По колено в крови. Откровения эсэсовца

Было непривычно и страшно оказаться на территории, занятой русскими. Руки у меня тряслись, а в животе неприятно урчало. Небо было затянуто плотной пеленой облаков, изредка приоткрывавших ненадолго луну. Советские солдаты вполне могли узнать о нашем прибытии и подкарауливать где-нибудь поблизости. Чтобы свериться с компасом, Лёфладу пришлось набросить на себя одеяло, а потом подсвечивать себе спичкой. Пройдя чуть больше 2 километров вдоль берега на восток, мы миновали линии обороны русских. Потом повернули на юг, то есть полезли прямо в пасть льву. Мы знали, русские где-то поблизости. И мы обязаны были обнаружить их. В душе я был готов просто сесть там, где стоял, переждать какое-то время, а потом представить Кюндеру неверные разведданные. И не сомневался, что мои товарищи думали примерно то же. Но мы, разумеется, не могли пойти на это, зная, что, невзирая ни на что, все же выполним поставленную нам задачу. Сам не пойму, как мы решились пойти к линиям обороны русских, осознавая смертельную опасность.

Мы прошли 3—4 километра к югу, как вдруг Брюкнер поднял руку вверх, и мы замерли на месте как вкопанные.

— Чувствуете запах? — прошептал он. Принюхавшись, мы ровным счетом ничего не почувствовали.

— Полевая кухня где-то неподалеку, — пояснил он.

В свете луны я взглянул на Крендла. Тот, насмешливо постучав по носу, молча указал на Брюкнера, явно потешаясь над ним. Лихтель согласился, да, мол, на самом деле пахнет жратвой. Тут ветер изменил направление, подув в нашу сторону, и мы явственно ощутили запах чуть подгорелой каши. Все верно, до русских было рукой подать.

— Что-то костров не видать, — пробурчал Эрнст. Лёфлад с Крендлом со знанием дела утверждали, что русские, дескать, обычно разводят костры в ямах.

Мы улеглись в высокую степную траву; я, дождавшись, когда из-за облаков покажется луна, стал в бинокль всматриваться в темноту. Тем же самым занимался и Брюкнер. Впрочем, было не так уж и темно. Прохладный ночной ветер доносил откуда-то запах полевых цветов. Вдалеке мы различили силуэты русских солдат, их было человек 10—15. Рядом возвышалось темное пятно правильной формы — наверняка грузовик или тягач, чуть правее — направленные на наш берег стволы нескольких артиллерийских орудий. Я тут же доложил о них по рации Кюндеру, и тот стал наносить данные на карту.

— Теперь подберитесь к ним с другой стороны и разузнайте обстановку там, — приказал он.

— Чего он хочет? — полюбопытствовал Лёфлад.

— Ты не поверишь, — ответил я, — но Кюндер хочет, чтобы мы обошли позиции русских и доложили, как обстоят дела на их участке южнее.

— Черт бы побрал этого Кюндера, — выругался Крендл.

Если бы не русские, расположившиеся в считаных метрах от нас, Брюкнер наверняка всадил бы пулю в Крендла за подобные отзывы о начальстве. Во всяком случае, именно это было написано на его физиономии. И дело было не в том, что Брюкнер питал любовь к Кюндеру, а в том, что он был рьяным исполнителем приказов начальства, неукоснительно соблюдая порядки СС.

А приказ между тем попахивал верной гибелью. Неужели мы должны были совать голову в петлю только потому, что сидевший в безопасности некий тип на том берегу отдал нам идиотский приказ? Грослер, Детвайлер, Брустман, брат Хайзера, офицер, позволивший нам поспать в кузове грузовика тогда, во время следования колонны по рокадному шоссе, врач санитарной роты СС — можно было перечислять погибших и дальше... Скольким еще моим товарищам суждено погибнуть на моих глазах? Причем по моей вине, потому что я, следуя идиотским приказам начальства, потащу их в самое пекло? Интересно, понимал ли Кюндер, что такое война? По-видимому, нет, если за некое мерило понимания принять действия герра генерала на Западном фронте. Обладал ли я необходимыми знаниями в этой области? Все, или почти все, полученные мною до сих пор приказы шли вразрез с тем, чему меня натаскивали в учебке. Я думал, если это и есть истинная война, то, выходит, суть ее в том, чтобы заставлять неопытных солдат совершить то, что по плечу опытным. А уже после, основываясь на том, сколько погибнет, а сколько выживет, разрабатывать настоящие, продуманные планы. Ведь мы хоть и солдаты, но все же люди. Живые существа. А не подопытные крысы или мыши, которых в лабораториях пускают блуждать по лабиринту в поисках выхода из него. Наверняка Кюндер увешан наградами именно потому, что плевал с высокой башни на то, чем обернутся его приказы для подчиненных.

Но в тот момент все мои размышления и рассуждения были, как говорится, в пользу бедных. Либо калека, либо мертвец — вот главное предназначение солдата. Я от души надеялся, что Кюндер потом вставит в похоронку нашим родителям слова вроде «чести» и «исполнительности». Как не сомневался и в том, что он тут же позабудет о нас, едва наши тела присыплют землей. А мне хотелось, чтобы люди знали, что мы были настоящими солдатами.

Осторожно обойдя позиции русских, мы прошли метров 30 к югу и наткнулись на крупные силы русских. Их солдаты и не пытались вести себя скрытно, наверняка их присутствие вполне можно было обнаружить и с нашего берега. Связавшись с Кюндером, я доложил ему, что нами обнаружено от 20 до 25 артиллерийских орудий, а также большое количество грузовиков и полугрузовиков. Из-за темноты не представилось возможным определить число солдат противника.

И снова Брюкнер проявил себя, первым застив нечто необычное.

— Что это за звук? — шепотом осведомился он.

Мы услышали гул, так работает мощный двигатель, и одновременно лязг металлических колес. Скорее всего, где-то неподалеку передвигался, полугусеничный тягач. Требовательно запищал «Петрике».

— Танки, — доложил я.

Это были, несомненно, танки противника, потому что именно такие звуки издавали незабываемый Железный Конь герра генерала и тяжелые «тигры IV».

Облака снова закрыли луну, теперь был слышен лишь гул приближавшихся с востока танков. Гул становился громче, а когда луна вновь показалась из-за облаков, я увидел, как прямо на нас надвигаются темные силуэты «Т-34». Из соображений скрытности техника передвигалась без огней, и уже минуту спустя танки один за другим прошли метрах в пяти от нас. В нос нам ударил тяжелый смрад выхлопных газов.

— Бог ты мой! — в ужасе прошептал Эрнст. — Пехота!

Я тут же предосторожности ради вырубил свой «Петрике», и тут же где-то совсем рядом тяжело затопотали русские сапоги, веско звякнули пулеметные ленты. За колонной пехотинцев двигались грузовики и тягачи. Просто чудо, что мы тогда не угодили под их колеса. Враг занимал позиции вдоль берега реки, танки «Т-34» тоже перебрасывались к месту сосредоточения для обороны.

Глядя на проезжавшие мимо русские танки, я невольно задал себе вопрос: интересно, а их рации в этот момент не попискивают так же, как сейчас мой «Петрике»? По причине интерференции волн? Я быстро объяснил товарищам, что дальше здесь оставаться небезопасно, и мы решили отходить на север. Добравшись до более-менее безопасного места, я вновь связался с Кюндером и сообщил ему о передвижениях советских войск.

По-видимому, он уже получил аналогичные донесения от других радиовзводов, потому что едва я успел объявить «конец связи», как на противоположном берегу заговорили наши орудия. Однако наши артиллеристы особой точностью не грешили, посему множество снарядов с перелетом уходили вдаль над головами русских. Я тут же вновь вышел в эфир для передачи уточненных координат, благо оттуда, где мы находились, видимость была отличной. Несколько минут спустя артиллеристы скорректировали данные и стали бить точнее.

Вокруг замелькали сполохи прожекторов. Уж больно оперативно отреагировали наши артиллеристы, поэтому русские заподозрили неладное. Мол, на их берегу явно торчит вражеский корректировщик огня. И тут в кратких паузах между разрывами снарядов послышался лай собак. В неверном свете вспышек разрывов Лёфлад пытался взглянуть на компас.

— Берег реки к северо-востоку от нас, — пояснил я. — Чтобы выйти к реке, надо идти на север. Если случайно разойдемся, все равно придерживаться этого направления. Место сбора примерно в двух километрах севернее на берегу Днепра.

— Вы идите, а я останусь и задержу их, — заявил Брюкнер, передернув затвор МР-40.

Явно было не время для героических поступков.

— Нам надо сматываться отсюда, причем бегом, если мы не хотим угодить к ним в лапы, — жестко заявил я.

— Так, бегите, за чем же дело стало, — упорствовал Брюкнер.

Вдруг я вспомнил о том, что все же выше его по званию.

— Мы отходим! Все! Это приказ! В моем голосе звучал металл.

Брюкнер тут же подчинился — субординацию этот боец соблюдал свято.