По следам султанов и раджей

Его сын Хошанг (1405—1435) перенес резиденцию из Дхара в Манду — ему нравился тамошний здоровый климат и природные фортификационные возможности. Широкую вершину скалистого холма он обнес замысловатой системой крепостных стен, бастионов и башен. Периметр крепостных стен с внешней стороны достигал более сорока километров. В те времена внутри крепости жизнь буквально кипела. Тут было много базаров, магазинов, бань, дворцов и летних резиденций, однако все они в настоящее время лежат в развалинах. Безжалостным зубам времени не поддались лишь несколько султанских резиденций, гробниц и мечетей, построенных, вероятно, более основательно, чем остальные, менее значительные, здания.

В крепость мы попали через систему могучих башен. Сначала мы оказались в башне Аламгира, одиннадцатиметровый портал которой заканчивался остроконечным сводом, образующим вход в крытый коридор. Дорожка резко повела вверх и уперлась в ворота другой башни, носящей название «Дворницкая». От нее шло примерно шестьдесят широких и низких ступеней к третьей, Делийской башне — она и служит главным входом в крепость.

Мы оказались на безлюдной, некогда оживленной территории крепости. Минут пятнадцать мы брели по развалинам и наконец добрались до ослепительно белой гробницы султана Хошанга. Она стояла, повернувшись к нам великолепным резным порталом, украшенным переплетенными между собой цветками лотоса. Ажурные мраморные решетки по сторонам главного входа пропускали внутрь мягкие рассеянные лучи света, что придавало всей постройке торжественный вид. На мой взгляд, правда, четыре башенки на мраморном куполе слишком близко теснились к стройному своду. Мой проводник с любовью осматривал гробницу и с нескрываемой гордостью заметил:

— Перед вами первая гробница в Индии, на строительство которой пошел белый мрамор. Двести лет спустя она воодушевила императора Шах Джахана на строительство намного большей и известнейшей гробницы Тадж–Махал в Агре, в которой покоится прах его любимой Мумтаз. Хотите, я покажу вам персидскую надпись, подтверждающую это?

Действительно, на памятной доске витиеватым арабским шрифтом написано, что 14 декабря 1639 г. мавзолей посетила группа архитекторов, посланных императором Шах Джаханом. Сюда пришли четыре будущих строителя Тадж–Махала: два мусульманина и два индуса.

Не упустили мы возможность осмотреть и прилегающую к мавзолею Большую мечеть. Ее строительство было закончено лишь в 1454 г. преемником Хошанга Махмудом Хилджи, о чем свидетельствовала другая надпись, вытесанная на стене. К главному входу нас вывела крутая лестница, а стройный портал — в синюю, с легким куполом молельню. Словно зачарованные стояли мы в небольшом полутемном пространстве, где несколько столетий назад звучали молитвы придворных. Покрытые голубой глазурью изразцы на стенах сегодня, как и в былые времена, сплетались в стройные геометрические узоры в форме звезд и ромбов. Если бы пауки не оплели серебряной сетью ажурные решетки каменных окон и если бы на михрабе дикие голуби не свили гнезда, можно было бы представить, как перед ровными рядами верующих встает имам и приглашает всех присутствующих к общей пятничной молитве.

Голос провожатого вернул нас к действительности:

— Теперь мы могли бы немного вернуться назад и осмотреть другие строения, — порекомендовал он.

Мы обогнули мечеть и возвратились по другой дороге.

За кронами деревьев виднелось могучее здание, вероятнее всего, дворец султана. Мне показалось, что одна часть здания словно углубилась в землю, и я подсознательно направился к другой.

— Не беспокойтесь, дворец не упадет, так задумано специально. Султан, желая подшутить над своими гостями, приказал построить дворец набекрень. Опоры здания лишь кажутся неустойчивыми, благодаря чему создается иллюзия, будто постройка качается из стороны в сторону. Поэтому здание и получило название Хиндола махал («Дворец–качели»).

Во дворце сохранился также и второй этаж. С северной стороны к нему ведет особая лестница Хатхи чархао («Слоновий выступ»). По этому выступу, говорят, поднимались наверх слоны, с занавешенными носилками на спинах, и возносили закутанных гаремных жен в их покои. Оттуда они, сами невидимые, наблюдали торжественное шествие, когда к главной башне крепости приближался султан или какой–нибудь чужестранный сановник.

Перед замком блестели зеркальной поверхностью два водохранилища — маленькое озеро Кафр и пруд Мунджа. Вдоль их берегов протянулось своеобразное продолговатое здание, по своей форме напоминающее корабль. Оно так и называется Джахаз махал (Корабельный дворец). Сооруженные на крыше беседки и павильончики и выступающие из стен балкончики отражались в зеркальных водах голубого озера. Отражение дворца в воде казалось необычайно красивым. Видно, жены султана могли из дворца следить за тем, что происходило на озере, и, таким образом, хотя бы издалека принимать участие в веселых играх и соревнованиях на лодках и в воде.

Для их удобства все было предусмотрено. Через комнаты Корабельного дворца по каменным канавкам протекала озерная вода, поднимавшаяся сюда при помощи персидского колеса, вращаемого могучим слоном. Затем вода спадала красочными каскадами и в одном из дворов наполняла искусственные водоемы с множеством округлых ступеней, вырезанных из мощных песчаниковых квадратов. В таком бассейне могли купаться даже те женщины, которые не умели плавать. Те же, которые умели, могли отважиться заплыть на большую глубину в центре бассейна.

Несмотря на то что был уже март, мы не отважились принять холодную ванну, хотя полуденное солнце невыносимо жгло, и от его высушивающих лучей мы уже не знали, куда прятаться. Мы решили немного отдышаться в прохладном Колонном зале. Несколько столетий назад тут отдыхали после купания придворные султана, а по вечерам, устроившись на террасе, многочисленные жены султана обычно наслаждались легкими дуновениями ветерка, доносящегося из джунглей.

Рахман принес из джипа корзинку с обедом: вареную курицу, белый хлеб и сочную папайю. Нас мучала жажда, но поблизости не было никакого родника или источника — пришлось довольствоваться теплой водой из канистры.

Крепость всегда страдала от недостатка воды. В большинстве случаев выручала дождевая, которую в изобилии приносили сильные муссонные ливни, заполнявшие естественные водоемы так щедро, что вода в них удерживалась по нескольку месяцев. Когда же они пересыхали, жители крепости вынуждены были уменьшать потребление воды. Питьевую воду можно было черпать лишь из трех глубоких колодцев. Из них брали воду не только для приготовления пищи и для питья, но и для охлаждения дворцовых покоев в знойное лето.

Внизу, прямо по берегу озера, шла хитроумная сеть сводчатых коридоров. Все лето они оставались влажными и сравнительно прохладными, и благодаря им охлаждались стены всего дворца. Непосредственно под комнатой султана зиял Колодец чампы, названный так потому, что вода в нем всегда оставалась свежей, как белый цветок чампы. Из колодца вода подавалась в личные бани султана, в их предбанниках до наших дней сохранилось ловко придуманное нагревательное устройство. Другой колодец называется Светлым, так как в него заглядывал дневной свет. Он соседствовал с Темным, в котором, так же как и на лестницах и в коридорах, к нему примыкающих, царствовала вечная тьма. Оба колодца сверху защищались сторожевыми башенками. С их галерей специальные сторожа днем и ночью стерегли источники драгоценной жидкости.

Несмотря на полуденный зной, Корабельный дворец произвел на нас приятное и радостное впечатление. Павильончики и беседки создавали приятную атмосферу, благодаря которой можно себе представить времяпрепровождение придворных султана. Не зря ведь в древности Манду называли «городом развлечений». Было это во времена основателя Корабельного дворца Гияс–уд–дина Хилджи (1469—1500). Султан умел наслаждаться преходящими радостями мирской жизни в полной мере и вместе с тем не забывал о необходимости создания каких–то более постоянных ценностей. Он, так же как и его предшественник Махмуд–шах I (1436—1469), совмещал завоевательные походы с увлечением науками и культурой, развитие которых он поощрял. Гияс–уд–дин пригласил в Манду со всех уголков Индии известных ученых, построил библиотеки и колледжи. Он звал к себе и щедро вознаграждал индуистских и мусульманских поэтов, хотя требовал от них, чтобы они воспевали его успехи полководца и правителя.