По следам сенсаций

Советский учёный академик А. А. Богомолец, следуя геронтологическим идеям И. И. Мечникова, считает естественной возрастной границей человеческой жизни 150–160 лет.

Итак, 160 лет? И выходит, примерно сто лет тихого угасания? Правда, угасания без физических мук, ибо болезни к тому времени будут побеждены. Но угасания невыносимого морально: увядший организм едва ли даст человеку ощущение неизбывной бодрости, лёгкости, свежести, силы, красоты, радости… Велико ли счастье встречать участливые взгляды прохожих, ежеминутно чувствуя себя стариком — сгорбленным, морщинистым, седым или плешивым, хилым, подслеповатым, тугим на ухо, забывчивым, нерасторопным, с шаркающей походкой и срывающимся голосом? Впрочем, не это самое страшное! Неужто не мучительно сознавать, что далеко не всякий физический и умственный труд тебе по плечу? Что ты стал пенсионером не только по бумажке, но и по духу?

О нет, любой лишний год такой старости превратится в непомерную обузу, и вряд ли кому захочется коротать лишнее столетие, денно и нощно забивая «козла» на скамейке в парке…

Думается, люди ждут от гериатрии иного долголетия. То ли дело чувствовать себя полноценным членом коллектива, неутомимым в работе, задорным на отдыхе! Способным принести радость людям и вкусить собственного, личного счастья — не суррогата, скупо отмеренного скрягой-старостью, а полновесного, полнокровного наслаждения всеми радостями бытия! Пилюлями от болезней тут не обойтись. Эликсир не эликсир, но радикальное средство нужно. Осуществимо ли это?

…В древнеегипетском папирусе Смита приведены советы более чем 4000-летней давности под многообещающим заглавием «Начальная книга превращения старых в молодых». Увы, доверие читателя оказывается обманутым: речь идёт о косметических процедурах, которые, по скромному заключению самого автора, «избавляют его от плешивости, пятен на коже и прочих неприятных признаков старости».

Уже упоминавшийся здесь Парацельс сулил всем, кто отведает его чудодейственного бальзама, исцеление от всех недугов и скорбей, молодость и долголетие. Но странное дело: сам Теофраст Бомбаст Ауреол фон Гогенгейм, он же Парацельс, составитель рецептов вечной молодости и красоты, по непонятным причинам умер в 48 лет.

Пока одни, запершись в прокопчённых подземельях, корпели над склянками с колдовским зельем, другие снаряжали заморские экспедиции в поисках родников с живой водой. Отчаявшись найти животворную влагу на изъезженном и исхоженном вдоль да поперёк Европейском континенте, энтузиасты омоложения обратили алчущие взоры к Новому Свету. Эти надежды подогревались слухами о сказочных богатствах недавно открытых земель. Считалось, что источники вечной молодости ждут не дождутся своих купальщиков где-то в дебрях Индии. На поиски Эльдорадо с его золотыми горами и волшебными ключами к берегам Америки (её тогда считали окраиной Индии — Вест-Индией) хлынули полчища охотников за нектаром богов. Тысячеликая смерть подстерегала путешественников; но ни сокрушительные удары штормовых волн о скрипучие борта утлых каравелл, ни отравленные стрелы туземцев, бесшумно настигавшие алчных конквистадоров на змеиных тропах, ни грозный призрак тропической лихорадки не в силах были остановить поток «водоискателей». В 1512 году на берега Карибского моря высадилась ватага молодчиков во главе с Пенсом де Леоном. Десант не достиг своей цели: вожделенных водоёмов с волшебной влагой почему-то не оказалось и тут; охотникам, за живой водой пришлось утешиться тем, что они вошли в историю как первооткрыватели, а заодно и первоопустошители полуострова Флорида.

Минули века. Наивные верования уступили место научным теориям. Глазам людей открылась вся грандиозная сложность проблемы. Однако медицина не оставила надежды на выигрыш в, борьбе со старостью и смертью. Скорее напротив: как раз последнее столетие особенно изобиловало попытками изыскать радикальный способ омоложения. И надо же так случиться, что именно в последние годы снова серьёзно заговорили о живой воде и эликсире молодости!

Эликсир — из-под крана…

Живая вода — это водопроводная минус тяжёлая…

Дейтерий — биологический тормоз…

Под такими аншлагами журналы в 1965 году печатали статьи В. Умчаева (кандидата химических наук В. Мухачева).

На редакции хлынул шквал читательской корреспонденции. Разговоры о талой и дождевой воде вспыхивали на улице, в вагонах метро и пригородных электричек, в лекционных залах и студенческих аудиториях. Тема обсуждалась и «на профессиональном уровне» — в кругах специалистов.

Так родилась сенсация.

Живой читательский интерес к проблеме, который скорее всех дано почувствовать, наверное, в силу профессиональных условий именно журналистам, побудил меня обратиться к литературе и консультантам.

Читатель уже в курсе некоторых интересных геронтологических сведений — они нам пригодятся в дальнейшем.

А теперь сущность гипотезы Мухачева.

Сейчас известно: у водорода не то четыре, не то пять изотопов (открытие пятого вроде бы не подтвердилось). Наиболее распространённый из них — протай Н. Из него чуть ли не на все 99 процентов состоят массивные тела вселенной и межзвёздное вещество. Доля дейтерия несравненно скромнее, во всяком случае на Земле: в морской воде его в 6430 раз меньше, чем протия. О тритии и говорить не приходится. Все изотопы способны вступать в химические соединения. То, что мы пьём, — смесь «разных вод». Есть между ними разница? Несомненно. Дейтериевые соединения куда прочнее протиевых. Скажем, перекись водорода (протия) склонна к самопроизвольным взрывам. Дейтериевая перекись, напротив, вполне устойчива и, как сказал бы пожарник, взрывобезопасна.

Даже самое упругое тело какого-нибудь дюжего молодца на поверку довольно «жидковато» — оно на 60–70 процентов состоит из воды. Все биохимические реакции протекают в водной среде и с её непременным участием. Более того: водород входит в структуру важнейших биополимеров: нуклеиновых кислот, отвечающих за наследственные свойства живых существ, и белков, из которых построены все наши органы. И сколь бы мизерно ни было относительное участие дейтерия в жизненных процессах и структурах, абсолютное количество его атомов в любом организме достигает астрономических значений. И увеличивается к старости. Между тем в процессах на молекулярном уровне вполне может сказаться присутствие одного-единственного атома дейтерия!

Красноречивой иллюстрацией к высказанному опасению служит биосинтез белка.

Белковая цепочка составлена из аминокислот. Типов этих звеньев не так уж и много — всего 23. Однако, сочленяясь в разных комбинациях, они обусловливают пёстрое разнообразие в свойствах наших органов. Для каждого вида белка характерна своя последовательность аминокислот. Малейшее нарушение очерёдности — и свойства белка резко меняются. Известно, что серповидноклеточная анемия (тяжёлый наследственный недуг, поражающий кровь) обязана своим происхождением пустячной вроде бы ошибке при синтезе гемоглобина. — замене одной аминокислоты в молекуле белка на другую.

Нынешние химики умеют соединять разные звенья в полимерную цепочку. Однако в пробирке одна белковая молекула получается длиннее другой, да и аминокислоты не всегда становятся на уготованное им место. Даже у самого тщательного экспериментатора в пробирке встречаются отклонения от проектной «архитектуры» — примерно в каждой сотой молекуле. Если бы клетка работала с тем же процентом брака, мир живого постигла бы катастрофа. Ибо самомалейшая «опечатка» при воспроизведении полимеров грозит тяжёлыми последствиями (вспомните серповидноклеточную анемию!). Вероятность ошибки в работе клетки — один шанс из миллиона миллиардов. Фактически же синтез белка при такой архипунктуальности осуществляется с математической строгостью. Результат — образование полимера с абсолютно упорядоченным чередованием звеньев и требуемой пространственной геометрией. Безукоризненная чёткость в работе обеспечивается здесь прекрасно налаженным и безотказно действующим механизмом — речь идёт о матричном синтезе.

Как известно, матрицей, с которой отпечатываются белки, служит дезоксирибонуклеиновая кислота (ДНК). В структуре, которую обычно сравнивают с телеграфной лентой, записана инструкция, в какой последовательности должны нанизываться аминокислотные звенья, составляющие белковую молекулу. Подобная аналогия не случайна.

ДНК, как и белок, — полимер. Только составлен он не из аминокислот, а из азотистых оснований. Азотистых звеньев в цепочке ДНК тоже много — до 10 миллионов. Но типов их всего четыре: аденин (А), тимин (Т), гуанин (Г), цитозин (Ц). До чего же экономна природа в своих творениях! И уж если азбука Морзе, оперирующая всего двумя символами (точка, тире), способна передавать любую информацию, можно себе представить, сколь богатые возможности таит в себе химический шифр наследственности. Как же ДНК программирует постройку белка?