По морю прочь. Годы

Осмелюсь утверждать, что одна только миссис Пейли способна понять это по-настоящему.

– Мы ее спросим, – сказал Хёрст. – Пожалуйста, Хьюит, если пойдешь спать, задерни мой занавес. Мало что терзает меня больше, чем лунный свет.

Хьюит удалился, зажав под мышкой книгу стихов Томаса Харди, и вскоре оба молодых человека уже спали в своих постелях, разделенных лишь одной стеной.

Всего несколько часов тишины отделяло момент, когда погасла свеча Хьюита, от момента, когда смуглый местный мальчик проснулся и первым прошел по оцепеневшей утренней гостинице. Было почти слышно глубокое дыхание сотни человек; в этом сонном царстве никакая бессонница, никакая тревога не смогли бы избавить от сна. За окнами была лишь тьма. В половине мира, погруженной в тень, люди лежали распростершись, и лишь редкие мерцающие огни пустых улиц отмечали места, где были построены их города. На Пикадилли собрались гурьбой красные и желтые омнибусы; разукрашенные женщины прохаживались без дела; а здесь во мраке сова перелетала с дерева на дерево, бриз шевелил ветви, и от этого луна мигала, как светильник. Покуда люди не проснулись, бездомные животные бродили свободно – олени, тигры и слоны спускались в темноте к водопою. Ветер, дувший над холмами и лесами, был чище и свежее, чем днем, и ночная земля, лишенная мелких деталей, заключала в себе больше тайны, чем дневная, разделенная дорогами и полями, окрашенная в разные цвета. Эта совершенная красота жила шесть часов, а затем, по мере того как на востоке становилось все светлее и светлее, дно пространства поднялось на поверхность, проступили дороги, полетел дым, люди зашевелились, и солнце ударило в окна гостиницы в Санта-Марине, после чего занавесы были раздвинуты и по всему дому пронесся звон гонга, возвестивший завтрак.

Сразу после завтрака дамы, как всегда, томно слонялись по холлу, подбирая газеты и кладя их обратно.

– А вы что сегодня собираетесь делать? – спросила миссис Эллиот, приближаясь к мисс Уоррингтон. Миссис Эллиот, жена Хьюлинга, оксфордского преподавателя, была невысокой женщиной с привычно-жалобным выражением лица. Ее взгляд перебегал с предмета на предмет, как будто не мог найти достаточно приятного зрелища, чтобы успокоиться хоть ненадолго.

– Попробую вытащить тетю Эмму из города, – сказала Сьюзен. – Она еще ничего не видела.

– В ее возрасте это подвиг, – сказала миссис Эллиот. – Уехать так далеко от родного очага.

– Да, мы всегда говорим ей, что она умрет на борту корабля, – отозвалась Сьюзен. – Она и родилась на корабле, – добавила она.

– В старое время, – сказала миссис Эллиот, – это было обычным делом. Я всегда так сострадаю бедным женщинам! Нам есть на что жаловаться! – Она покачала головой, обвела взглядом стол и заметила ни с того ни с сего: – Бедняжка королева Голландии! Газетчики, можно сказать, заглядывают к ней в спальню! [32]

32

Вильгельмина (1880–1968), королева Нидерландов в 1890–1948 гг. В 1901 г. вышла замуж, но восемь лет оставалась бездетной; в 1909 г. рождение ее дочери отмечалось как национальный праздник.

– Вы говорите о королеве Голландии? – прозвучал приятный голос мисс Аллан, которая среди вороха тощих иностранных газеток искала увесистую «Таймс». – Я всегда завидую тем, кто живет в такой плоской стране, – заметила она.

– Как странно! – сказала мисс Эллиот. – На меня плоская местность наводит тоску.

– Тогда, боюсь, вам здесь не слишком хорошо, мисс Аллан, – сказала Сьюзен.

– Наоборот, – ответила мисс Аллан. – Горы я тоже очень люблю. – Высмотрев «Таймс» в отдалении, она направилась за газетой.

– Ну, мне надо найти своего мужа, – сказала миссис Эллиот и засеменила прочь.

– А мне надо к тете, – отозвалась мисс Уоррингтон и тоже удалилась исполнять свои дневные обязанности.

Иностранные газеты тонки, печать их груба, – возможно, это и свидетельствует о легковесности и невежестве, – во всяком случае, англичане редко считают публикуемые в них новости настоящими новостями, доверяя им не больше, чем программкам, купленным на улице с рук. Весьма респектабельная пожилая чета, обозрев длинные столы с газетами, удостоила их лишь прочтением заголовков.

– Дебаты от пятнадцатого числа должны бы уже дойти до нас, – проговорила миссис Торнбери. Мистер Торнбери, чистенький господин, на чьем поношенном, но симпатичном лице проступал румянец, подобный следам краски на обветренной деревянной статуе, посмотрел поверх очков и увидел, что «Таймс» – у мисс Аллан.

Супруги уселись в кресла и стали ждать.

– А вот и мистер Хьюит, – сказала миссис Торнбери. – Мистер Хьюит, идите, посидите с нами. Я говорила мужу, как вы мне напоминаете мою старую любимую подругу – Мэри Амплби. Поверьте, она была чудесной женщиной. Выращивала розы. В былое время мы любили погостить у нее.

– Молодому человеку не может понравиться, что его сравнивают со старой девой, – сказал мистер Торнбери.

– Наоборот, – сказал мистер Хьюит. – Я всегда считаю за комплимент, если мне говорят, что я кого-то напоминаю. А почему мисс Амплби выращивала розы?

– Ах, бедняжка, – сказала миссис Торнбери. – Это длинная история. Она пережила ужасные горести. Одно время я думала, что она лишилась бы рассудка, если бы не ее сад. Земля сопротивлялась ей – и в этом было скрытое благо. Ей приходилось вставать на рассвете и выходить в любую погоду. Потом еще эти твари, которые поедают розы. Но она побеждала. Она всегда побеждала. У нее было храброе сердце. – Миссис Торнбери глубоко вздохнула, изобразив на лице смирение.

– Я не подумала, что завладела газетой единолично, – сказала мисс Аллан, подходя к ним.

– Мы так хотим почитать о дебатах, – ответила миссис Торнбери за мужа. – Они по-настоящему интересны лишь тем, чьи сыновья служат во флоте. Впрочем, меня все волнует: мои сыновья служат и в армии; а один выступает в Кембриджском союзе [33] – мой мальчик!

– Наверное, Хёрст его знает, – сказал Хьюит.

– У мистера Хёрста такое интересное лицо, – заметила миссис Торнбери. – Но, мне кажется, чтобы с ним говорить, надо быть очень умным. Что, Уильям? – спросила она у мистера Торнбери, который что-то пробурчал.

33

Кембриджский союз – дискуссионное студенческое общество.

– Они все ставят с ног на голову, – сказал мистер Торнбери. Он дошел до второй колонки статьи, где довольно резко описывалось, как ирландские члены парламента три недели назад скандалили в Вестминстере по вопросу о боеспособности военно-морского флота. Через абзац-другой возмущение улеглось, после чего изложение пошло более плавно.

– Вы читали? – спросила миссис Торнбери у мисс Аллан.

– Нет, к моему стыду, должна признать, что прочла лишь об открытиях на Крите [34] , – сказала мисс Аллан.

34

Имеются в виду археологические находки сэра Артура Эванса (1851–1941) в Кноссе, где он проводил раскопки с 1899 г.

– Ах, я столько бы отдала, чтобы постигнуть древний мир! – воскликнула миссис Торнбери. – Теперь, когда мы, старики, предоставлены сами себе – у нас сейчас второй медовый месяц, – я всерьез намерена опять приняться за образование. В конце концов, наши основы лежат в прошлом, не так ли, мистер Хьюит? Мой сын-военный говорит, что мы еще многому можем поучиться у Ганнибала. Как мы все-таки мало знаем! Газету я всегда начинаю читать с дебатов, и каждый раз, не успею закончить, как открывается дверь – а мы живем очень большой семьей – и никогда не остается времени поразмышлять как следует о древних и всем, чем мы им обязаны. Вот вы начинаете с начала, мисс Аллан.

– Греков я себе представляю голыми темнокожими людьми, – сказала мисс Аллан. – Что, конечно, неправильно.

– А вы, мистер Хёрст? – спросила миссис Торнбери, заметив, что костлявый юноша стоит поблизости. – Вы наверняка читаете все.

– Я ограничиваюсь крикетом и уголовной хроникой, – сказал Хёрст. – В происхождении из высшего слоя хуже всего то, – продолжил он, – что знакомые никогда не погибают в железнодорожных катастрофах.

Мистер Торнбери бросил газету на пол и подчеркнуто резко снял очки. Газетные листы упали посреди группы и привлекли к себе взгляды людей.