По следам Таманцева

Я подошел к книжной полке и увидел томик Самохина «Где-то в городе на окраине», поймав себя на мысли что детство моего героя, прототипа богомоловского Таманцева, тоже прошло в Сталинске, на тех же окраинных улочках, но на двенадцать лет раньше.

Я позвонил на киностудию. Приятный женский голос ответил, что директор задерживается, но к обеду обязательно будет.

– Распрекрасно, – произнес я вслух, – к обеду и я доберусь до киностудии.

Без четверти два я был на киностудии. Директор появился с шестым радиосигналом, извещающим о конце обеденного перерыва.

Перед выездом из Минска я позвонил ему и в двух словах изложил цель поездки. Поэтому директор, как человек деловой, начал с главного:

– Ты привез заявку?

– Нет, – ответил я, – до заявки еще далеко.

– Полагаешь, что этот человек мог умереть?

– Все возможно.

– Но это не беда для кинематографа, тем более документального, есть материалы, свидетели…

– Так-то оно так, но…

– Напрасно сомневаешься. Москва уже требует заявок и сценариев к будущему юбилею Победы. Пока заявим, пока они утвердят…

– Съезжу, посмотрю, а на обратном пути все детально обсудим. Заявку ведь недолго написать.

– Как знаешь, – сказал директор. – Ты не обедал?

– Я недавно завтракал.

– Это не важно, пойдем, у меня есть бутерброды и кофе.

– Я пью чай.

– Найдем и чай. Для гостей можно чего-нибудь и покрепче, а мне нельзя, я на работе.

Перебрасываясь подобными фразами, мы прошли в комнату за кабинетом, директор открыл холодильник и стал доставать ингредиенты к бутербродам, с некоей мужской эстетикой разложил их на столике на салфетках, затем заварил чай и произнес:

– Ну, как там у вас в Белоруссии?

* * *

Утром следующего дня я проснулся, когда хозяева квартиры уже ушли на работу. Побрился, выпил чаю и стал собираться в дорогу. Прежде всего, вернул в сумку бритвенные принадлежности. Попутно решил навести в ней порядок и ужаснулся. Еще в Толмачево я почувствовал, что сумка стала немного легче, но не придал этому значения. Теперь понял, что в ней отсутствует диктофон.

Понимая, что нельзя вернуть то, что безвозвратно ушло в прошлое, я быстро собрался, черкнул записку Соне о том, что на обратном пути непременно заеду и побуду чуть дольше, отдал ключ соседке и пошел к кассам аэрофлота.

Входя в здание, вспомнил как легко и быстро взял вчера билет в Москве. Здесь все должно быть также комфортно, подумал я, видя, что людей почти нет. Но меня ждало разочарование. Компьютер в кассе «Сибирских авиалиний» предлагал девять билетов от Красноярска до Благовещенска, а до Красноярска – ни одного.

– Чему вы удивляетесь, – сказала кассир. – Нестыковка частных компаний. До Красноярска летает маленький самолетик, а от Красноярска – большой… Да и вообще, летом с билетами везде проблема.

– Ничего подобного, – возразил я, – вчера в Москве свободно можно было взять билет…

– Наверное на Ил-86-й, – перебила меня кассир.

– Да, – согласился я, – именно на Ил-86-й.

– Все ясно. Третьего дня такой же самолет разбился под Москвой, вот пассажиры билеты и сдали.

Мне стали понятны бурные аплодисменты, прозвучавшие в салоне аэробуса, когда мы приземлились в Толмачево.

Через полчаса я уже был на железнодорожном вокзале.

Но и там я потерпел фиаско:

– Мест нет.

– И что же мне делать?

– Записывайтесь на проходящие, – посоветовала кассир, – и подходите время от времени к окошку.

Делать нечего, я стал исправно курсировать от своего места к кассе и обратно. Когда-то я часто бывал здесь, но то был старый вокзал. От него остались только стены. Новый же хорошо и в современном стиле отремонтирован и разделен на две половины. В первую – вход платный или по билетам. Во вторую и к кассам можно подойти свободно, но уровень комфортности, чистоты и отношение к пассажирам здесь совсем иные. Впору вешать на стенах таблички: «Для черных».

Визиты к кассе я совершал из привилегированной половины, из зала «Для белых», но все равно безуспешно. Ближе к вечеру хотел уже возвращаться на квартиру, но случилось чудо, кто-то сдал билет до Благовещенска, поэтому в середине ночи я попал в вагон поезда Москва – Благовещенск. В купе, на которое указал мне проводник, спали три закутанные в одеяло фигуры, определить их пол и статус, как говорили мои коллеги следователи, не представлялось возможным. Я забрался на верхнюю полку и попытался заснуть, дав себе обещание утром привести в порядок мысли и тщательно спланировать то, для чего поехал на Дальний Восток за семь тысяч километров от Беларуси.

Коловратов

Лесок, в котором притаилась группа, только-только стал покрываться листвой, и надежно спрятаться в нем было еще трудно. Однако за сутки в сторону леса ни со стороны города, ни от проселочной дороги не прошел ни один человек, и «опасность демаскировки могла возникнуть только теоретически». Так заумно мог оценить ситуацию только нынешний командир группы.

– Теоретически, – произносит шепотом Коловратов, – теоретически…

Слово не вызывает у него никаких ассоциаций. «Умные все больно», – думает Коловратов, которому иногда кажется, что его товарищи специально употребляют мудреные слова, чтобы подчеркнуть разницу между собой и им.

Коловратову хочется курить, но командир группы проверил лично, чтобы никто из бойцов не брал с собой ни махорки, ни трофейных сигарет.

Командир любит порядок, его фамилия Граббе. Впрочем, это, скорее всего, не настоящая фамилия, а псевдоним. Наверное, он получил его потому, что в совершенстве владеет немецким: говорит без акцента и документы читает, как на родном.

Наступила ночь. Граббе выставил двух дозорных. Это означало, что все остальные могут немного покемарить. Правда, сон в тылу врага – это даже не сон вполглаза и вполуха. Вроде и спишь, но все слышишь. Наверное, подсознание, опять же выражение Граббе, не позволяет отключиться полностью, чтобы, упаси Бог, не «уснуть навсегда».

Спустя час началось какое-то движение, затем приглушенные голоса, чья-то рука толкает его. Это Трошин, впрочем, Трошин ли он на самом деле, Коловратов тоже не знает, возможно, и это выдуманная фамилия. Группа комплектовалась из кадровых «смершевцев» и прикомандированных военных, которые по каким-то причинам попали в поле зрения контрразведки и были привлечены для проведения операций.

– Пришел, – говорит Трошин, и идет дальше, где спит еще один боец.

Командир о чем-то перешептывается с мужчиной в бесформенном брезентовом плаще. Это и есть тот, кого группа ждала последние сутки – агент из местных жителей.