По моему хотению, по отцовскому велению

– Слышишь, Саш?! А ты не боишься жить один? – Вдруг взяла и спросила его, а зачем, и сама не знала, верно, уже и молчать мне стало невмоготу.

– Где? – Не понял или сделал вид, что не понял моего вопроса, и глаза снова прищурил, но получилось так, словно пар от горячего чая мешал ему смотреть.

– Здесь, конечно. Где же еще? Кругом, вон, лес… темно… звуки всякие…

– А, а… Не, а.

Вот и поговорили. Заколебал уже своим этим «не, а»! Одним словом, неуч! О, па! Я вдруг четко поняла, что имела высшее образование, юридическое. Это пришло неоткуда. Раз! И я уже это знала. Как видела перед глазами, четко и ясно, вот он, ВУЗ, стоял себе на московской улице. Встрепенулась, дернулась всем телом, вот это была удача.

– Ты что, Лариска? Замерзла? Надень, говорю, телогрейку.

– Не, а. Я так. Мне нормально! Вот, придвинусь поближе к огню… от него и тепло, и мошки его боятся, в стороне держатся.

Вот, черт, и ко мне привязалось его «не, а». Не иначе, как заразное.

– А топор тебе нужен, чтобы от комаров отбиваться? – В темноте, где свет только и был, что от костра, разожженного нами во дворе, отчетливо наблюдала его белозубый оскал.

Это он так улыбался. Веселился, значит. Там, на бревне, что напротив меня, по другую сторону костра. Я с ним по душам говорить пыталась, а у него только одни издевки и были на уме. Нет, ладить с ним, было пустым делом. Да и черт с ним, я лучше топор к себе плотнее прижму и еще постараюсь, что вспомнить. Может, что путное и получилось бы.

Подняла выше голову и стала следить за искрами, поднимающимися тучами к ночному звездному небу. Как бы можно было избавиться от напряжения и неуверенности в будущем, то непременно залюбовалась бы и яркими звездами и танцующими искрами. А так, не очень-то получалось, все боялась, что что-нибудь могло застать меня врасплох.

– А знаешь, я сегодня днем заснула, и мне приснился такой необычный сон…

– Это когда ты дергалась и металась, а я тебя разбудил?

– Нет. Другой раз. Когда ты к пчелам ушел, а я воду кипятила на завтрак.

– Все бы тебе спать!

– Болею, наверное. Вот, меня в сон и тянет. Но ты не отвлекай меня от главного своими вопросами. Я что хотела сказать… про тот сон. Там был ты!

– Да, ну?! – Странно, но в его голосе прозвучало так много всего: и вопрос, и ирония, и веселье, и… угроза.

Расслышав последнюю, мне расхотелось делиться с ним своими воспоминаниями. А он, напротив, так и вцепился в меня, и не только взглядом.

– Что же ты замолчала? Давай, рассказывай. Мне же интересно теперь знать в каком виде я тебе явился. Надеюсь, ничего ужасного? Что ты так резко замолчала? Или там было что аморальное? Это еще интереснее. Ну, же, колись! Все равно сидеть нам здесь еще долго, а делать нечего.

Говорил все это, вроде, весело, даже немного похохатывал, но глазами по мне скреб нешуточно. Лично мне смеяться с ним совсем в тот момент не хотелось.

– Что-то и, правда, зябко делается. Рискну, пожалуй, одеть это страшилище, под названием «телогрейка». О, смотри, а она не рассыпалась от моих рук. И много ее дождей здесь промыло? Еще, наверное, немало гнезд выстлано ее ватой?

– Так, что там сон? Не увиливай. Рассказывай, давай.

– Да, ничего особенного в том сне и не было. Скажи лучше, в чем твоя работа заключается. Я девушка городская, ничего в пасечном деле не смыслю.

– Тебе это и не надо. Зачем всякой ерундой голову забивать?

– Интересно. Приеду к себе и, может, захочу кому рассказать про жизнь пчел. Блеснуть познаниями, так сказать.

– Если так интересно, то могу завтра отвести к ульям. Зачем долго рассказывать? Один раз увидишь, вот тебе и будут познания. А если еще пара-тройка пчел тебя цапнут, то вообще приравнивается к боевому крещению. Согласна?

Что же его так смеяться-то разбирало? Это было не ясно. Но стало понятно, что не дождаться мне было от него ничего про пасеку. Мало того, желания вести меня к пчелам я у него тоже не ощутила. И еще, была догадка, что точно знал о моем паническом страхе перед этими насекомыми, поэтому настойчиво предлагал прогуляться с ним до ульев, был уверен, что не пойду, ни за какие коврижки. Откуда, спрашивается, был так осведомлен?! Может, он знал обо мне гораздо больше, чем я о себе в тот момент? Могло такое быть? Фантастично, но кто его знал…

И так, что я имела? Понятно с ним, с этим Сашкой, стало только одно, что тип он мутный. Была уверена, что изображал из себя кого-то. А сам… Кто же он был, на самом деле? Пасечник, простачок этакий и темный деревенский парень? Ничуть не бывало! Глаза его выдавали на сто процентов. Нет, мало в нем было простоты. Старался быть в образе, и только. А что, если он, все же, был из уголовников? Мама моя! Этого мне хотелось меньше всего. А чего тогда хотелось? Сама не знала. Вот и раз!

– Эй! Ты куда? – Сашка заметил, что я поднялась с места, и явно напрягся.

– Куда, куда… В кустики! Не понятно, что ли?!

– Только давай без глупостей, Лариска. Имей в виду, я вижу в темноте, так что…

– Так мне подальше отойти, что ли? – Прикинулась я глупенькой.

– Я тебе отойду подальше! – Он вдруг стал подниматься тоже. – Дурочку она из себя решила строить!

По голосу поняла, что шутить ему со мной расхотелось. Не надо было напрягаться и прислушиваться, чтобы различить его злость. Не сказал, а зарычал, никак не меньше. Ну, точно, уголовник! Мама моя! Допрыгалась я! Мне сделалось так плохо, что ноги отказывались держать. Поэтому я и плюхнулась обратно на бревно, с которого только-только успела подняться.

– Что, передумала? Откладываются твои кустики? И, правильно! Сиди смирно. Вон, на небо смотри. Это у тебя хорошо получается. – Он тоже снова уселся, запахнул плотнее полы пиджака и вытянул в сторону огня свои длинные ноги.

– А расскажи мне о себе? А, Саш? Правда. Сидим, молчим. Скучно.

– Веселее, вряд ли, станет. Ничего такого в моей жизни, Ларка, нет, чтобы можно было про нее у костра рассказывать. Родился, учился, отслужил в армии, работать начал. Пожалуй, все. Как тебе?

– Это про каждого так рассказать можно. Ты какой-нибудь особый случай припомни.

– Что ты имеешь в виду? Сама расскажи, тогда я, может, и пойму, о чем речь.

Вот вам и раз! Сама себя в лужу посадила. Что было рассказывать, если ничего про себя не помнила? Врать, что ли? Или, все же, помнила? Наморщила лоб и задумалась.

– Я училась в институте. Недавно только его закончила. – Начала это рассказывать через великое напряжение в мозгу, но шарики и ролики, хоть и со скрипом, но начали проворачиваться и выдавать пока непонятную, но, все же, информацию. – С литературой мой ВУЗ ничего общего не имел. И вдруг, я почувствовала серьезную потребность сесть и взяться за сочинительство. Написала рассказ. Отправила его в издательство. А они взяли и напечатали. Представляешь?!

– И что? – Свел он брови у переносицы.

– Как, что? Это же поворот в судьбе. Живешь, живешь, думаешь, что все про себя знаешь. А потом, бац! Ничего еще окончательно, оказывается, мы про себя не определили!

– Это все как-то туманно. Одни образы. Ты конкретную историю про себя давай. Пусть простую, даже предпочтительнее такую, не надо мне судьбоносной.

– Ладно. Будет тебе совсем простая. Из детства подойдет?

– Давай.

– Меня пчелы искусали. Не одна, не пять. А, много. Точно, сколько их было, не скажу. Маленькая я тогда была. Под стол пешком ходила. Дело было на пикнике. Пчелы слетелись на сладкое. А отец решил их прогнать и стал махать свернутым пледом. Сдернул его с земли и принялся им размахивать, крутить над головой, на манер пропеллера. Он считал, что защищал меня. А я сидела в траве у самых его ног. Не мог он видеть, как они меня атаковали, слетаясь по верхушкам травы.