По образу дракона

Ступив на траву, юноша едва не упал – так ослабели его ноги. Дождь хлестал по каучуку его доспехов, но – несмотря на трещины – броня исправно служила защитой. Нату пришлось приложить усилия, чтобы вытащить из лаза неподвижное тело юной рабыни. Боа, прежде такая легкая, после смерти, казалось, стала тяжелой, как глыба мрамора. Наконец, ему удалось взвалить ее на правое плечо, и, опираясь на меч, словно на трость, Нат направился к лесу.

Прикосновение травы к подошвам наполняло его неодолимым отвращением. Ему чудилось, что он идет по ковру из спящих змей. Мокрая лужайка представлялась ему пропитанной водой шкурой, мехом неведомого зверя, шагнув на который, никогда не достигнешь дна. На коже обнаженных рук ощущалось неприятное покалывание – начинающееся раздражение, которое не замедлит перерасти в боль. Но что он мог поделать, если перчатки остались под седлом у Кари? Голос разума подсказывал ему подходящий выход: «Отрежь волосы Боа, эти густые, непромокаемые пряди; ты сможешь переплести их, как волокна, и изготовить себе рукавицы, которые защитят твои пальцы от дождя!»

Нат отрицательно покачал головой. Никогда он не позволит себе подобного надругательства. Ольмар сделал бы это, не задумываясь, но не он!

В ярости отчаяния Нат схватил меч и принялся копать могилу на опушке леса. Работать было неудобно; лезвие скользило по слою водорослей или застревало в немыслимом переплетении корней, пронизывавших теперь насыщенный водой песок. Нат рыл, рубил, отсекал; мелкие корешки летели во все стороны, но влажная земля то и дело обваливалась, сводя на нет его труды. Его руки, покрытые волдырями, казалось, готовы были треснуть, он уже не чувствовал меча в своих ладонях.

Задыхаясь, с роем черных мошек перед глазами, Нат наконец опустил Боа в яму, и, прежде чем навсегда проститься с ней, закрыл ее осунувшееся лицо длинными прядями волос. Огненные иглы пронизывали его ладони, так, что ему приходилось кусать себе губы, чтобы не застонать. Его руки превратились в два шара из натянутой дрожащей плоти, два мешка бледной кожи, раздутой от боли, на которых уже проявилась сеточка лопнувших сосудов.

Закончив работу, Нат сунул меч под мышку и двинулся назад. Дождь, в конце концов, проложил себе дорогу по трещинам, которые бороздили поверхность его кирасы, и там, где вода просачивалась, Нат ощущал уколы острой боли. Он сломя голову бросился бежать к своему логову, уже не заботясь об осторожности. Перед глазами его вспыхнул подлинный фейерверк красно-золотых огней, когда он ударился головой о каменную стену. Оглушенный, Нат протиснулся между рук статуи, которая вздрогнула и затрепетала…

Пакт

Когда он открыл глаза, первое, что он увидел – расплывчатые очертания какого-то предмета, лежащего на полу в нескольких сантиметрах от его лица. Ему понадобилось две минуты, чтобы более или менее сфокусировать зрение, и тогда он со смесью удивления и страха узнал каменную флейту, которую пленная нимфа еще накануне держала в своих пальцах!

Тонкая трубочка с рядом отверстий завораживала. Тот факт, что она находилась на полу, а не возле губ «статуи», означал, что процесс освобождения от скованности не ограничился только лицом. Нат перевернулся на бок; обезображенные руки не слушались его больше. Теперь он чувствовал себя настоящим калекой.

Возле стены, изборожденной ручейками воды, в расслабленной позе лежала молодая женщина. Ее лицу уже почти полностью вернулась живая мягкость, но тело еще оставалось оцепенелым. Капли, не переставая, падали на ее лоб, стекали по щекам и собирались в озерцо между ее грудей. Ее ладони покоилась на бедрах; пальцы била легкая дрожь. Нат хотел было дотронуться до нее, но, взглянув на собственные руки, раздумал. Ему вспомнилось, как Рацца внушал им: «Истинно, они подобны черепахам, но черепахам, которые по собственной воле могут делать свой панцирь твердым или мягким!»

Пока Нат смотрел на нее, нежное лицо в форме сердца исказила краткая судорога, и «нимфа» подняла веки. Нат задержал дыхание. Девушка дождя поглядела на него зелеными радужными глазами – секунды три, не больше – после чего снова впала в забытье.

Нат заметался, не зная, как ему теперь поступать. Его план расстроился. Раньше он рассчитывал, что гибернант не очнется полностью от своего онемения. Он представлял себе лицо из плоти, соединенное с мраморным телом, воображал свою пленницу с живой головой, прикованной к неподвижному туловищу, наполовину человек, наполовину статуя; он думал, что эта ущербность позволит ему приступить к переговорам с позиции силы. Он допустил ошибку. Гибернантам не требовалось полностью погружаться в воду, чтобы очнуться ото сна; достаточно было постоянного увлажнения лишь одной части тела, чтобы запустить общий процесс возвращения гибкости.

Нат вздохнул; его охватила безграничная усталость. Снаружи доносились голоса и песни. Люди дождя спрыгнули со своих цоколей и пьедесталов, сбросив до следующего сезона маски статуй. Женщины и дети резвились среди уже высоких стволов деревьев, собирали плоды и с наслаждением их поглощали. Мужчины раскапывали землю в поисках хозяйственной утвари, спрятанной перед наступлением лета. Скромные домашние сокровища вновь являлись на свет после шести месяцев, проведенных в песке: орудия для обработки земли, грабли, лопаты, серпы, плуги, но также и миски, шпатели, чашки и кувшины. Город мало-помалу переставал быть похожим на некрополь, дома оживали, наполнялись людьми. Жизнь входила в свою колею…

Вечером состоялся большой праздник, отголоски которого долетали до дольмена, но Нату уже было не до зрелищ. Он лежал в глубине лаза в том же положении, что и Боа несколько дней назад. Луна бросала на заросли деревьев металлический свет, и этот отблеск проникал в убежище как холодное лезвие.

И тут молодая женщина шевельнулась. Она осторожно согнула правую ногу, вытянула правую руку и положила ее на колено. Она двигалась очень медленно, словно недостаток увлажнения, которому она подверглась, частично парализовал ее моторные центры. Наконец, она повернула голову и наклонила ее к своему плечу.

Снова ее глаза вспыхнули радужным светом, от которого Нат вздрогнул. Ее губы странно поморщились, что могло бы сойти за улыбку; она открыла было рот, но слабость взяла свое, и ее челюсти вновь сомкнулись с сухим щелчком. Возможно, у него еще есть время убить пленницу, пока она сбежала и не подняла тревогу?

После недолгого колебания Нат пожал плечами. У него больше не было никакого желания убивать.

Он пролежал до утра, разглядывая свои изуродованные и отныне бесполезные руки.

К рассвету флейтистка обрела достаточно гибкости и настолько пришла в сознание, что смогла сесть, хотя ее движения по-прежнему были замедленными. Привыкший к ее присутствию и уделявший ей не больше внимания, чем какому-то зверьку, Нат буквально впал в ступор, когда она проговорила мелодичным голосом:

– Ты ведь гидрофоб, верно? Убийца… Я впервые встречаю… искателя, «разносчика смерти», как обычно вас здесь называют. Сними-ка шлем…

Сам не зная почему, Нат подчинился. Он наклонил голову и покачал ею слева направо, чтобы стянуть шлем. Наконец, его обнаженное лицо вынырнуло из-под каучуковой маски. Женщина издала звук, похожий на вздох.

– Сколько тебе лет? У тебя есть имя? Или они довольствуются тем, что присваивают вам номера, как машинам?

Нат решил не обращать внимания на ее высокомерный тон и ответил. Огромная усталость сделала его равнодушным к любым насмешкам; он хотел бы сейчас провалиться в бездонный колодец и уснуть, забыть обо всем…

– Почему ты меня похитил? – продолжала расспрашивать зеленокожая женщина. – Ты ранен, болен… Ты, наверное, хотел, чтобы я тебе помогла?

Нат сделал неопределенный жест. И заметил, что женщина смотрит на его искалеченные руки, страдальчески сдвинув брови.