По следам М.Р.

— Нет.

— И шоколада?

— Отстань. Сказано же — никаких.

Витя засмеялся. Катюшка никак не могла себе представить: как это мать на конфетной фабрике и не ест конфет, хотя их там целые груды, больше, чем в любом кондитерском магазине.

…Вскоре ребята втроем вышли на улицу. Дома у Вити о серьезных делах не побеседуешь — помешают.

— А что там может быть… в дневнике… такого уж интересного? — медлительно, как всегда, произнес Витя. — Ну, выяснятся подробности… И все…

— Опять скулишь? — сердито прищурил глаза Генька.

— Я не скулю. Я рассуждаю, — обиделся Витя. — И все равно — твоя мать не даст…

Вечером Оля и Генька говорили с Гертрудой Никифоровной. Генька ожидал, что мать или вовсе откажет, или заявит, что надо написать отцу, спросить его разрешения. А спорить с ней бесполезно: уж кто-кто, а Генька знал крутой характер своей матери.

Однажды, например, в машину к матери сел пьяный. Крутил-петлял по всему городу, а потом отказался платить. И хотя пьяный был высокий, дюжий, а мать — маленькая, тоненькая, она не испугалась, дала газ и прямо на машине доставила хулигана в милицию.

Да, мать с характером! И Генька ничего хорошего не ждал от разговора с нею. Но все обошлось быстро и просто. Гертруда Никифоровна молча выслушала рассказ ребят о дневнике, о Горном, о чудесной лаборатории, вынесла из соседней комнаты маленький ключик на витом черном шелковом шнурке и открыла «сейф».

…Однако радость ребят была преждевременной. На следующий день, прежде чем ехать в лабораторию, Оля позвонила Георгию Христофоровичу.

— Нет, — сказали ей. — Заболел.

— Как заболел? — изумилась Оля.

Георгий Христофорович — такой огромный, такой сильный!.. Неужто этакий богатырь вдруг схватил ангину или грипп?!

— Повторяю — болен, — сердито произнесла женщина и положила трубку.

Ребята задумались. Как быть? Везти дневник в лабораторию? Но без Георгия Христофоровича их даже не пустят туда.

— Ну, детки, придется ждать, — вздохнул Генька.

Ребята сидели озабоченные, растерянные. Ждать — это всегда тяжело. Оля подняла глаза кверху, задумалась. Постепенно ее лицо перестало хмуриться, посветлело, вскоре на нем даже появилась улыбка.

— Генька, — виновато пробормотала она. — Можно, я немного…

— А! Опять в потолок уставилась! Опять мечты!

— Совсем немного… Ну, можно, ребята?

— Ладно! Выкладывай! Пять минут!

Генька считал, что Оля — вообще неплохая девчонка, но у нее два недостатка: любит поболтать и помечтать. Когда ее совсем распирало, ребята выделяли несколько минут, и Оля отводила душу.

— Я вот все хочу представить себе: какой он — Михаил Рокотов? Какое у него лицо, глаза… Наверно, он был высокий, стройный. Волосы длинные, волнистые, небрежно откинуты назад. Взгляд острый, орлиный, и нос — тоже орлиный. И еще: говорил он очень складно, так красиво говорил, что слушатели даже плакали. Да, да, я читала, в древности были такие ораторы, как заговорят о чем-нибудь жалобном, хоть двести человек слушают, — все двести плачут. А одевался Рокотов, наверно, так: свободная черная блуза, как у артиста, и широкополая шляпа. А вместо брюк — черные рейтузы…

— Чепуха! — перебил Генька, — Рокотов был смелый, сильный! Любого — раз! — и на лопатки. И на саблях, наверно, лихо рубился. И по канату, как кошка, лазил. Иначе ему бы через забор не перемахнуть. А стрелял как!.. Десять пуль — одну в другую вколачивал! И всех сыщиков запросто обводил.

— Вы оба… словно маленькие, — сказал Витя. — Высокий Рокотов или низкий?.. Какая разница? Вот Ленин… невысоким был… Ну и что?.. И орлиный нос… вовсе не обязательно… Чапаев вот… курносый… и ничего… Важно, что Рокотов… справедливым, конечно, был. И всегда за товарищей… Вот это главное!

Оля и Генька сразу согласились: «Да, это главное!»

* * *

Оля возвращалась из Дома пионеров. Только что кончился районный слет красных следопытов.

Был сильный ветер и мелкий дождь. Прохожие хмурились, поглубже надвигали шляпы, поднимали воротники и засовывали руки в карманы.

Но Оля шла в чудесном настроении. Еще бы! Перед слетом к ней подошел пожилой седой полковник с косым багровым шрамом через весь лоб до уха — начальник районного штаба К. С. Все ребята знали, что этот полковник когда-то, лет сорок назад, был командиром взвода в чапаевской дивизии. И самого Чапая видел не раз. А однажды даже спал с ним в одной хате, и Чапаев курил крепкий, забористый самосад своего молоденького взводного, курил и похваливал.

Вот этот-то замечательный полковник передал Оле бумажку и поручил ей зачитать перед строем пионеров приветственную телеграмму. И кому? Самому шефу следопытов, маршалу Семену Михайловичу Буденному! Вот повезло!..

Рядом с Олей шагали по улице еще семеро ребят — делегаты их школы.

— И до чего же некоторые ловки, — ядовито сказала одна из девочек, Надя. — Даже приветствуют Буденного почему-то именно они…

— Да мне же!.. — крикнула Оля.

— И звено-то у нее не простое — особое! — ехидно продолжала Надя. — Особое, а ничего не делает!

Это было уж совсем несправедливо, и ребята вступились за Олю. Но ссору потушить не удалось.

— Побольше твоего делаем! — зло крикнула Оля. — Если хочешь, мы уже разгадали тайну дневника. И кто писал — нам известно…

— Ничего вам не известно! Хвастунья!..

— Нет, известно! — разгорячилась Оля. — Знаете, кто такой М. Р.?

— Ну кто? Кто?

— М. Р. — это революционер, Михаил Рокотов. Царь велел его во всех списках зачеркнуть. Будто его никогда и не было на свете. А мы о нем все же узнали. Вот! — Оля гордо обвела всех взглядом. — Ну, кто хвастунья?

На следующий день, как только Генька пришел в школу, в раздевалке к нему бросился Яшка — тощий, рыжий парнишка, его одноклассник.

— Значит, Михаил Рокотов? Да? Вот здорово! — закричал он.

Генька остолбенел.

— А ты… Откуда знаешь?

Это был строжайший секрет. Они с Витей и Олей договорились, пока не разузнают все точно, попусту языком не трепать. И вот, пожалуйста…

— Как откуда? Оля…

«Ах, Оля! — Генька не слушая больше, повернулся и побежал разыскивать Витю. — Нет, так это не пройдет! Вот трепло! Вот болтунья!»

С трудом заставил он себя приостановиться, прошептал: «Научись владеть собою». Но уже на вторую строчку у него не хватило терпения, и он помчался дальше.

— Разжаловать, — кратко сказал Витя, выслушав Геньку.

— Что?

— Разжаловать, — сердито повторил Витя. — Она у нас… вроде звеньевой… А почему? Кто выбирал?..

После уроков они втроем остались в классе.

— Итак, сбор особого звена считаю открытым, — объявила Оля. — Только не знаю, для чего мы собрались?

— А вот для чего, — насупился Генька. — Ты сказала Яшке о Рокотове?