По лезвию катаны
Шрифт:
Рубиновый огонек погас, и китаец выдернул иглу из тела. Опять сдвинул что-то сбоку, и игла ушла внутрь прибора. Внутри футляра светился крохотный дисплей, по нему бегали какие-то цифры. Посмотрев на цифры, китаец кивнул, спрятал прибор в карман и снова что-то пометил у себя в блокноте.
— Консультантом работаете по совместительству? — спросил Волков.
— Да. На добровольных началах и без оплаты. — Китаец взял в руки ручку, дотронулся ее кончиком до тела где-то в области пупка, потом коснулся тела под левой ключицей и после этого что-то зарисовал в своем блокноте. — Основная работа — преподаю в Шанхайском университете.
— Так вы профессор! Слушайте, ну тогда не нравится мне все это, — цирковой главврач развел руки в стороны. — Вас не интересует характер повреждений. Вас
Китаец взглянул на Волкова, поправил очки.
— Нет, отчего же, подробности происшествия меня тоже интересуют. Как и многое другое. Я понимаю, в ваших глазах мои действия выглядят странно. Что ж, я могу вам все объяснить, если вы готовы слушать, тут нет никаких секретов. Я буду осматривать дальше и объяснять, хорошо?
— Не знаю, хорошо или плохо, — пробурчал Волков, шелестя сигаретной пачкой, — но валяйте. Ничего, что закурю? Не помешаю работе научной мысли?
— Я сам курю. — Китаец из внутреннего кармана достал портсигар, раскрыл, протянул, предлагая Волкову угоститься. Как оказалось, шанхайский профессор курит сигариллы.
(Из органов чувств остались только слух и зрение. Будь иначе, тело ощущало бы холод, чувствовало бы запах свежего мяса, которым пропах холодильный фургон, ноздри щекотал бы сладковатый запашок сигариллы. Все это было непривычно. Ты еще не разошелся со своей телесной оболочкой, но уже не управляешь ею.
Да и слух со зрением были не вполне обычными, какими-то… специфическими, что ли. Все вокруг не имело красок, виделось словно бы в инфракрасном свете и было подернуто «снегом», как в плохом телевизоре. И угол зрения здорово отличался от нормального человеческого. Разве может нормальный человек, лежа на спине посреди комнаты, видеть еще что-то, кроме потолка? А он видит даже все четыре угла комнаты. Не видит же только то, что прямо под ним. Да и звуки несколько необычны. Словно их искажают плохие динамики.)
— Что вы читаете в университете? — вдруг спросил Волков.
— Историю, — сказал профессор.
— У нас заканчивали истфак универа или педагогического?
Оба стряхивали пепел в пустую банку из-под кошачьих консервов.
— Учился я в университете, но, представьте себе, на математическом. Второе образование получил уже здесь. Это было нетрудно, потому что историей интересовался всегда.
— Честно говоря, тогда я вообще что-либо отказываюсь понимать, — Волков помотал головой. — Математика, история, полиция, консультант, цирк, осмотр тела… Как это совместить?
— Очень просто, — профессор щелчком сбил пепел сигариллы, на его руке блеснул дорогой перстень. — В скором времени каждый серьезный ученый должен будет иметь по крайней мере два образования. Дальнейший научный прогресс лежит на стыке наук, и не иначе. А что касается преподавания и работы с полицией… Невозможно объять необъятное, как выразился один из ваших классиков. Я не занимаюсь историей всех времен и всех народов. Я тщательно занимаюсь историей отдельно взятого города Шанхай…
— Понятно. У нас это называется краеведением.
— Краеведение — это другое. Я же недаром вам сказал о стыке наук. Меня интересуют не быт горожан в разные эпохи и не где, что и на месте чего построено, а за-ко-но-мер-нос-ти. Математика помогает выявлять закономерности. — Профессор, взяв двумя пальцами за пластмассовый мундштук, загасил сигариллу о край банки. — Вы несомненно слышали такие народные детерминации, как «гиблое место» или, наоборот, «святое место». Словом, есть места, за которыми закрепляется определенная слава, дурная или хорошая…
— Я, кажется, понял, — сказал Волков нетерпеливо. — Вы хотите сказать, что это место, где мы сейчас находимся, — гиблое, и вас интересуют все происшествия, так или иначе с ним связанные? Хотите обнаружить некую закономерность, докопаться до первопричины и написать по этой теме научную работу.
— Я бы очень хотел всегда докапываться до первопричины, но не все возможно на нашем веку, — грустно сказал профессор. — Конечно, довольно часто бывает, что причина проста и нет других толкований. Например, отклонения от нормы объясняются повышенным радиоактивным излучением. Или жилые дома построены на месте закатанной под асфальт городской свалки, там, по всем замерам, все приборы будут зашкаливать, и эти превышения могут вызывать самые разные последствия. — Китаец достал из объемистой сумки на полу фотоаппарат (даже совсем не разбирающийся в фотоделе человек мог бы по виду этого монстра с раздвижным объективом уверенно сказать, что сие изделие фирмы «Nicon» стоит нечеловеческих денег). — Но вот, допустим, построили высотный жилой дом, и в нем стали происходить несчастье за несчастьем. Пожары, поломки, скандалы, суициды, убийства. Выясняется, что дом построен на месте древнего захоронения эпохи Сун. Косвенным путем, по аналогии с историей подобных захоронений, я прихожу к выводу, что место охраняется проклятием. Как доказать связь между происшествиями и древним проклятьем? Чем, в каких физических единицах измеряется проклятье? А раз невозможно измерить, ничего никому нельзя доказать. Что нам остается? Наблюдение, фиксация. Оставить потомкам наши записи, которые, быть может, им пригодятся. Сто пятьдесят лет назад даже слова такого «радиоактивность» не было, а сейчас любой может ее замерить, для этого надо лишь купить счетчик Гейгера. Может быть, лет через пятьдесят найдут еще одно неизвестное ныне излучение и научатся его измерять, тогда-то мои записи и замеры пригодятся, чтобы установить истину, пусть и с запозданием.
Профессор навел объектив на его лицо, нажал на спуск. Послышались мягкие щелчки.
— Или как объяснить, к примеру, такую закономерность. Каждый шестидесятилетний календарный цикл в год Воды-Дракона, в третье новолуние, в час Мыши (23.00 — 1.00) по белой стене Старого Сада проплывают тени. В ночной темноте разглядеть их нелегко. Но если надеть прибор ночного видения и встать под определенным углом, то можно видеть, как по стене проплывают тени животных, и многие из них незнакомого, причудливого облика, а другие вполне знакомого вида, проплывают тени людей, люди убивают друг друга, убивают животных, животные убивают людей. И вообще, тени в это короткое время живут какой-то своей жизнью. Я второй год наблюдаю это явление. Так вот, после этого… явления у жителей близлежащих домов наблюдается всплеск инфекционных заболеваний. То есть такое впечатление, что иммунитет жителей резко, в одночасье, падает. Разве мы можем сегодня с нашими сегодняшними возможностями докопаться до причин этого феномена?
— Это все любопытно для читателей газетных рубрик «Неочевидное и маловероятное», — с некоторым раздражением произнес Волков. — В чем же состоит ваша реальная помощь полиции?
— В Шанхае, что его совсем не отличает от других городов, бесследно пропадают люди, доктор Волков, — китаец говорил бесстрастно и… как бы на автомате, словно выдавал давно заученный и не раз произнесенный текст. — Мной составлена методика по поиску пропавших. Правда, для того чтобы приступить к поиску, мне требуется собрать достаточно много сведений и многое сделать. Мне надо составить гороскоп на пропавшего. Мне надо знать историю его семьи и совершенно точно знать, где и в какое время проживали его родители. Мне надо иметь хотя бы волос этого человека, чтобы провести анализ его ДНК. И так далее. Много всего. Вот, представьте себе, доктор Волков, сложнейшего плетения паутину, а в центре нее представьте человека. Паутина — это сплетение закономерностей, причинно-следственных связей, которые опутывают человека и подчиняют его себе. Чем больше ниточек нам удается рассмотреть, тем легче как предсказать поступки человека, так и распознать то, что обычно называют судьбой или кармой. В общем, когда удавалось собрать достаточно сведений, удавалось отыскать пропавших людей. Благодаря этим удачам у полиции изменилось отношение к моим работам. А после того, как с моей помощью задержали серийного убийцу, в полиции мне выдали удостоверение и позволили действовать от ее имени.
Следующие снимки профессор делал со вспышкой. Он отдельно сфотографировал каждое ухо лежащего и его ступни.
— Для вас не новость, доктор Волков, что есть особенное сознание городского человека, — китаец посмотрел на экран фотоаппарата и, видимо, остался доволен снимками. — Кроме того, особенности разных городов порождают особенного горожанина. Шанхаец от пекинца отличается так же сильно, как, скажем, ленинградец — от москвича. Город обладает своей аурой. В первом поколении приезжие еще сохраняют своеобразие того менталитета, что сложился у них в другом месте проживания, но их дети другие. Город ломает человека под себя. Ломать может, увы, как в одну, так и в другую сторону. Скажем, серийные убийцы — это, как правило, порождения городов. Я горжусь тем, что с моей помощью задержали одного такого серийного убийцу. Я предсказал, в каком квартале и когда будет совершено следующее преступление, квартал оцепили, и маньяк был пойман…