По понятиям

Счетовод раньше других понял витавшие в воздухе тенденции и, прибрав к рукам московский общак, начал сворачивать дело. Братков пристраивал в охранные структуры, самых ловких и понятливых оставлял у себя: пригодятся ещё боевики, дела предстоят нешуточные. Но самой важной для него была встреча со старым дружком, вором в законе, Механиком, который, как ни в чём ни бывало, заседал в Московской городской Думе. Документы он сменил, элегантная бородка сделала его неузнаваемым, но глаза, пустые глаза видавшего виды бандита подделать было невозможно.

Счетовод узнал его: увидел в пробке, запомнил номер машины и уже через несколько дней они сидели за столиком в небольшом московском кафе.

– Как же ты дошёл до такой жизни?
– спросил его Счетовод, - Не воровское это дело – заседать в думах!

– Времена меняются, дорогой ты мой, - с прищуром посмотрел на него Механик.
– Надо жить в ногу со временем, учитывать реалии! У тебя, я помню, есть образование. А судимости были?

– Нет, скажем так, - улыбнулся Счетовод, - Да я паспорт давно сменил!

– Это неважно, что ты сменил! У нас на каждого найдётся анкета, - загадочно промолвил Механик, - Важно, что ты умный, здоровый и с незапятнанной репутацией. Такие люди нам ох как нужны! В Госдуму хочешь?.. Ладно, не всё сразу. Подумай пока, а я тоже подумаю, посоветуюсь.

Обрадованный и удивлённый, Счетовод вышел из кафе и, оставив машину на стоянке, прошёл несколько кварталов пешком. Свежий московский ветерок приятно холодил его раскрасневшееся лицо. Деньги, надёжно припрятанные в заграничном банке, придавали уверенности в завтрашнем дне, а открывавшиеся перспективы давали возможность совсем в другом, новом свете увидеть события минувшего десятилетия, время беспредела и бандитизма. Он вспомнил, что называлось это периодом первичного накопления капитала, и был рад, что прожил свою воровскую жизнь достойно, по понятиям, ни на йоту не изменив принципам, заложенным в его голове той средой, в которой он вырос и возмужал, - нашим преступным миром. Совесть его была чиста. Она была свободна от докучливой и устаревшей Христианской морали.