По дороге в легенду

Алессьер

Дети – цветы жизни. Но только когда они растут в чужом саду.

Популярное у людей высказывание

Меня разбудило неприятное ощущение от придавленной чем-то горячим руки, которая уже начала затекать. Я машинально высвободилась, чувствуя, как кончики пальцев покалывают противные иголочки, и только тогда соизволила открыть глаза и окончательно проснуться.

И осознать, что под тонким походным одеялом я сплю мало того что не одна, так еще и обнаженной, прижавшись спиной к чьему-то горячему животу. Сердце ухнуло куда-то вниз, когда я резко откинула в сторону одеяло и увидела смуглую семипалую руку, ненавязчиво лежащую на моей талии. Гадать, кто же грел меня весь день вплоть до ночных сумерек, не пришлось. Первый вопрос – как это все произошло?! Память молчала, как пленный орк, подкидывая мне малопонятные обрывки воспоминаний, состоявших из ощущения удушья, скользкого змеиного тела и истошного ржания наймара.

«Тебе напомнить?» – как-то непривычно робко спросил браслет.

Я только кивнула, боясь лишний раз пошевелиться, иначе с трудом сдерживаемое спокойствие прервется и д’эссайну не поздоровится, несмотря ни на что. Какая все-таки радость, что Фэй может работать моей так называемой съемной памятью, восполняя нужные пробелы, потому что ситуация несколько прояснилась. Из-за речного змея мне пришлось вогнать себя в состояние берсерка – так обычно называли люди тех, кто рвется в бой, не осознавая собственных ран и не деля окружающих на друзей и врагов. У Танцующих такое состояние ума и тела тщательно культивировалось, это помогало нам выжить в таких боях, в которых уцелеть сложно было бы даже вампирам и д’эссайнам. Когда тело и разум превращаются в машину, созданную для боя на пределе возможностей, с одной целью – выжить.

Интересно, а почему я не убила Джера, а всего лишь переспала с ним?

«Вынужден сознаться, но это моя работа,– тихо и как-то очень серьезно пробормотал Фэй.– Пришлось перенаправить твое сознание, иначе ты попыталась бы убить Джерайна, и, учитывая твое состояние тогда, вы оба могли сильно пострадать. Допустить такое я не имел права».

Фэй, развивай мысль дальше, не то тебе тоже достанется.

«А потом пришлось немного поработать с функциями твоего организма, чтобы заставить тебя погрузиться в глубокий сон на несколько часов – все же такое резкое переключение режимов теоретически могло отрицательно сказаться на твоем здоровье».

Теперь понятно, почему уже вечер.

Я посмотрела на небо и мысленно поправила себя: нет, уже ночь. В конце концов, если отодвинуть в сторону тот факт, что из проведенного в плотских утехах с д’эссайном времени я не помнила ровным счетом ничего – разве что сам факт свершившегося, то Фэй прав. Выбрав из двух зол меньшее, он сохранил жизнь нам обоим. А все остальное я переживу.

Дыхание Джерайна за спиной на миг сбилось – он проснулся, и д’эссайн ровным, спокойным голосом, каким обычно разговаривают со слегка сбрендившими крайнами, спросил:

– Лесс... ты в порядке?

– Почти.

Я аккуратно – спокойствие, только спокойствие – сняла его руку со своей талии и поднялась с довольно жесткого ложа, начиная неторопливо одеваться. В сторону приподнявшегося на локте д’эссайна я даже не смотрела.

– Я рад, что тебе уже лучше. Правда рад.

Похоже, он тоже начал одеваться. Совсем здорово – оба старательно делаем вид, что ничего не случилось. Ну ладно я, у меня временный провал в памяти, я даже не могу с уверенностью сказать, понравилось мне или нет, но он-то...

– Вот и хорошо, что мы оба настолько рады,– едко отозвалась я в ответ, оглядываясь в поисках квэлей и с удивлением натыкаясь взглядом на разрезанную пополам рубашку Джера.– Кто тебя так? И главное когда?

К моему изумлению, он улыбнулся с несколько странным выражением на лице – не то счастливым, не то смущенным, не то испуганным... Вот те на, не думала, что мимика д’эссайнов способна отражать такие эмоции.

– Ты. Когда сочла, что этот предмет моей одежды тебе слишком мешает.

– Я?! – Мне пришлось сесть. Я озадаченно потерла лоб.– Похоже, даже к лучшему, что я практически ничего не помню из процесса. Так что живи, д’эссайн. Рекомендую тебе тоже поскорее обо всем забыть.

«Я бы не был столь уверен. К сожалению, у Джерайна слишком хорошая память».

Придется, если жить хочет.

Он сочувственно посмотрел на меня.

– И почему ты рекомендуешь мне забыть это как можно быстрее? Ты считаешь, что то, чего ты не видишь, не существует? Или как? – Он стряхнул с плеч остатки рубашки.– Полагаешь лучшим для себя ничего не знать, Лесс?

– Нет, просто повторения не будет, вот и все. А я знаю достаточно, чтобы понимать, что не хочу осложнять наши и без того очень непростые отношения. Я провожу тебя до сидхийской границы, и там наши пути разойдутся раз и навсегда.– Я пожала плечами, оттирая квэли от засохшей крови. Чистить лезвия оказалось занятием почти приятным, по крайней мере, была возможность сосредоточиться на чем-то, кроме сложившейся ситуации.– Все, что я подзабыла, напомнит мне Фэй. Так в чем проблема?

– Тогда я тем более буду помнить.– Джер впервые за вечер «осчастливил» меня своей наглой ухмылкой.– И забывать не намерен.– Он полез к себе в сумку и выудил чистую рубашку, которую накинул на плечи.– Только вчера из боя ты не бежала...

Я моментально оказалась на ногах и сделала то, чего мне давно хотелось сделать,– от всей души дала Джерайну по морде. По наглой, ухмыляющейся д’эссайновской морде. Почти не сдерживаясь, отчего у меня заныл кулак, а на костяшках пальцев осталась темная кровь. Он отшатнулся, машинально касаясь разбитых губ. А я только ухмыльнулась, оскалив зубы. Молча, не говоря ни слова.

Он посерьезнел почти сразу, но даже не попытался стереть сбегающую по подбородку кровь, а уставился зачем-то в мои глаза. Видимо удовлетворившись увиденным, он выпрямился и сказал совершенно спокойным тоном:

– Рефлексы в норме, высшая нервная деятельность не пострадала, физиология... похоже, тоже в норме. Поздравляю, Лесс, ты действительно в порядке.– Это походило на насмешку, но на этот раз на лице Джерайна не было и тени улыбки.– По крайней мере настолько, насколько я могу об этом судить. Прости, но я действительно за тебя волновался.

– До или после постельных утех? – поинтересовалась я, пряча оскал и выпрямляясь.– Ладно, можешь не отвечать.

«Зря ты так с ним, он этого не заслужил».

Знаю. Просто если честно, то я слишком злюсь. На него, на себя. Хотя на себя все-таки сильнее.

«Не буду уточнять почему».

И не надо.

– Джер,– позвала я негромко, забрасывая квэли в ножны и не оборачиваясь к д’эссайну,– скажи, а оно хоть того стоило?

– Все время,– ответил он, несмотря на то что вопрос был риторическим, после чего подошел ко мне и, остановившись в шаге за моей спиной, ответил и на второй вопрос: – Ты когда-нибудь любовалась огнем? Тем, как пляшут языки пламени и вместе с ними танцуют тени, отбрасываемые пламенем? Тем, что бесконечно красиво, но вместе с тем недосягаемо – поскольку жар опаляет. Жар убивает – если его слишком много. Пламя не погладишь, не приласкаешь. Пламени не коснешься без боли... И даже исключения подтверждают правило – ведь сегодня я в который раз пожалел о том, что пламени невозможно коснуться...

Я обернулась, вглядываясь в донельзя серьезные глаза цвета сочного рубина, невольно подумав о том, как красиво они отражали бы пламя костра, сейчас подернувшегося белесым пеплом и едва мерцавшего алыми огоньками углей. Ночь уже спустилась на землю, окутывая лес густыми сумерками. На небе – ни единой звездочки, похоже, что оно основательно затянуто тучами, значит, скоро нас может залить дождем. Тем более есть повод, чтобы развести костер пожарче сейчас.

Обогнув д’эссайна, я принялась подкладывать ветки на еще горячие угли и, использовав Фэя как зажигательный амулет, развела костер, следя за тем, чтобы волосы не соскользнули в пламя. Зачем-то негромко сообщила: