По Северо-Западу России. Том 2. По Западу России
Шрифт:
Дальнейший путь шел на Виндаву и Либаву, на те два города, в отношении которых, в связи с другими стратегическими пунктами побережья, назревал в описываемое время еще вопрос государственной важности: сделать тот или иной пункт портом коммерческим и военным одновременно, или же, предоставив один из них торговле, устроить в другом военную стоянку. Судьба, как известно, решила этот вопрос в пользу второго города. Виндава и Либава места не менее древние, не менее насиженные, тоже семисотлетние существования. Следовала Митава с бироновским замком, построенным Растрелли. Здесь центр курляндского рыцарства, средоточие той малой частицы орденских земель, которая, одно время, жила почти самостоятельной жизнью при своих собственных герцогах. В герцогском склепе занято их телами тридцать мест. В этой небольшой губернии насчитывается до семидесяти семи майоратов; в Митаве дважды жил граф Прованский, впоследствии король Людовик XVIII; тут же разыгралась история двух претендентов на герцогскую корону: знаменитого тюильрийского героя, красавца, графа Морица Саксонского, и старика, любимца Петрова, Меншикова; в июле 1727 года произошла ночная уличная схватка между солдатами обоих
По последней переписи (1881) население всего края состояло:
Латышей — 970.000
Эстов — 840.000
Ливов — 2.500
Русских— 62.000
Немцев — 200.000
Евреев — 55.000.
Литовцев — 15.000
Поляков — 10.000
Шведов — 5.600
Всего . . . 2.160.100
Первым по времени (в XIII веке) хроникером края и, надо сказать, самым добросовестным, был, как известно, Генрих Латыш, и не далее как в 1880 году умер некто Плич, латыш, учитель, оставивший накопленные им за трудовую жизнь несколько тысяч рублей на учреждение в Бендене чрез 150 лет <крестьянского университета», когда капитал достигнет внушительной суммы трех миллионов рублей.
Если Митава город дворян, без торговли и без капиталов, то в этом отношении она прямая противоположность, посещенной вслед за тем, Риге. Рига самый богатый город России, имевший к тому времени 3.374.618 рублей капитала (Петербург 2.543.593, Иркутск 2.006.133. Москва 1.616.726, Варшава 1.048.516 и Одесса 951.390 рублей), в котором живет ровно одна треть всех немцев прибалтийских губерний, из таможни которого за одно трехлетие вывезено товаров на 166.763.838 рублей, привезено на 90.632.832 рубля и поступило одной пошлины золотом с привоза 8.465.999 рублей с копейками, тогда как весь ввоз по западно-европейской границе нашей, например, в 1880 году, не превышал 297.793.806 рублей; кроме того, Рига богатейший собственник в Лифляндии; она, отдельно от Лифляндии, покорилась Петру I; её земли имеют свой консисторию и своего городского суперинтенданта; в Ревеле есть также особый городской супер-интендант; на коронацию в Москву Рига посылала от себя бюргермейстера, от прибалтийской страны ездило другое лицо.
Первая искра немецкой образованности, в самом конце XII века, была заронена именно в Ригу. Здесь сел первый епископ, тут укрепился орден меченосцев, здесь впервые, как противовес рыцарству, окрепло бюргерство. Здесь, на Двине, вдоль реки, до моря, издревле столкнулись два культурных влияния: немецкое с запада и русское с востока. Большая часть этих земель, до прихода немцев, были русскими, платили полоцким князьям дань, и старейшая хроника Генриха Латыша подтверждает это.
Selhen, Liven, I.etten lant
Waren iff der Rusen hant.
Генрих Латыш писал по-латыни прозой; приведенное место взято из немецкой рифмованной летописи неизвестного автора, жившего несколько позднее Генриха Латыша. Имелась еще и другая, более поздняя, рифмованная летопись, но в ней описываются преимущественно истории восстаний эстов против немцев, и самая летопись, нигде до сих пор не отысканная, сохранилась только в ссылках, приводимых некоторыми историками края.
Что наши поселения, до прихода немцев, придвигались к самому морю, документально свидетельствует, наряду с другими, Беляев в «Истории Полоцка», и только значительная бесхарактерность личностей полоцких князей, с одной стороны, и великая энергия первых немецких епископов, с другой, привели к подчинению Западу всего побережья, на которое впоследствии цари московские смотрели совершенно правильно, как на «свою» землю.
В Риге полнее, чем где-либо, обрисовались в своих очертаниях орден, епископство и бюргерство. Длинной мартирологией тянутся хроники о вражде этих трех элементов. Один из процессов ордена с архиепископом, разбиравшийся в Риме, хранится в архиве Кенигсберга и имеет пятьдесят одну рижскую эллю, т. е. около тридцати четырех аршин длины, несмотря на то, что начало и конец этого чудовищного документа объедены крысами. Когда, в одно из восстаний города против ордена, в 1319 году, последний осилил, то, помимо более непосредственной расправы, за убийство восемнадцати человек, город был вынужден: отслужить во всех монастырях между Двиной и Нарвой и в девяти ганзейских городах по 1.000 литургий и 1.000 панихид, основать в трех церквах по три алтаря с ежедневной при них службой, а в Иванов день, во всех церквах Риги, ставить по восемнадцати гробов, со всеми принадлежностями, как бы в них действительно лежали покойники, с покровами, Молитвословием и звоном колоколов. Этих гробов теперь, конечно, не ставят и таких панихид не служат. Надо заметить, что с XIV века в Риге существовало три отдельных по характеру похоронных песни — для ратсгеров, бюргеров и купцов.
Только в 1491 году Рига, в лице своих бюргерства и епископства, окончательно подчинилась ордену, и этим заканчивается тройственная жизнь Лифляндии того времени; с той поры царит один только орден; все поземельное владение шло от него и дробилось между вассалами его, из которых и возникли новейшие местные сословия и, главным образом, могущественное сословие дворянства-рыцарства. Орденские и епископские земли, значительно, впрочем, сокращенные, отошли в казну и состоят теперь в ведении министерства земледелия и государственных имуществ. Историк-юрист прибалтийского края Бунге особенно
настойчиво выделяет факт происхождения нынешнего дворянства именно от позднейших вассалов ордена в XIV веке, а не от рыцарей прежнего времени. Желание Бунге и справедливо, и понятно, потому что никому не охота родниться со страшными деятелями орденского житья-бытья, начиная от времени знаменитой папской буллы 1258 года, отпускавшей все грехи и преступления рыцарям Западной Европы, одевавшим орденское платье с красным крестом и мечом на белом плаще, — буллы, обратившей, по словам Рутенберга, древнюю Fraternitas militae Christi балтийского края, в отборную колонию преступников.В древних храмах рижских, как в храмах ревельских, живописана история этого характерного, удивительного края. Мирно покоятся в соборе его первый и последний епископы: Мейнгард (у. 1196) и Вильгельм (у. 1563). Католические монахи были изгнаны из Риги реформацией еще в 1523 году, в память чего поставлена небольшая статуэтка монаха на одном из домов, в улице, ведущей от Гердеровой площадки к Двине. Католический архиепископ Вильгельм, благоразумно уступая знамениям времени, удаляясь от паствы, продал принявшему протестантство городу собор за 18.000 марок, и с тех пор этот проданный собор превратился в протестантский. Над воротами замка, разрушенного бюргерами в 1484 году и вновь отстроенного магистром ордена Плетенбергом в 1515 г., красуется в полном орденском орнате сам строитель, когда-то доходивший со своими рыцарями до Пскова. В доме Черноголовых, сохранившемся как учреждение только в Ревеле и Риге, имеется часть истории края, в портретах бывших властителей; в Риге также существует «городское войско», численностью по штату сто человек (налицо гораздо меньше), составленное из добровольцев, штандарты которому даны императрицей Анной Иоанновной; подобные «гвардии» имеются еще в Либаве и Митаве; в Ревеле тоже до сих пор существует, подобная рижской, гвардия со своим ритмейстером; она состоит из местных бюргеров, членов клуба Черноголовых. Современная форма всех здешних гвардий установлена при императоре Николае I. В 1852 г. упразднена конная команда в Риге, тогда как прежде рижская гвардия состояла из двух отрядов, пешего и конного. Имелась прежде подобная же гвардия в Гольдингене, которая упразднилась сама собой; но учредительный акт 1794 года и штандарт, подаренный ей курляндской герцогиней Доротеей, хранятся, пережив самое учреждение, которое, при существовании общей воинской повинности, не имело бы смысла. Все особенности Риги находили себе фактическое воплощение в существовании здесь, в течение 165 лет, до смерти князя Багратиона в 1876 году, особого генерал-губернаторства.
Вслед за Ригой посещен один из любопытнейших уголков края, так называемые Польские Инфланты. Это уезды Фридрихштадтский и Иллукстский. Когда курляндский ландтаг 1795 года вотировал безусловное присоединение к России, депутат от Иллукста не нашел ничего лучшего, как уехать с ландтага и по пути оскорбить русского посланника, закричав ему на улице «ein Haful» — на охотничьем жаргоне: «волк идет!» Здесь значительная часть старых протестантских семейств давно уже приняли католичество; сюда же, во время последнего польского восстания, убегали многие из крупных его деятелей, скрываясь таким образом из областей, подвластных умелым распоряжениям Муравьева, и все-таки оставаясь подле них;здесь, наконец, долгое время сидели иезуиты, и страна полна так называемых «церковищ», следов кладбищ обнимавшего когда-то весь край православия. В соседнем с этими местами Двннске путешественники посетили крепость и направились в древний Псков, о современном положении которого и исторических данных придется в своем месте сказать несколько слов; чрез Гдов по Псковскому озеру они проехали в Юрьев, то есть снова в прибалтийский край.
Если Рига служит торгово-промышленным и административным центром края, то Юрьев является его умственно-научным центром. Любопытная история университета будет вкратце изложена впоследствии. Здесь необходимо только сказать, что Александр I, возобновляя 12-го декабря 1802 года старое детище Густава-Адольфа шведского, предназначал его «на пользу всего Российского государства», «на распространение человеческих познаний в Русском государстве и купно образование юношества на службу отечества». Судьбы древнего Юрьева, от времен основателя его Ярослава, сквозь всю неоглядную историческую даль власти орденской, епископской и чужеземных королей, чрезвычайно пестры. В 1472 году, проездом в Москву, Юрьев был посещен невестой царя Иоанна III, Софией Палеолог, сопутствуемой послами и приставами, с царскими почестями; с ней вместе направлялись в Русь мечты римского двора о присоединении восточной церкви к западной. В Юрьеве, в январе того же года, схвачены были, на одном из православных крестных ходов, латинянами пресвитер Исидор и с ним 72 человека и, после суда и пытки, пущены под лед реки Амовжи, нынешнего Эмбаха; позже сопричислены они к лику святых и были одной из причин основания порубежной обители нашей — монастыря Печерского. Было в Юрьеве и такое время, когда, в течение шести лет, по улицам обезлюдевшего города «жили гады и хищные звери». Петр I, недовольный сочувствием горожан к шведам, взяв город, отправил весь магистрат и бюргеров в Вологду; любопытные сведения об этом переданы пастором Гротианом, тоже отбывшим ссылку; в 1714 г. Петр I дозволил им возвратиться. Теперь это красивый городок, полный жизни и довольства, будущие судьбы которого в его собственных руках.
Чрез Вейсенштейн, Везенберг, Нарву, полную исторических воспоминаний, не заглушаемых шумом её замечательного водопада и стуком двух гигантских мануфактур, пользующихся его силой, и чрез Ямбург путешественники к четвертому июля возвратились в Царское Село, сделав, как сказано, всего около 3.000 верст.
Хорошей, светлой чертой немцев является их уменье устроиться, их заботливость о своей собственности. Резко, очень резко обозначаются границы балтийских губерний от смежных с ними русско-польских земель. Живя постоянно в своих поместьях, помещики умело воспользовались трудом своих безземельных крестьян и обратили болота в луга и нивы; при взаимной поддержке, балтийские немцы всегда умеют как в природе, так и в жизни достигать того, что им желательно.