По дикому Курдистану

Хорошее в человеке никогда нельзя полностью задушить, и даже самый дикий человек уважает чужестранца, если тот уважает его. Конечно, всюду есть исключения из правил. Но кто сеет любовь, тот и пожнет любовь, будь то у эскимосов или папуасов. Правда, на моей коже осталось немало всяческих шрамов и царапин; без этого тоже не обходилось, но только потому, что даже самый вежливый подмастерье должен смириться с иным острым словцом, а порой и со злой пощечиной, которые независимо от его действий выпадают на его долю.

Я же все-таки пионер западной цивилизации, христианства! Я не веду себя по отношению к моим далеким братьям уничижительно. Мои братья такие же дети Господни, как и мы, гордые эгоисты; я не презираю моих братьев за их другую культуру, за их малые начинания в этой области; я, наоборот, стараюсь ценить все это, – ведь не может же один сын Господень быть таким же, как и другой, и не с помощью заносчивости, а только с самоотверженностью можно нести в люди священное слово, которое «проповедует мир и сулит благословение». Это же слово пошло не от какого-то там Ксеркса, Александра, Цезаря или Наполеона, а от того, кто родился в яслях, от нищеты своей питался колосьями и не ведал, куда ему приклонить голову, чья первая проповедь звучала так: «Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное».

Прошло уже больше часа, а я сидел все еще один и уже опасался, что с моими спутниками случилось какое-нибудь несчастье. Раздумывая над тем, пойти или не пойти мне в пещеру, я услышал шаги.

Я поднялся. Мне сразу бросилось в глаза, что с раиса сняли путы.

– Эмир, тебе пришлось, однако, долгонько ждать нас! – улыбнулся мелек.

– Я уже стал о вас беспокоиться, – отвечал я, – и, не появись вы еще некоторое время, пошел бы за вами.

– Этого уже не нужно делать. Господин, мы видели Рух-и-кульяна и даже говорили с ним.

– Вы узнали его?

– Естественно. Это была… Лучше скажи первым ты, кто это был!

– Мара Дуриме.

– Да, эмир. Кто бы мог подумать!

– Я! Я уже давно об этом догадывался. Что вы с ним обсуждали?

– Это останется секретом. Господи, эта женщина – знаменитая царица, и то, что она нам сказала, смирило наши сердца. Бервари будут нашими гостями и покинут затем Лизан как наши друзья.

– Правда? – воскликнул я, приятно удивленный.

– Да, это так, – отвечал бей Гумри. – И ты знаешь, кому мы всем этим обязаны?

– Пещерному духу.

– Да. Но прежде всего тебе, эмир. Старая царица приказала нам быть твоими друзьями, хотя мы и прежде ими были. Останься в нашей стране как наш брат и как мой брат!

– Благодарю тебя! Но я люблю страну моих отцов и хотел бы мирно почить когда-нибудь на своей родине. Однако я с моими друзьями останусь у вас столько, сколько это мне позволяет время. А Мара Дуриме и дальше будет исполнять роль духа?

– Да, и никто, кроме нас, не будет знать, что дух – это она. Мы поклялись молчать об этом до тех пор, пока она не умрет. Ты тоже не станешь разглашать эту тайну, эмир?

– Конечно, я не скажу это никому!

– Она посетит тебя еще раз завтра после полудня, когда ты будешь гостить в моем доме. Она тебя любит как родного сына или внука, – заметил мелек. – Ну а теперь пошли.

– А что касается халдеев, которых созвал Неджир-бей? – спросил я быстро.

Я хотел уйти от пещеры, будучи полностью уверенным в успехе моего замысла.

Тут раис подошел ко мне и протянул мне руку.

– Господин, будь и моим другом и братом, а также, если сможешь, прости меня! Я был на неправильной дороге и хочу теперь исправиться. Сначала я верну тебе все, что отнял у тебя, и тотчас же пойду к своим людям, туда, где они собрались и ждут меня, чтобы сказать им, что наступил мир.

– Неджир-бей, возьми мою руку, я охотно тебя прощаю! Но знаешь ли ты, кто освободил меня из плена?

– Знаю. Мне рассказала об этом Мара Дуриме. Это были Мадана и Ингджа. А потом Ингджа, моя дочь, отвела тебя к Рух-и-кульяну.

– Ты зол на них?

– Я рассердился бы на них и сурово наказал бы, но слова духа усмирили мой несправедливый гнев, и я понял, что обе женщины поступили правильно. Разреши мне, чтобы и я смог тебя посетить!

– Я прошу тебя об этом. А теперь, братья, нам надо идти. Мои спутники, наверное, уже изволновались из-за меня.

Мы покинули таинственное место, вскарабкались вверх по склону и вскоре появились перед англичанином и Халефом. Они и в самом деле беспокоились.

– Почему же вы это были так долго, мистер? – подбежал ко мне Линдсей. – Я уже собирался отправиться убивать этого пещерного духа.

– Вот, как вы видите, чудеса героизма вовсе не понадобились.

– А что же было там, в пещере?

– Потом, потом, сейчас нам надо срочно отправляться в путь.

Неожиданно Халеф взял меня под руку.

– Сиди, – прошептал он мне на ухо, – раис больше не связан!

– Его освободил от пут пещерный дух.

– Тогда этот Рух-и-кульян весьма беспечный дух. Послушай, сиди, нам нужно опять его связать!

– Нет, он попросил у меня прощения, и я его простил.

– Сиди, ты еще беспечней, чем дух! Но я буду умнее, я, хаджи Халеф Омар, не прощу его!

– Тебе не в чем его прощать.

– Мне? И не в чем? – вскричал он удивленно.

– А чем он провинился перед тобой?

– Я являюсь твоим другом и охранником, а он покусился на тебя. Это гораздо страшнее и подлее, чем если бы он меня самого взял в плен. Если я должен его простить, то пускай тогда он и у меня просит прощения. Я не турок, не курд и не трусливый насара, я – араб, который не даст в обиду своего сиди. Скажи ему это!

– Потом, когда мне представится такая возможность. А теперь влезай на лошадь! Ты же видишь, что все остальные уже верхом.

Мелек зажег новые факелы, и мы пустились в обратный путь. Теперь в отличие от нашего пути к пещере мы не были столь молчаливы. Только я один не участвовал в разговоре. Линдсей и Халеф пытались общаться на примитивнейшем английском, вкрапляя арабские словечки, а трое курдов – на их живом, родном языке, для меня почти непонятном.

Наше приключение породило во мне немало разных мыслей. В чем состояла власть, которой обладает Мара Дуриме и благодаря которой она предотвратила целую войну? То обстоятельство, что она была когда-то повелительницей, могло и не иметь здесь решающего значения.

Для того чтобы примирить за такое короткое время двух противников, которые столь резко разнятся по своему происхождению и вере, нужно было что-то еще, необыкновенное. И еще более невообразимо было то, что она смогла так быстро превратить дикого, несдержанного Неджир-бея в приветливого, кроткого, почти как ягненок, человека. Видимо, мне не доведется всего этого узнать, это так и останется тайной бея, мелека и раиса!

Другой бы человек хвалился тем, что имеет такое влияние на людей, такую власть над ними. Мара Дуриме была не только таинственным человеком, но и обладала, конечно же, незаурядным, выдающимся характером. Вот великолепный сюжет для человека, рыщущего по белу свету в поисках интересного предмета для описания! Сознаюсь со стыдом, что мне было бы гораздо интереснее вникнуть в глубины этой тайны, чем разбираться во всех этих конфликтах.