в утреннем солнце с ослепительной яркостью, которую просто невозможно описать.

Мы помнили по прошлой остановке, что невозможно спать при сильном блеске солнца и под порывами ветра, и с помощью имевшихся у нас материалов построили грубую хижину, вырезая снежные камни длинной, узкой пилой и складывая низкую стену вокруг трех сторон прямоугольника, на которой разостлали прорезиненные одеяла и прикрыли их санями.