По следам дикого зубра

Тем временем с юга пришли хорошие вести: Брусилов снова взял австрийскую крепость Перемышль. Но в тыл ему уже заходил враг, полки которого пришли из разбитой Сербии и пополнились болгарскими войсками. Остался в памяти страшный горлицкий прорыв. Теперь с юга и севера сближались сильные группы армий противника, бои становились все ожесточенней. Все больше артиллерии вводил враг, все меньше снарядов расходовали у нас. Тылы явно не успевали снабжать русскую армию. Исход боев часто зависел именно от этого.

Все события понуждали конный корпус отходить на восток, чтобы не оказаться в окружении вместе с Варшавской армией. Снова бои, бои без конца. Дожди льют весь апрель и май. Бурки не просыхают. Кони вымотались не меньше людей. Все сильнее ощущение какой-то растерянности в управлении войсками. Нет точных приказов. Все заметнее хромает снабжение, особенно в артиллерии, которую инспектирует наш хозяин по Кавказу великий князь Сергей Михайлович.

Говорят, что немцы уже в пределах коренной России, тогда как мы еще на территории Польши. Армии Макензена и Людингаузена сжимают коридор. Пленные нагло, без боязни говорят: ловушка для вас готова… Теперь они ведут себя куда развязнее, чем в первый год войны. При допросах они уже не гнутся, не угодничают, понимают, чей верх, я вижу ухмылку на лицах.

Казаки, разделенные по полкам, даже по отдельным сотням, сражаются на обоих флангах Западного фронта, стараясь не дать врагу замкнуть и отрезать Варшавскую армию, которая все еще дерется у стен города, значительно западнее нас.

Мы делаем несколько рейдов на север. Возвращаемся, получаем пополнение — и опять в дело. Теперь в моей сотне только девяносто сабель. Зато три пулемета. За одним из них — псебайский урядник Павлов, опытный и отважный пулеметчик.

В мае наши войска оставили Львов и Перемышль. Немцы с юга повернули круто на север. Спешат замкнуть кольцо…

К середине 1915 года мы уже мечемся вдоль левого берега Буга, бьемся с прорывающимся через реку противником, отскакиваем назад и все время видим колонны наших войск, которые довольно организованно отходят от Варшавы и Вислы. На каждом мало-мальски пригодном рубеже пехотные и артиллерийские части останавливаются, огрызаются, иногда бросаются в быстрые и жестокие контратаки.

У нас нет приказа отступать вместе с армией. Мы ведем полупартизанскую войну, как при Наполеоне. Внезапно атакуем, вносим панику в ряды противника и скрываемся в лесах, чтобы появиться уже в другом месте.

Даже когда войска Макензена после кровопролитного боя опять захватили Прасныш и продвинулись севернее Лодзи, а другие армии под командованием Людингаузена шли по правобережью Буга на восток, мы все еще действовали в узком коридоре, пропуская последние батальоны нашей Вислинской армии, которые вместе с нами сдерживали натиск немцев и австрийцев.

Пленный австрийский полковник, взятый соседним казачьим разъездом, на вопрос о планах наступления ответил мне:

— На Москву, на дорогу из Петербурга в Варшаву. — И, поморщившись, добавил: — По пути Наполеона Бонапарта…

У противника, как видим, мысли были далеко не радужные.

Перерезана дорога Брест — Белосток, немцы быстро движутся на Гродно. Поговаривают, что где-то пруссаки успели выйти на дорогу из Петрограда в Москву, но были отброшены. Сдан Брест-Литовск.

Русская Западная армия все же успела выйти из клещей.

Только несколько казацких групп, и среди них наша сотня, все еще оперировали в районе Бельска.

Стоял конец августа. Уже начали появляться приметы осени. В березах заметнее желтели листья. Краснела по верхушкам осина. Ночью сделалось холодней. Над болотами и реками по утрам долго стоял серый туман. Все мы с надеждой смотрели на восток. Ждали приказа. Лица казаков выражали строгую озабоченность. Забыли о нас, что ли?

Последний удар вместе с двумя другими частями мы провели глубокой ночью. Дерзко ворвались в городок Бельск, изрубили на вокзале австрийских гусар, сожгли какой-то эшелон и штаб полка, а с рассветом, захватив семь повозок с продовольствием и фуражом, отошли на юго-восток, в места болотистые, лесные и малонаселенные.

Тут нас и отыскал полувзвод тенгинцев, близких соседей с Кубани. У сотника был приказ: казачьим частям самостоятельно прорываться вдоль речки Лесны на Пружаны и далее по Пинским болотам — к нынешней линии фронта.

— Где она, эта линия? — спросил я сотника и развернул карту.

Краснолицый тенгинец долго водил по карте толстым пальцем и наконец прочертил линию от Риги к Двинску и круто на юг, западнее Барановичей к Пинску.

Я не скрывал своего волнения. Отдать столько земли!.. Сотник озабоченно сказал:

— Отселева пробиваться верст сто двадцать, никак не меньше. Кабы без стычек, так за три перехода.

Он закурил, глубоко затянулся и сказал:

— Еще разные новости. Верховным у нас сделался сам государь император. Главных шпионов казнили, это они наделали всего плохого. Продавали… В России ополчение подымается. Шибко озлили нас немцы, пущай на себя и пеняют. Так что, господин хорунжий, мы с ними еще поквитаемся.

Что ему скажешь? Я все еще смотрел на карту, но думал не о тех новостях, которые услышал, а о том пути, каким мы с Телеусовым везли сюда зубренка из Бреста, вдоль этой самой Лесны, где коричневая вода стоит чуть ли не вровень с берегами, а кругом болота, леса, топи и лишь немногим известные броды да тропинки, по которым можно как-то пробиться на восток. Все другие дороги теперь забиты немцами и австро-венграми. Без проводников не выйти. А где отыскать этих проводников?

В десятке верст к северо-западу от нас чернела знакомая Беловежская пуща. Именно в эти минуты у меня и зародилась новая мысль: идти в бывший царский заказник, в темные леса, переждать там какое-то время, а когда движение врага на дорогах затихнет, двинуться по тылам к фронту, пробить его в слабом месте и выйти к своим.

4

Мы в сосновом бору южнее Беловежа, где величаво стоял знакомый мне замок Александра Третьего. Перед замком — старый бронзовый зубр, на массивном пьедестале надпись: «Воспоминание Высочайшей охоты. 1860 год». Еще южнее, на равнине, угадывался Каменец с высокой сторожевой башней. Туда нам ход уже перекрыли. Разъезд только что столкнулся с неприятелем в предместьях Каменца и ушел незамеченным сквозь мелколесье, как того требовали обстоятельства.

Есть ли немцы в самой пуще? Военный опыт подсказывал, что крупные части не могли двигаться через густой и незнакомый лес, они обходили пущу с севера и юга, где дороги, города, мосты через каналы. Разве какие отдельные части зашли? Но с ними-то мы справимся.

Разведка с Телеусовым поскакала в леса, перебралась через Наревку, обошла знакомый нам поселок, где находился зверинец, пробралась еще глубже и отыскала пустые помещения Стражи с хорошими полянами вокруг. Вернулась, не встретив ни одного вражеского солдата и вообще никого живого. Дорога из Бельска тоже казалась всеми покинутой.

После короткого совета мы решили идти в пущу и уже к полудню обосновались в домах покинутой Стражи, верстах в десяти от пустого зверинца. Обрадовались стогам сена, которые заготовили егеря, видимо, для зверя, выставили дозоры и решили дать себе и коням трехдневный отдых. В пуще царила тишина.