По карьерной лестнице – в наложницы?..

А я свои локоны перекрашивать не стала, хотя шеф и пытался первое время посягнуть на святое. Но должны же быть у меня хоть какие-то границы. К тому же я подкупила его зама пачкой дорогого бао, чтобы он напел ему, что для рекламщика крайне полезно обладал креативной внешностью. Собственно это было правдой, но у старых чудаков свои представления. На длину ниже пояса тоже было совершено пару покушений, но и в этом вопросе я была категорична.

А я хороша. Необычные волосы, такие пышные и волнистые, аккуратный маленький носик, большие ярко-синие глаза, пухлые губы, улыбка — выставочный образец для стоматолога. Не коринианского, разумеется. Фигурка отличная. Моделью мешает стать только не особенно высокий рост и излишняя бледность. С моим ярким цветом волос пошел бы лёгкий загар. Хотя сейчас каких только моделей нет, индустрия расширяет границы. По крайней мере — на нашей планете.

Внезапно заигравшая танцевальная мелодия заставила меня подпрыгнуть на месте. Роксана меланхолично сообщила, кто звонит мне в столь поздний час и спросила разрешения ответить. Я дала добро, даже не накинув халатик.

Посреди комнаты возникла голограмма — Елька сидела на коленях у темнокожего парня. Оба они разместились на лежаке. А вокруг, судя по всему, было солнечно. Ну да, на Нигоре ведь сейчас раннее утро.

— С днем рождения, моя сладкая карамелька! Мы сейчас поднимаем за тебя коктейли, я обещаю оторваться за нас двоих!

— Как ты умудрилась так рано встать? — усмехнулась я.

— Да я и не ложилась! — беззаботно отозвалась подруга. — Ммм… Мой подарочек тебе очень идёт, правда, Нунг?

Темнокожий юноша одобрительно прицокнул языком. Треш! Я забыла, что я в одном боди сейчас и заметалась по комнате в поисках халата.

— Сзади тоже очень ничего! И когда ты в своем плотном рабочем графике находишь время на спортзал?

— Рокс, где мой халат? — рявкнула вконец раздосадованная я.

— Где бросила, там и лежит, — огрызнулась та.

— Ну вот, мне уже и искусственный интеллект хамит!

— Я же тебе говорила, что твоя работа снижает самооценку, а остальные чувствуют кровь и нападают, — назидательным тоном вещала подруга, устраиваясь поудобнее и рисуя узоры на мускулистой груди Нунга. — Кстати, как там старый маразматик Мелоун? Все ещё пьет ослиную мочу?

— Да, но в осла до сих пор не превратился. Если только в фигурально смысле. Но он всегда им был, — кисло ответила я, прекращая попытки найти халат и устало опускаясь на диван.

— Серьезно, Дэми, что-то ты бледнее обычного, — подруга скорчила недовольную рожицу. — Это уже не смешно. У тебя не работа, а натуральное рабство. Неужели ты об этом мечтала?!

— Я вообще не мечтала работать, — фыркнула я. — Может быть, меня удочерили. Данир вот родился в мантии и парике.

— Твой братец родился с кочергой в заднице. Если вообще родился, ваша кухарка Джастина иногда говорила мне, что такие маленькие зануды вылупляются из яиц птеродактилей. Доставалось ей от него, бедняге, хорошо, что хоть сейчас вздохнула спокойно, когда он съехал, — сочувственно отметила Елька. — А помнишь, как он за мной ухаживал. Приглашал в публичную библиотеку на свидание. А я всё думала — он мне намекает на что-то словом «публичная»? Оказалось, это реально название заведения, я ведь пошла ради любопытства. Я ему: «Данирчик, а посоветуй мне книгу, которая сделала наш мир лучше». Он мне уголовный кодекс притащил. Ха-ха! Я его ради смеха тогда сперла из библиотеки и до сих пор храню. Всё-таки это было мило и забавно… Кстати, родители и брат тебя поздравили?

— Разумеется, чётко в конце рабочего дня засыпали меня заранее записанными видео-обращениями. Очень трогательно.

— Да ладно, ты ведь знаешь, что они всегда были скуповаты на эмоции. Будешь столько работать, превратишься в такую же сухариху. Ты ведь ходила в спа-салон? Как тебе преподаватель по исокану? Очень опытная, правда же? И занятия так расслабляют, верно?

Я промычала что-то, что при наличии определенной фантазии можно было принять за согласие. У подружки она имелась в избытке, поэтому она вдохновенно продолжила:

— Я уже пару лет занимаюсь, тело стало таким расслабленным, исчезли все зажимы, освоила несколько новых сложных поз для постельных игр, я супер гибкая сейчас. Показать?

Она с готовностью привстала с колен Нунга.

— Как-нибудь в другой раз, а то, боюсь, наш с тобой канал связи заблокируют ещё.

— Кто заблокирует? Да я и сама с удовольствием посмотрю! — влезла Роксана.

— Бери отпуск и пригоняй сюда, зажжём, как когда ты была молодая и безработная. Я-то до сих пор такая! Ну почти, — подначивала подруга.

— У нас отпуска расписываются в начале года. Мы обязаны брать две недели, потом неделю и затем по дням, но выходные обязательно включать в отпуск, — кисло поведала я.

— Это же прямое нарушение трудового законодательства!

— Ой, расскажи это Мелоуну!

— Чего ты вообще тратишь на него время! Если полно рекламных агентств без токсичных руководителей.

— Давай не будем снова начинать этот разговор!

— Хорошо! Я надеюсь, что провидение даст тебе знак, и ты свалишь из этого ужасного места, где, по моему скромному мнению, просто пьют из сотрудников кровь!

Я решила как-нибудь дипломатично завершить беседу.

— Пока! Хорошо тебе отдохнуть! Рада была познакомиться, Нунг!

Парень царственно кивнул, и голограмма пропала.

И снова я одна. Зато еще пара лет (или циклов?) и стану куратором более важных проектов. Мне ведь уже доверили практически самостоятельную работу. Если не запорю этот контракт с коринианцами — повышение у меня почти в кармане.

Честно говоря, я и сама не понимала, зачем мне всё это. Может быть, во мне больше от моих родителей, чем я думаю? Почему свои лучшие циклы и годы я трачу на то, чтобы просиживать задницу в офисе и впитывать словесные помои, которые в огромных количествах льются изо рта нашего достопочтенного начальника, чтоб к нему тёща почаще приезжала. К слову, вторая жена Мелоуна годилась ему в дочери, поэтому с тёщей они были ровесниками. Женщина всё время причитала, что он не настолько богат, чтобы терпеть старого козла в качестве зятя. И её можно было понять.

Несмотря на то, что в большинстве развитых стран нашей планеты было запрещено избиение детей, господин Мелоун этой «воспитательной» мерой не пренебрегал. На еженедельных планёрках он с гордостью рассказывал сотрудникам, как лупил младшую дочь по заднице, если она отвлекала его о работы. Старшая от него давно свалила, планируя поступить в литературный университет, но папаша, из лучших побуждений, заверил её, что её стихи — дичайшая посредственность.

Кстати, сам он их писал и даже с гордостью выкладывал на всеобщее офигение. Смешно, но он мог писать стихотворение, посвящённое дочери, и врезать ей, если она отвлекала его от этого одухотворённого занятия. И не видел тут никакого противоречия.

Мелоун увлекался написанием стихов на разные злободневные темы. Стихи были не плохими, но скучными до зубного скрежета. Забавно, что при работе над текстом, будь это хоть реклама туалетной бумаги, он требовал от сотрудников максимального погружения в тему. «Глубже надо! Глубже!» — вопил он на планёрках под еле сдерживаемое хихиканье креативного отдела.

Сам он, справедливости ради, в бытность работы в газете, рыл носом землю, чтобы накопать ценный материал для статьи. Но заглянуть глубоко в себя не мог. Возможно, боялся. Кто знает, может его за девятки (у нас в учебных заведениях десятибальная система в отличие от большинства планет) били и лишали еды. Я бы тоже о таком предпочла забыть. Ему ещё повезло, что он стал таким же тираном, какими, вероятно, были его родители. А мог бы стать забитой жертвой. Хотя счастливыми быть не могут ни первые, ни вторые.