По следам конквистадоров

Когда в столицу прибыла первая партия беглецов, к которой принадлежал и я, мы сразу сделали визит Беляеву. Казалось, наше появление его не очень удивило.

— А, очередные жертвы генерала Беляева! — воскликнул он, стараясь напустить на себя строгость, — Ну, рассказывайте, почему сбежали из колонии?

Мы в общих чертах изложили ему положение дел и причины развала нашего колхоза.

— Эх вы, малодушные! Не хватило терпения дождаться результатов труда, начатого с таким успехом! Ожидали, что вам сразу же посыпятся в рот золотые яблоки! Что же вы теперь думаете делать?

— Прежде всего хотим подыскать недорогую квартиру, чтобы по-возможности поселиться вместе, затем надо получить в полиции удостоверения личности, а после будем искать службу.

— Трудновато будет и с квартирой, и со службой, но не унывайте, все, в конце концов, обойдется, и, по мере возможности, я вам помогу.

И действительно, генерал раздобыл нам квартиру, выхлопотал необходимые документы, а потом многим помог устроиться на службу. Правда, в большинстве случаев это были небольшие должности в различных министерствах, с грошовым жалованьем, но при парагвайской дешевизне прожить на него все таки было можно, а постепенно все устраивались лучше. Несколько человек из нашей группы позже были приняты офицерами в армию и с годами все дослужились до высоких чинов. Из остальных, насколько я знаю, в итоге тоже никто не пожалел о том, что покинул Европу.

Лично я, пробыв в Асунсионе около года, переселился в Аргентину, где получил место инженера по своей специальности.

Эпилог

Приток русских колонистов в Парагвай давно прекратился, условия там за истекшие десятилетия тоже значительно изменились, поэтому мои очерки сегодня имеют скорее историческое значение, чем информативное.

Но все же некоторые читатели могут меня спросить; типичен ли наш случай для Парагвая и может ли там успешно развиваться колонизация?

На последнее сама жизнь уже давно ответила утвердительно. Многие русские колонии, зародившиеся одновременно с нашей, пережив неизбежные невзгоды первых лет, прочно стали на ноги и достигли относительного благосостояния. Но следует добавить, что эти колонии были основаны крестьянами, тогда как все составившиеся из городских элементов почти сразу зачахли.

Главная причина этого заключается не в отсутствии у горожан агрокультурных знаний или крестьянской трудоспособности, а в том, что у них не было той высшей формы настойчивости, которая порождается только безвыходным положением. Среди людей городских профессий, взявшихся в Парагвае за земледелие, было немало таких, которые не боялись никакого труда и работали ничуть не хуже крестьян. С другой стороны, у многих природных земледельцев в парагвайских условиях опускались руки и они впадали в подлинное отчаянье. Но проходило два-три года — стойкий горожанин бросал свою чакру и уезжал в Асунсион, а «шаткий» крестьянин оставался на месте и налаживал недурное хозяйство.

Причина этого проста: когда на горожанина посыпались неудачи или его одолела тоска, он вспомнил, что у него есть в запасе какая-то городская специальность, которая может избавить от всех «прелестей» кампы. У крестьянина такой возможности не было. Отрыв от земли означал для него крушение всего искони привычного жизненного уклада, а потому он волей-неволей должен был стиснуть зубы и перетерпеть. Это терпение и приводило его к победе.

Из колонистов городского типа, наша группа, безусловно, имела больше шансов на успех, чем все остальные: она была отлично экипирована, достаточно обеспечена деньгами, а ее людской состав был однороден, дисциплинирован и качественно хорош. И если бы нашей общей судьбой и кассой не распоряжался человек, ничего не смысливший ни в хозяйстве, ни в вопросах администрации, но в то же время безгранично самоуверенный, — судьба колонии могла сложиться совершенно иначе. Особенно если бы мы сделали ставку на скотоводство, которое в нашем районе обещало неизмеримо больше того, что могло дать земледелие.

Но все это осталось в далеком прошлом и очень многие участники описанных здесь событий уже совершили свой последний путь в асунсионском трамвае… А те, которые еще живы, вероятно как я, вспоминают пережитое без особой горечи.

У костра

Мы сидим у костра, а вокруг молчаливая ночь; Искры с треском взлетают и быстро уносятся прочь. Я на реку гляжу, — за рекою горят светляки И обрызгана золотом гладь этой тихой реки. Тянет сыростью с полных загадки и жути болот, Там живут лихорадки и нечисть лесная живет. Черный лес подступил и сковал очертанья полян Тянет к нам свои цепкие, длинные руки лиан. Над водой потянулся чуть видимый, призрачный пар, Кони жмутся к огню, — за рекою не спит ягуар. Он, державный хозяин, гроза этих темных ночей, Здесь впервые увидел сегодня костер и людей. И ощерившись злобно, и гневно хвостом шевеля, Он глядел через реку на желтые блики огня. В нем тревога клубилась и сделалось страшно ему, И ушел он понуро в лесную, привычную тьму. Мы сидим у костра и такой в его треске уют! Эту радость лесную не многие ныне поймут: Для чего в городах им костры, когда есть фонари? Кто ж счастливей — они, иль живущие здесь дикари? Мне сегодня и думать над этим вопросом невмочь… Я беру карабин и стреляю в волшебницу-ночь. Может быть и удобней костра городской наш фонарь, Но сегодня я счастлив: я пьяный, свободный дикарь!

На кампе

После жаркого летнего дня Как желанны вечерние тени! Изукрасила небо заря, Кампа в мареве неги и лени. На багровом экране небес Неподвижные парятся пальмы А за ними — темнеющий лес И лагуны, блестящие сталью. Тишина. Лишь туда, где светлей, Где пылает заря золотая, С легким криком над синью полей Пламенея летят попугаи. Изнуренная зноем трава Шелестит у коня под ногами, И вещает седая сова, Что так было и будет веками… И беспечно, бездумно я рад, Ни дороги, ни цели не зная, Ехать, ехать вперед наугад По безлюдным степям Парагвая.

Тропическая ночь

Налитый тайной первозданною Лес обступил меня кругом И змеями повис лианными Над затухающим костром. И чар природы экзотической Не разорвать, не превозмочь… Пьянясь отравою тропической, Благословляю эту ночь. И жизнь не кажется напрасною, И боль утрат не так остра. Когда горит в зените ясное Созвездье Южного Креста. Когда с лесными отголосками Я звоны струн сердечных слил, Когда в реке играет всплесками Шальной от счастья крокодил. И зыбится в воде сверкающий Луной осеребренный круг, И что-то шепчет примиряюще Одевший берега бамбук. А явь сплетается со сказкою, Откуда Ты, тропой чудес. Спешишь с любовью и опаскою Ко мне, сквозь этот дикий лес. И подойдешь к костру, свободная От всех общественных цепей, Чтоб приобщиться к первородному Простому счастью дикарей. 1972