По Северо-Западу России. Том 2. По Западу России

в) самая собственность крестьянина на землю, даже при окончательном выкупе её, самой дорогой ценой, никогда, во веки-веков, не будет полной собственностью, так как, согласно многим запродажным условиям, крестьянин-собственник никогда не будет иметь права строить на своей земле мельницу, открывать торгово-промышленные заведения, охотиться и т. п., тогда как за помещиками, опять-таки во веки-веков, оставляется право, принадлежащее в остальной России только Верховной власти, отчуждать крестьянские земли под плотины, дороги и т. п.

Уже в XIV веке существовало здесь основное деление земля на «мызную» — Hofesland, и «крестьянскую» — Bauerland. В далекие дни владычества ордена, деление это было отнюдь не юридическим, так как вся земля принадлежала помещику, местному представителю ордена, но, в силу обычая и личной пользы помещика, крестьянская земля считалась всегда неприкосновенной и, даже, наследственной. С течением времени началось, однако, перекраивание земель, и если в сороковых годах нашего столетия количество крестьянских земель составляло ²/₃ мызных, то в настоящее время они составляют около ¹/₃. Это перерождение земель имеет свою, чрезвычайно назидательную, историю, подробное изложение которой здесь, конечно, неуместно, но на двух особенностях остановиться можно, выдвинув их из множества других. Речь идет о «взрывании» (Sprengung) крестьянских усадьб и о так называемых «квоте» и «батрацких землях».

Когда, милостью правительства, только лет тридцать тому назад, дано было прибалтийским крестьянам право свободного передвижения по империи, начали переходить в собственность крестьян первые усадьбы и барщинная система заменялась оброком — местные помещики сначала протестовали, но, убедись в выгоде этого, быстро перевели с барщины на аренду около 4/5 крестьянских усадеб. Большая, сравнительно, производительность вольного труда, обусловившая возрастание ценности земли, вызвала, рядом с этим, явление, продолжавшееся довольно долго, а именно — помянутое выше «взрывание» крестьянских усадеб. Пока существовала барщина, едва достаточная для обработки мызных полей, помещики, как сказано, были вынуждены, в собственных интересах, сохранять крестьянскую землю в прежних, не уменьшенных её пределах; но когда, с появлением труда вольнонаемного, гораздо более производительного, стало возможным обрабатывать и большие пространства помещичьей, мызной земли, явилось со стороны помещиков желание увеличить её пределы, что и было возможно за счет земли, крестьянской. Тогда-то началось «взрывание» крестьянских усадьб, т. е. их уничтожение по тому или другому поводу, причем в контрактах и, так называемых, «добровольных соглашениях» поводов имелось всегда достаточно. Явился также закон 1863 года, разрешивший изменение границ, состава и даже уменьшение площади крестьянских участков «для уничтожения чрезполосности», а местная «крестьянская комиссия», циркулярно, 13-го августа 1863 года, допустила эти уменьшения — и для «округления». Контракты давали помещикам полную возможность отделываться и от нежелательных им арендаторов вообще, так что, например, в Илдукстском уезде, Курляндской губернии, целая 1/3 арендаторов но немецкой народности заменена арендаторами немецкими.

Зорко следя за уменьшением крестьянских земель, правительство неоднократно желало приостановить его; но это оставалось только добрым пожеланием. Так, один из ответов генерал-губернатора в 1851 году гласил, что «слухи о присоединениях крестьянских угодий лишены всякого основания»; в 1863 — Императору Александру II угодно было, через генерал-губернатора, выразить курляндскому дворянству свой волю о том, чтобы уменьшение крестьянской земли прекратилось; в этом же смысле состоялось в 1867 году распоряжение «комиссии крестьянских дел», но упразднения все-таки не останавливались, и есть сведения о том, что к 1883 году число крестьянских земельных единиц уменьшилось в крае на 25%.

Если сказанным путем «взрывания» крестьянских усадьб количество земель, находящихся в пользовании помещиков, возросло, то не менее любопытна история «квоты» в Лифляндской губернии и «земель батрацких» в Эстляндской.

Разделение земель каждого имения на мызные, находящиеся в неограниченном распоряжении помещика, и крестьянские, состоящие в пользовании крестьян, установлено было в Лифляндской губернии на основании изданного в 1804 году первого «крестьянского положения», которым, вместе с тем, выражено было и начало неприкосновенности крестьянской земли. Следовавшее «положение 1819 года», в силу которого крестьянам дарована была личная свобода, совершенно нарушило это начало, предоставив помещику неограниченное право распоряжаться всей поместной землею, но впоследствии пришлось вновь возвратиться к прежним основаниям, и при предварительном обсуждении «положения 1849 года», в особом комитете, единогласно решено, что вся предоставленная по вакенбухам 1804 года и состоящая в пользовании крестьян земля должна быть предоставлена в неотъемлемое пользование крестьянского общества. Такое решение комитета, признанное им за обязательное, удостоилось Высочайшего утверждения 9-го июня 1846 года и затем включено в «положение 1849 года» (ст. 120) с тем, однако, что помещикам разрешалось прирезать к мызным угодьям известную часть крестьянской земли. Присоединение к мызным землям этой части (в размере 36 лофштелей пашни, с соответственным количеством лугов и выгона на каждый гак) в самом «положении» ничем не мотивировано и в нем не указано, для чего же эта земля от крестьян отрезаются, но причина этой отрезки была очень хорошая. Вот она:

На основании дополнительных статей 1809 года к первоначальному крестьянскому «положению 1804 года», в пределах крестьянских арендных участков образованы были особые участки, долженствовавшие поступить в пользование безземельных батраков. Эти постановления имели целью обеспечить быт этих батраков, печальное положение которых обнаружилось вскоре и послужило одной из причин издания дополнительных статей 1809 года. При обсуждении в местном комитете оснований разрабатывавшегося положения 1849 года, обращено было особое внимание также на необходимость постепенного перехода от барщинной аренды к денежной — оброчной. Достижение этой цели признавалось весьма желательным, но вызывало правильное опасение, что, при переходе на денежную аренду, «крестьяне-хозяева» пожелают всецело воспользоваться своими участками и уничтожать участки батрацкие. Чтобы предотвратить эти последствия, грозившие батракам совершенным обезземелением, комитет признал необходимым предоставить в распоряжение каждого помещика часть крестьянской земли, для наделения батраков, «подобно тому, как последние до того пользовались в каждом крестьянском участке 1,5 лофами пахотной земли в каждом поле с лугами и сенокосами». Останавливаясь именно на этой мере, комитет, вместе с тем, определил, «что ближайший ландтаг имеет установить правила, сообразно с которыми владелец должен распоряжаться означенными участками, для обеспечения благосостояния рабочих (батраков)». Постановление это, наравне с упомянутым выше постановлением того же комитета о предоставлении в неотъемлемое пользование крестьян земли, в пространстве, определенном вакенбухами 1804 года, признано было за основное начало будущего «положения» и, наравне с ним, удостоилось Высочайшего утверждения 9-го июня 1846 года.

Отсюда ясно, какое именно назначение имела земля, отрезанная от крестьянской и присоединенная к мызным угодьям; землю эту называют податной мызной землей или квотой. По обнародовании «положения 1849 года», часть крестьянской земли, действительно, была присоединена к мызным угодьям, но не получила, однако, того назначения, которое должна была получить по мысли законодателя. Вопрос о квоте оказалось необходимым возбудить снова при обсуждении в Государственном Совете последнего крестьянского «положения 1860 года». Тогда, т. е. в 1856 году, рыцарское дворянство объяснило, что ему показалось, будто бы, недостаточно семилетнего опыта для основательного изыскания способов к уничтожению податного свойства батрацкой земли; остзейский комитет согласился с дворянством, и, вследствие этого, постановление § 21 «положения 1849 года» перенесено без всякого изменения в ст. 9 нового проекта. Государственный Совет не встретил и со своей стороны препятствия продлить упомянутый «срок опыта», но признал, однако, необходимым ограничить его определенным временем. По мнению Государственного Совета, для этого достаточно было назначить пять лет. Он положил также: обратив внимание дворянства Лифляндской губернии на меры, принимаемые министерством государственных имуществ,для обеспечения работников в казенных имениях, — предложить дворянству ту часть земли, которая прирезана от податной земли к мызным, употребить в течение предоставляемого пятилетнего срока, для обеспечения, по возможности, участи всех вообще работников в помещичьих имениях. Это мнение Государственного Совета удостоено Высочайшего утверждения 5-го мая 1860 года. При вторичном рассмотрении проекта «положения 1860 года» Государственный Совет нашел, однако, что только что изложенное постановление, по самому содержанию своему, не может быть внесено в текст нового положения, но что оно, по окончательном утверждении в общем законодательном порядке, должно быть сообщено министром внутренних дел к исполнению — непосредственно чрез генерал-губернатора.

Согласно этому и с прямым определением пятилетнего срока для употребления отрезанной земли в пользу работников, — мнение Государственного Совета, Высочайше утвержденное 13-го ноября 1860 года, чрез министра внутренних дел, сообщено генерал-губернатору, для зависящих распоряжений, 19-го ноября 1860 года. Об исполнении этого Высочайшего повеления «и по сегодня» не имеется никаких сведений, из чего можно заключить, что в действительности оно и не было исполнено, и что таким образом квота и поныне не получила определенного ей назначения.

Оно и понятно. Предположение о назначении податной мызной земли или квоты безземельным батракам возникло как бы для виду, на деле же оно имело целью увеличить состав мызных угодий насчет крестьянской податной земли. В этом убеждает «положение 19-го февраля 1866 года о волостном общественном управлении в остзейских губерниях», явившееся в то самое время, когда уже оканчивался определенный в 1860 году пятилетний срок для отвода батракам той части земли, которая прирезана от податной земли к мызной. По примечанию к § 1 означенного положения, участки повинностной крестьянской земли могут быть предоставляемы в арендное пользование и даже продаваемы в собственность не принадлежащим к крестьянскому сословию лицам, с сохранением личных сословных прав своих! В силу этого постановления, многие крестьянские участки в частных имениях перешли в руки местных дворян. Есть случаи такого перехода участков и в некоторых казенных имениях; например, крестьянский двор Звиргзде, около 100 десятин, казенного имения Альт-Саукен, находится, как говорит, в пользовании местного дворянина.

Нечто подобное квоте имело вместо в губернии Эстляндской; ныне действующее в ней «положение о крестьянах 5-го июля 1856 г.» составлялось под прямым влиянием законодательных мер, принимавшихся правительством для обеспечения быта крестьян в Лифляндской губернии, и положение о них 1849 года служило образцом для положения о крестьянах Эстляндской. В 9 ст. последнего положения вполне определенно выражено то общее начало, что, для обеспечения быта крестьянского сословия, ему предоставлено неотъемлемое право пользования всей годной к возделыванию землей, которая находилась во владении крестьян 9-го июня 1846 года. В ст. 17 значение этого сильно ослабляется тем, что, но мере прекращения барщины, часть крестьянской арендной земли, а именно до 1/6 доли её, предоставлено отделять в неограниченное распоряжение помещика, причем 18 ст. положения определяет, что землей этой помещик хотя и может пользоваться по своему произволу, но изъяснено, что она может быть употреблена для поселения на ней господских работников и т. п.

Совокупность этих довольно неясных постановлений и некоторых других неизбежно наводит на мысль, что прирезка ¹/₆ части крестьянской земли к мызным находилась и в Эстляндской губернии в непосредственной связи с вопросом об обеспечении быта безземельных работников, на случай отмены барщины, т. е. с тем самым вопросом, для разрешения которого признано было необходимым допустить присоединение к вотчинам квоты в Лифляндской губернии, и что, таким образом, и самые условия отрезки этой ¹/₆ части в Эстляндской губернии однородны с условиями присоединения лифляндской квоты. Это подтверждается еще и тем, что выраженная в 9 ст. положения неотъемлемость прав крестьян на арендную землю в принципе установлена была самим дворянством еще на ландтаге 1842 года, вследствие чего Высочайше учрежденные в 1846 году «приготовительный и главный комитеты об эстляндских крестьянах» тогда же ходатайствовали о Высочайшем утверждении этой меры. Высочайшее соизволение, действительно, последовало, и в рескрипте на имя дворянства, от 9-го июня 1846 года, ему изъявлено за это Всемилостивейшее одобрение. Вслед затем на ландтаге 1847 года дворянство постановило, что ¹/₆ часть крестьянской земли должна быть отграничиваема для поселения на ней, при отмене барщины, помещичьих рабочих. Но из представленного дворянством проекта положения оказалось, что, в прямое отступление от упомянутых постановлений ландтага 1847 года, дворянству должно быть предоставлено право произвольного распоряжения всей землей как крестьянской, так и мызной. Нет сомнения в том, что помянутая ¹/₆ доля крестьянской земли, в Эстляндской губернии, подобно лифляндской квоте, имеет вполне определенное назначение: служить для наделения безземельных работников и, до сих пор, цели своей не достигает.