По обе стороны Днестра

– Хотим жить хорошо на собственной земле. Говорят, землю дают, дом... Ты же сам слышал.

– Мало ли чего сказать можно, - недоверчиво протянул Симион.
– Пока что хорошего мало. Если так и дальше пойдет, назад подамся, в Протягайловку. Там хоть какой, но все же родной дом. Пусть накажут. Не пропаду. А после в колхозе можно жить, если, конечно, не лодырничать, вот что я вам скажу, - тихо, озираясь по сторонам, закончил он.

Не дождавшись ответа, Симион улегся на нары и задремал.

Потекли дни, похожие как две капли воды, монотонные, однообразные. Изредка появлялись хорошо одетые люди. Они невидящим равнодушным взглядом скользили по лицам беженцев и, брезгливо поводя носами, исчезали.

Допросы продолжались. Симиона держали особенно долго. После допроса он улегся на нары, вытащил из кармана грязный платок, приложил ко рту. На платке расплылось красное пятно. Бросив взгляд по сторонам, Симион быстро спрятал платок в карман, однако Думитру все видел.

– Кто это тебя, мэй?
– участливо спросил Думитру.

Симион не ответил, даже не обернулся в его сторону. Думитру уже решил, что ответа не последует, когда вдруг Симион подал голос.

– Сволочи, - сквозь зубы пробормотал он, едва сдерживаясь от душившей его злобы, отчаяния и обиды.
– Так мне и надо. Убить меня, дурака, мало. И тебя тоже, и Николая, и всех нас, баранов безмозглых.
– Он, наконец, поднял глаза на Думитру.
– Не понравилось господам, как я разговариваю с ними. А как я разговаривал? Обыкновенно. Они спрашивают - я отвечаю...

– Да о чем они тебя расспрашивали? Рассказывай поскорее.

– Сначала по-хорошему: кто отец, какое у него хозяйство, вступил ли в колхоз. Я, конечно, отвечаю все как есть: отец единоличник, хозяйство безлошадное, у меня лично ничего нет и не предвидится, потому и перешел на эту сторону, чтобы хозяином стать. Тут один из них говорит: "Чтобы твоя мечта исполнилась, нужны деньги, много денег. Запомни, никто даром тебе ничего не даст. Но мы готовы помочь, если ты нам поможешь". Я очень удивился. Спрашиваю: "Какую такую помощь могу оказать важным господам начальникам?" Они засмеялись, а тот говорит: "Очень большую, дорогой Симион". По имени назвал, сволочь. "Ты, говорит, парень молодой, крепкий, смелый, по-русски хорошо говоришь..."

– Они с тобой по-русски разговаривали?
– уточнил Думитру.

– И по-русски тоже. Слушай дальше. "Мы дадим тебе письмо: перейдешь на ту сторону, поедешь на поезде в один город в России, - какой, не сказали, - передашь это письмо одному человеку, возмешь от него пакет. Получишь много денег".

– Похоже, не согласился?
– Думитру взглянул на вспухшую губу своего собеседника.

– Как видишь, - невесело усмехнулся Симион.
– Я же понял, к чему клонит. Сказал, что не затем сюда пришел, чтобы в шпионы записываться. И потом, знаешь, Думитру, - доверительно сказал он, - боязно снова Днестр переходить. Хватит и одного раза. Этого, конечно, я им не сказал, зато спросил, долго ли будут нас под замком держать, словно преступников. Он как заорет: "Молчать, красная сволочь! Я тебя научу держать язык за зубами. Это тебе не колхозное собрание". И вот, сам видишь.
– Он снова приложил платок к окровавленному рту.
– Одно слово - сигуранца. Я тебе как другу скажу.
– Он припал к самому уху Думитру и зашептал: - Если так и дальше пойдет, обратно убегу. Врут все они - насчет работы, земли, дома. А ты что думаешь делать? Если что, давай вместе.

– Ты же границу боишься переходить, - ушел от ответа Думитру. Смотри, больше никому не говори об этом, и не заикайся. Если узнают, не то что зуб - голову потеряешь. Понял? А мы еще поговорим об этом.

Симион затих, крепко задумавшись, может, впервые в своей жизни.

Утром в комнате появился толстый жандармский офицер, которого раньше здесь никто не видел. Его сопровождали уже знакомые надзиратели. Тяжело дыша, офицер прошелся по комнате, заглядывая во все углы, потянул носом воздух и брезгливо поморщился.

– Все помыть, прибрать, проветрить!
– он говорил короткими рублеными фразами, будто отдавал команду.
– А этих, - офицер кивнул в сторону молча стоящих людей, - привести в божеский вид. И пошевеливайтесь, они уже выехали...

– Будет сделано, домнуле майор, будьте покойны, - ответил один из сопровождающих.

Майор уже громче, чтобы все слышали, продолжал:

– Люди не только в Румынии, но и во всех странах Европы хотят знать правду о зверствах большевиков, - он сделал паузу, чтобы перевести дух. Вытащив из кармана огромный платок, отер вспотевший лоб, громко высморкался и продолжал.
– Сегодня вы будете удостоены большой чести. Вас посетит знаменитый французский журналист господин Джео Лондон. Отложив свои важные государственные дела, его нашли возможность сопровождать сам генеральный инспектор бессарабской сигуранцы господин Маймука и господин сенатор Гробшаряну. Так будьте же достойны этой чести! Господин журналист едет сюда для того, чтобы рассказать всему миру о том, какие лишения, голод и зверства большевиков пришлось перенести вам там, на той стороне Днестра.
– Офицер показал рукой куда-то за спину.
– На все вопросы отвечайте ясно, кратко и правдиво. Если спросят, как вам живется здесь, в свободной и радостной Румынии, что вы ответите?
– Его усы грозно зашевелились, и он обвел стоящих вокруг людей взглядом, не предвещавшим ничего хорошего. Люди истолковали этот взгляд правильно.

– Хорошо живем, о нас заботятся, - раздались разрозненные голоса.

– Прекрасно, теперь я спокоен. Поторопитесь с уборкой. Чтобы все блестело.
– С этими словами майор и его свита покинули помещение.

Люди нехотя, понукаемые служителями, принялись за уборку. К обеду навели кое-какой порядок и потянулись в столовую, которая встретила их непривычной чистотой. Вместо жидкой баланды - борщ с мясом и горячая свежесваренная мамалыга со шкварками.

– Почаще бы начальство приезжало, - с набитым ртом, довольно ухмыляясь, сказал Симион сидящим рядом за столом Думитру и Николаю.

После обеда в их комнату еще раз зашел майор, проверил, все ли в порядке, отдал несколько распоряжений и быстро удалился. Минут через десять он появился снова, с угодливой улыбкой пропуская вперед группу хорошо одетых людей.

– Прошу, задавайте ваши вопросы, господин Лондон, - обратился к маленькому черноволосому человеку представительный дородный господин.

Пока переводчик переводил, француз зорко посматривал по сторонам, будто фотографировал все запоминающим взглядом своих черных глаз.

– Кто желает поговорить с господином журналистом?
– громко спросил дородный господин.

– Я желаю!
– на середину комнаты вышел Марчел.

Француз удовлетворенно заулыбался, вытащил из кармана блокнот и вечное перо и что-то спросил через переводчика. Слушая Марчела, он удовлетворенно кивал, а его авторучка быстро бегала по блокноту. Они беседовали вполголоса, до Думитру и Николая доносились лишь отдельные слова, которые Марчел произносил подчеркнуто громко, и этими словами были "ГПУ", "колхоз", "восстание", "голод", "пулеметы".

Закончив интервью, француз пожал руку Марчелу. Больше беседовать с журналистом желающих не оказалось, и важные гости покинули комнату.

Через несколько дней все повторилось: в общежитие пожаловал гость из Бухареста - главный редактор газеты "Универсул" Стелиан Попеску. В отличие от своего французского коллеги он ни о чем не расспрашивал, больше говорил сам. Смысл его напыщенной речи сводился к тому, что Бессарабия - это старинная румынская провинция и навсегда останется неотъемлемой частью Румынии.