По дороге в Рай… Константин Кинчев. Жизнь и творчество. Стихи. Документы. Публикации

Когда он ездил "в гости" в свой старый дом, где жил в школьные годы, жена его говорила:

–  Ну, это все! Это теперь дня на три. А то и на пять.

Истинность этих слов подтверждаю. Я помню, как однажды в свою бытность в Москве надо было по очень важному делу вытащить Кинчева из компании школьных друзей. Причем речь шла о деле жизненно важном именно для Кости. Во времена его войны с ленинградской милицией (об этом речь дальше) нужно было срочно устроить его на работу, чтобы он не числился "тунеядцем". И вот человек, который хотел ему в этом помочь и которому нужно было, чтобы Костя подписал соответствующие документы о приеме на работу, отдал свою трудовую книжку и т.д., этот человек затратил невероятное количество энергии и сил на то, чтобы оторвать Кинчева от его школьной компании. это был тринадцатый подвиг Геракла.

Как-то зашел разговор о Костиных фанатах. Да и вообще о новом поколении. Я, помнится, брюзжала по поводу того, что отсутствие тяги к знаниям и культуре едва ли не самая яркая черта сегодняшних шестнадцатилетних.

–  Да чего, Нин, я такой же был. В хоккей играл да дрался. Потом, когда подрос, все больше насчет девчонок…

Тем не менее ему как-то удалось совместить в себе "хоккей", "девчонок" и любовь к дракам с большой любовью к книге, к слову.

На этом мы однажды и сошлись.

***

В течение сезона 85-86 года мы довольно часто встречались в ЛМДСТ и почти всегда спорили. Для споров были две непреходящие темы: творчество "Аквариума" и отношение к христианству. Я Кинчева тогда считала путаником, была уверена, что он, так сказать, адаптирует слово Божие "под себя". Помню, в буфете ЛМДСТ, когда мы сидели за кофе, он выложил на стол книжку в черном переплете. Это были апокрифы.

–  Вот он что говорил!
– И ткнул пальцем в строку.

–  "Я ем и меня едят", - прочитала я указанное место.
– Ну и что?

–  А то… Смиренник… - И рассмеялся.

–  Костя, но ведь тут все дело в синтаксисе. Синтаксис был другой. Говоря современным языком, это означает: "Если я ем, то тогда и меня едят". То есть по принципу "что посеешь, то и пожнешь".

Но для него тогда (да и сейчас) Христос не был агнцем. Спустя много месяцев мы смотрели с ним как-то "Иисус Христос - суперзвезда" по видео. И вот когда началась сцена изгнания торгующих из храма - одна из лучших в фильме, - он вдруг произнес то же самое слово: "Смиренник… А?" - и так же одобрительно засмеялся.

В те первые недели нашего общения он часто говорил о том, что Христос предпочитал общество блудниц и мытарей. Мне все казалось, что это попытки оправдать себя, свою неприкаянность, полубродячий образ жизни, для которого вроде бы и не было оснований: есть квартира в Москве, жена, есть образование, профессия. И человек вдруг на все это плюет и живет все время в чужом городе, по чужим углам. Теперь я понимаю, что не стремление оправдаться, а желание объяснить важные для себя вещи руководило им в этих наших спорах. Он тогда начал резко взрослеть. Не по поступкам даже сужу, а по тем песням, которые о начал писать.

Что же касается "Аквариума", отношения к нему, а вернее, к БГ - это особа тема. В рокерских кругах тогда немало говорили об обозначившемся будто бы соперничестве Кинчева и Гребенщикова, о творческом состязании, что ли. В этом есть доля истины. У Боба в 1985 году не только в Питере, но и в стране не было серьезных конкурентов. "Машина времени" после перехода на профессиональную сцену в глазах всегда непримиримых даже к тени благополучия фанов слегка потускнела. Цой еще не встал в полный рост, хотя и был уже одной из значительных фигур в рок-движении. Звезда Майка Науменко начинала закатываться. В Питере было много хороших групп, но "Аквариум" выпадал из обоймы, реял где-то в горних высях над всеми. И тут появился Кинчев. Теперь, может быть, немногие помнят Костину песню тех пет "Мы держим путь в сторону леса". Впоследствии он подтвердил, что посвящена она была именно Гребенщикову. В ней отношение Кинчева к БГ высказано вполне определенно:

Ты веришь запаху трав, Я - стуку в дверь. Но разве важно, кем были мы И кто мы теперь? Ведь в этой игре решать не нам, И не нам назначать масть, Но, мне кажется, стоит встать, Даже если придется упасть. Ты ночуешь в цветном гамаке, Моя кровать - пол. И мне безразлично, кто из нас отдаст пас И кто забьет гол. Ведь в поисках темы для новых строк Можно пробовать тысячи слов. Но если ты слеп, не стоит идти - Ты разобьешь лоб. Мы держим путь в сторону леса, Мы видим снег скал. И нам ни к чему ветер песен, Которые мы оставили вам, Покидая вокзал. Твой символ - роза ветров, Мой - ржавый гвоздь, Но, ради Бога, давай не выяснять, Кто из нас гость. Ведь мы с тобой решаем кроссворд, К которому знаем ответ. Ты только вспомни, какой шел дождь, А сейчас дождя нет. От линии стужи навстречу теплу Мы бредем, держась за края, И нам все сложнее смотреть вверх И просить у неба огня. И хотя у нас с тобой разный стиль И разный цвет глаз, Мы идем тропой восходящего дня, И утро смотрит на нас. Мы держим путь в сторону леса.

Эта песня - обращение к брату. Помните у Вознесенского: "пошли мне, Господь, второго, чтоб вытянул петь со мной…" Творца может оценить по-настоящему только творец. У любого художника всегда в душе живет тоска по пониманию - не слов, жестов, поступков, а созданного им. Ему необходима оценка равного. Не пылкие восторги и преклонение невзыскательных поклонников, а оценка равного. Кинчев никогда не смотрел на БГ как на "отца русского рока" и "учителя", нет. И вряд ли отдавал себе отчет в том, чего именно ждет от Боба. Но мне кажется, что он искал именно признания, понимания. Песня-то о том, что идеалы у них одни и те же, каким бы разным на первый взгляд ни было их творчество.

Вроде бы они и не ссорились. Правда, Костя рассказывал мне, что когда начинался его питерский период, он однажды пришел к Бобу домой.

–  С бутылкой, как водится, чтоб все по-людски…

Но пообщаться им не удалось. Жена Бориса, женщина эксцентричная, попросту выгнала Константина. На нее Кинчев не обиделся - "что взять с вздорной бабы?" А то, что БГ в этой ситуации повел себя не по-мужски, конечно, его задело.

–  По-мужски - это как?
– спросила я.

–  Ну, треснул бы кулаком по столу, что ли…

Но несмотря на этот случай, я не помню, чтобы Кинчев когда-либо злословил по поводу Боба. Естественно, все мы обменивались впечатлениями о концертах, о новых песнях того или иного музыканта или группы. И Константин никогда не кривил душой и говорил все, что думал, в том числе и о песнях Бориса. Иногда звучали далеко не комплименты. Но это всегда была критика с позиций художественных. В ней никогда не проскальзывал даже намек на мстительность, злобу или что-либо в этом роде.

Боб тоже посвятил Кинчеву песню. То есть он не декларировал, что песня написана именно в связи с Константином. Но это поняли все.

Однажды по каким-то делам зашел Борис, и я показала ему текст "Мы держим путь в сторону леса". Он прочитал его и сказал: "Угу". Потом, после того, как Кинчев впервые спел в рок-клубе знаменитую теперь песню "Мы вместе", Боб пришел ко мне на работу уже с текстом.

–  Залитуешь?
– И он протянул мне свое новое сочинение. Называлось оно "Быть вместе":

Я хочу сказать тебе: здравствуй, но где ты? Дать тебе руку, но рука проходит словно сквозь дым, Разжечь пламя, но что в тебе может гореть, Разделить с тобой кровь, но кровь нужна только живым. А твоим картонным героям, у которых нет тени, Бесплотным женщинам, которые вянут весной… Ты доволен, что движешься, тебе наплевать на то, кто тобой движет. Ты поешь на чужом языке - * ты боишься знать свой… Но помни - мы могли бы быть вместе, Мы могли бы быть вместе, Если бы ты мог быть. Ты имеешь змею, в которой нет яда, Решения, чтобы никто не задал вопрос, Свадьбу, на которой нет ни мужчин, ни женщин, Ритуал, в котором нет слез. А мы могли бы быть вместе - Если бы ты мог быть.