По образу и подобию

Так, с тяжелой головой, мучимый никак не угадываемой отгадкой, и лег сегодня почивать господин обер-шпион мессера Себастьяно Сельвио, главы тайной службы Светлейшей республики. Нет, государи мои, шпионская служба, это вам не сахар! Можете смело плюнуть в физиономию любому, кто попытается заявить обратное. Любителей сериала об агенте 007 - особо касается. Пару недель зимней слякоти, ночевки в вонючих клоповниках, подгорелое мясо с ослиной мочой вместо пива - и никакой 'Из России с любовью' им даже близко не понадобится.

А между тем, Винченце Катарине спал плохо. Очень плохо! И снилась ему всякая дрянь. Да что там дрянь, просто кошмары какие-то! Мерзкий черный мох лез в глаза, в нос, в рот, не давал дышать, душил, царапал нёбо и глотку. Иногда он вдруг оборачивался столь же мерзкими клочьями волос, из-за которых таращились на несчастного сьера Винченце пронзительные черные глаза. А дальше, где-то за ними выплясывала и кривлялась гигантская отвратительная фигура. Вот точно - прямо тебе горный тролль, о которых рассказывала когда-то маленькому Винченце бабушка, и которые не перевелись еще на горных альпийских перевалах.

– А-а-а..!
– короткий то ли крик, то ли рев разбудил соседей Винченце ранним утром. Уже рассвело, но солнце еще и не думало выбираться из-за крон стоящего в сотне туазов от городской стены дремучего леса. Мокрый от пота купец сидел на своей постели, и блаженное озарение отпускало его зажатую с самого вечера душу. Да! Бородатый крестьянин, которого он мельком увидел в телеге, въезжающей вчера во двор! Весь заросший отвратительными черными клочьями, что душили и мучили его во сне всю ночь! А ведь землерой этот уже и раньше попадался на глаза, только никто не обращал на него внимания. И придурок огромного роста тоже был рядом. Вот только кому придет в голову обращать внимание на идиотские гримасы и ужимки деревенского дурака? А оно вон, значит, как? Вон оно как обернулось..!

– Трактирщика сюда! Быстро!!!

И столько было в его реве животной сокрушительной ярости, что троих здоровых мужиков, промышлявших по жизни вовсе не разведением бабочек, в момент смело с лежанок. Гнев и досада душили ломбардца, заставляя трястись руки и судорожно сжиматься кулаки! Как?! Его, Винченце Катарини, который водил за нос маркизов и королей, провел, как мальчишку, какой-то железнобокий болван, какой-то дубиноголовый вояка, у которого весь ум ушел в железки на организме!

Почему-то Винченце был убежден, что идея с перевоплощением в крестьян принадлежала именно телохранителю (впрочем, так оно и было), и это уязвляло его больше, чем что бы то ни было! Больше чем две недели, проведенные в грязи и зимней слякоти. Больше даже, чем возможное неудовольствие со стороны мессера Полани, хотя куда уж больше-то? И, хотя было понятно, что теперь-то 'колдуны' никуда не денутся, все происходящее выглядело глубочайшим, просто чудовищным оскорблением! Нет, вы только подумайте, какой-то осёл с железной кастрюлей на голове обыграл его на поле, где он, Винченце, не без основания считал себя непревзойденным игроком!

Как бы то ни было, ровно через минуту Толстый Пьер стоял перед Винченце, все еще утирающим какой-то тряпкой пот с шеи и головы. Подручники лобмардца окружили хозяина 'Трех Оленей' сзади и с боков, намекая тем самым, что вести себя следует, насколько есть сил, куртуазно.

– Так, слушай... двое землероев, быстро! Один мелкий, весь в бороду ушел, другой здоровый, но идиот... Быстро, где ночуют? Ну, что молчишь... Говори, быстро!

– Так, ваша милость, где же им еще ночевать, коль весь постоялый двор под завязку забит? На конюшне и ночевали. Аккурат, при конях.

– Ночевали?! Почему ночевали? Сейчас где?!

– Так, обратно ваша милость, как prima отзвонили, так они и поднялись. Чуток подождали до рассвета, ну, и к открытию ворот и поехали. А уж сейчас где - то мне не ведомо. Не докладывались, стало быть, куда им далее: на Сен-Эньян, Шатору, Орлеан или Сансер.

– А-а-а, жирный боров! Сколько с нас!

– С позволения вашей милости, один соль и четыре денье.

– Вот тебе двадцать денье, - звенящий кошель приземлился на чисто выскобленный стол, - упакуй в дорогу хлеба, мяса и овощей на день. Да шевелись! Мы уезжаем!!! Гийом, старый хрыч, быстро поднимай всех! Седлать коней, эти свиньи не могли далеко уйти. Пол лье, не более! А уж след от телеги им и подавно не спрятать! Быстро, быстро, быстро! Сегодня эти сраные колдуны будут у нас в руках, восемь ржавых крючьев им в печенку!

Лихорадочное нетерпение ломбардца передалось, казалось, всей его шайке. Да и то сказать: деньги, конечно, деньгами, но столько времени месить глину с мокрым снегом осточертело уже всем. Зрелище кинувшейся из трактира в конюшню толпы несколько даже озадачило скучавших во дворе латников де Донзи. Те уже оседлали коней и верхом ожидали лишь появления плененного графа де Куртене. Руки в кольчужных перчатках потянулись к рукоятям мечей, а кони, как будто сами, выстроились в боевую линию.

Шайка Катарини не обратила, однако, на всадников никакого внимания, лихорадочно седлая коней и распихивая по седельным сумкам вынесенную кухонными мальчишками провизию. Увидев это, расслабились и латники. Вот же, мужичье сиволапое, помчались куда-то, как на пожар... Ни тебе вежества, ни понятий воинских... Только купеческие глотки, поди, и умеют резать. А дойди до дела, так и побегут без оглядки.

Едва ли кто-то из славных воинов догадывался, как скоро им придется в этом убедиться собственноручно. Да и откуда? А тем временем разбойники нестройной толпой вырвались за частокол 'Трех оленей'. В этот же момент спустился во двор сопровождаемый парой латников граф Пьер. Бывший сеньор Невера нехотя забрался в седло, тронул поводья. И два десятка конвоирующих его всадников порысили в том же направлении, куда только что умчалась мерзкая шайка.

'Три оленя', наконец, опустели. И лишь хозяин остался стоять на опустевшем подворье, прижимая к губам оловянную фигурку святого Иринея Лионского и осеняя себя широкими крестными знамениями...

Глава 8.

... госпожа, госпожа, Вы велели разбудить вас с рассветом. Светает. Ворота вот-вот откроют. Люди уже на местах, все готово.
– Честный Готье слегка дотронулся до плеча своей хозяйки и тут же натолкнулся на прямой взгляд широко открытых серых глаз.

– Благодарю вас, сударь. Чашку воды умыться и мой арбалет!

Ох, как же мучительно тяжело просыпаться и выбираться из-под мехового полога! Суточная гонка по лесу и всего четыре часа сна. Свинцовая усталость, разлитая по каждой жилочке измученного тела... Но нет, нельзя! Госпоже позволено все, что угодно, только не слабость. И уж тем более, на глазах своих подданных! Графиня Неверская всегда держит спину, - так учила ее покойная матушка Агнес. Агнес Первая, дочь Ги Неверского и Мод Бургундской. Учила с самого детства.

Встряхнувшись и взбодрив себя несколькими пригоршнями ледяной воды, графиня заняла уже приготовленное для нее место за широким, густым кустом, как раз в человеческий рост. Позиция была выбрана с умом. Чуть более десяти туазов до дороги, и ничто не перекрывает, как сказали бы вояки из более поздних времен, директрису стрельбы. Умница Герольд по команде лег рядом, готовый в любую секунду вскочить и вместе со своей юной наездницей кинуться в драку. Мод взвела арбалет и замерла. То же самое сделали ее люди. Лучников в отряде всего двое, зато арбалет был у каждого, что делало ее небольшой эскорт весьма грозной боевой единицей.

Ждать пришлось совсем недолго, всего пару минут. Вот из-за поворота показались первые проезжие - натужно скрипящая телега с тремя всклокоченными - все в соломе и еще черт знает в чем - селянами.

– Давайте, давайте, - мысленно поторопила их Маго, - проваливайте поскорее, не до вас сейчас будет!

Однако, поскорее не получилось. Буквально через пару десятков биений сердца из-за поворота послышался топот во весь опор мчащегося конного отряда. Вот на простреливаемый участок с едва переваливающейся крестьянской телегой вымахнуло человек двадцать всадников. Свист, гиканье, выкрики, заставившие графиню слегка покраснеть - все свидетельствовало о том, что это погоня. Но за кем? Неужели за этой скрипучей развалиной, набитой какой-то рухлядью и никому не нужными крестьянами?!