По дороге в вечность

На всякий случай придвигаю к кровати мусорное ведро. Потом иду в ванную, холодной водой смачиваю тряпку, отжимаю и возвращаюсь. Хочу стереть пот с лица и щек Кэмрин, но она уже вовсю дрыхнет.

* * *

Просыпаюсь рано и с удивлением вижу, что Кэмрин тоже не спит.

– Доброе утро, детка, – почти шепотом говорю я.

Она лежит лицом ко мне, прижавшись щекой к подушке. Синие глаза смотрят тепло и нежно. В них ни усталости, ни следов похмелья.

– Что тебя разбудило в такую рань? – спрашиваю я, гладя ей щеку.

– Сама не знаю. Меня это тоже малость удивляет.

– А как ты себя чувствуешь?

– Отлично.

Притягиваю ее к себе. Наши голые ноги переплетаются. Она водит пальцем по моей груди. Прикосновение легкое, но у меня от него ползут мурашки.

Разглядываю ее глаза и рот. Мои пальцы движутся вслед за взглядом. До чего же она красива. Просто бесподобна. Кэмрин берет мои пальцы и целует по одному, потом прижимается еще крепче. В ней что-то изменилось.

– Ты действительно хорошо себя чувствуешь?

Она нежно улыбается и кивает. Потом приникает к моим губам. Ее соски затвердели. К тому времени, когда ее рука обхватывает мой член, он уже на взводе. Кэмрин облизывает мне нижнюю губу, проводит языком по моему языку. Я властно обнимаю ее. Прижимаюсь к ней, наслаждаясь мягкостью ее кожи. Внизу у нее уже мокро; я это чувствую сквозь тонкие трусики. Не отрываясь от ее губ, просовываю руку вниз и стаскиваю с нее эту ненужную деталь одежды. И сейчас же мой напрягшийся член прижимается к ее теплому влагалищу.

Меняю позу, оказываюсь сверху и смотрю в ее глаза. Молча. Я не говорю, что она вся «течет» и не заставляю ее глядеть на меня. Ничего не требую от нее: ни словами, ни взглядом. Просто смотрю ей в глаза и знаю: сейчас такой момент, когда слова не нужны.

Нежно целую ее в губы, в уголки рта, в щеку. Раздвигаю ей губы языком, снова ее целую, еще нежнее. Одновременно вожу членом по влагалищу. Ее бедра подаются ко мне. Я чувствую: Кэмрин хочет, чтобы я поскорее вошел в нее. Сейчас я не дразню ее. Она хочет меня, ей это нужно. Вхожу в нее, совсем неглубоко, и продолжаю наблюдать за ее лицом. Ее ресницы подрагивают, губы расходятся. Вхожу еще глубже. У нее дрожат ноги. Я снова ее целую и вталкиваю член на всю глубину. Остаюсь в ней и наслаждаюсь дрожанием ее тела и рук, цепляющихся за меня. Ее ногти впиваются мне в кожу.

Качая бедрами, толкаю член сильнее, еще сильнее. Наши тела покрываются тонким слоем пота. Мне хочется слизать пот с ее тела, но я не останавливаюсь. Не могу остановиться…

Потом я приподнимаюсь сам, приподнимаю ее ногу и держу снизу, под коленом. Это позволяет мне войти в Кэмрин еще глубже. Мои толчки усиливаются. Тело Кэмрин сотрясается. Она выкрикивает мое имя. Цепляется за мою грудь, но потом быстро отводит руки и закидывает за голову. Жадно смотрю, как трясутся ее груди, и это подхлестывает мое желание. Склоняюсь и ртом ловлю ее соски, впиваясь в них зубами.

Перед глазами появляется пелена. Кэмрин громко стонет и начинает поскуливать. Эти звуки сводят меня с ума. Я отпускаю ее бедро. Наши тела снова смыкаются. Ее соски упираются мне в грудь, а пальцы сцепляются у меня на спине. Кэмрин качает бедрами. Наши губы соединяются в безумном поцелуе. Чем ближе мой оргазм, тем неистовее становятся поцелуи. По моему телу проходит судорога. С губ, прижатых к ее губам, срывается стон. Толчки теряют силу и превращаются в вялое покачивание. Кэмрин закусывает мою нижнюю губу. Я нежно целую ее и продолжаю толкать член, пока он не выплескивает все.

Валюсь ей на грудь. Сердце постепенно возвращается к привычному ритму. Кровь приливает к пальцам рук и ног и стучит в висках. Прижимаюсь к ложбинке между ее грудей. Дышу ртом, дыхание все еще неровное. Ее пальцы теребят мои мокрые от пота волосы.

Мы лежим так целое утро, не произнеся ни слова.

Глава 31

Не помню, когда я успел заснуть. Но я действительно спал. Открываю глаза. Часы на ночном столике показывают десять минут двенадцатого. Я вдруг ощущаю свою наготу, и не потому, что на мне нет одежды, а потому, что рядом нет Кэмрин.

Она сидит на подоконнике, в шортах и футболке, но без лифчика. Разглядывает вид из окна.

– Думаю, нам пора уезжать, – говорит Кэмрин, отрываясь от ярких красок новоорлеанского пейзажа.

Я не сразу врубаюсь в ее слова. Может, мне послышалось. Сажусь на постели, прикрыв низ простыней.

– Ты хочешь уехать из Нового Орлеана? – переспрашиваю я. – Но не ты ли говорила, что в прошлый раз мы уехали слишком рано?

– Да, – отвечает Кэмрин, не поворачиваясь ко мне. – В прошлый раз мы уехали слишком рано. Но нам незачем задерживаться здесь, чтобы исправить эту оплошность.

– Почему тебе захотелось уехать? Мы не пробыли здесь и суток.

Кэмрин поворачивается ко мне. Даже не понять, чего больше в ее глазах: решимости или эмоций. Возможно, я опять наблюдаю некий «микс». Она молчит. Я жду.

– Эндрю, может, я говорю жуткие глупости, но мне почему-то кажется, что, если мы здесь останемся, я…

Встаю, надеваю поднятые с пола трусы.

– И что тогда будет? – спрашиваю я, подходя к ней.

– Я думаю… вчера, когда мы сюда приехали, у меня все мысли были только о прошлогоднем июле. Я ловила себя на том, что все время пытаюсь заново пережить все тогдашние события.

– Но ты же понимаешь: никакое событие нельзя пережить дважды, – говорю я, не понимая, к чему она клонит.

– Да. – Она чуть заметно кивает. – Просто само это место – такой значимый пласт воспоминаний… Эндрю, я сама не понимаю, какую чушь несу.

Теперь на ее лице полная растерянность.

Я пододвигаю кресло к окну и сажусь в него, зажав руки между коленями. Начинаю что-то говорить, пытаясь расширить ее объяснения, но Кэмрин машет рукой, и я замолкаю.

– Наверное, нам вообще не стоило сюда приезжать, – говорит она.

Я ожидал услышать что угодно, только не это.

– Но почему?

Кэмрин упирается ладонями в подоконник. Ее плечи застывают, а спина горбится. Постепенно с ее лица уходит и растерянность, и неуверенность. Кажется, она начинает понимать свое состояние.

– Если что-то произошло, потом можно пытаться воссоздать это событие до мельчайших деталей, и все равно оно не будет таким, каким было в первый раз. – Она задумчиво оглядывает пространство номера. – В детстве мы с Коулом любили играть в лесочке. Тогда мы жили в другом доме, и лесочек начинался буквально за калиткой… Это самые яркие из моих детских воспоминаний. И наверное, самые лучшие… Мы с Коулом даже построили дом на дереве. Конечно, не настоящий дом. Так, несколько досок, которые он прибил к двум крепким ветвям. Но это был наш дом, и мы им гордились. После уроков мы обязательно бежали в лесок, к тому дому. – Ее лицо озаряется воспоминаниями. Кэмрин улыбается, но улыбка довольно скоро гаснет. – Потом мы перебрались туда, где мама живет и сейчас. Я часто вспоминала лесок, наш дом и веселую пору. Я дорожила этими воспоминаниями и иногда так глубоко погружалась в них, что почти ощущала то место. Мне казалось, я испытываю те же чувства, что и в детстве. – Кэмрин замолкает, подносит руку к груди и растопыривает пальцы. – А однажды я решила там побывать, – продолжает она. – Меня замучила ностальгия. Вот я и подумала: навещу то место. Постою под деревом, на котором был наш дом, посижу на земле, посмотрю, не торчит ли где прутик, надломанный особым образом. Так мы с Коулом помечали тайники, где оставляли друг другу послания… И знаешь, Эндрю, все оказалось по-другому.