По следу Саламандры
Шрифт:
Все сложилось удачно. И вот Флай уже в столице.
Газовые фонари покачивают тенями на мостовых. Флай слоняется под дождем… Вдыхает воздух свободы.
Крылатые и хвостатые — фейери, некстеры — живут в этом мире наравне с людьми. Как жили бы вампиры, если бы существовали на самом деле. Они прикидываются людьми, даже ведут бизнес — мелкий и средний.
Они чаще всего держатся вместе, чтят какие–то свои, малопонятные другим традиции, пробавляются торговлишкой и не жалуются на свою тяжелую судьбу. В столице их немного…
Человек издавна строил города. Никогда прежде
Россыпью парков, сплетеньем улиц, жемчужинами дворцов лежал на теле континента великий город — Mock–Way–City.
…Триста восемьдесят четвертый не был оратором, но и не относился к тому типу молодых людей, которых один вид несомненно красивой представительницы прекрасного пола делает косноязычными мямлями, равно как он не относился и к тем, кто обретает в подобной ситуации агрессивное красноречие. Да и форма, впрочем, обязывает.
Перед Леной стоял огромный молодой, красивый парень, похожий на Кристофера Рива, одетого вместо трико супермена в незнакомую форму, улыбался, слегка склоняясь к ней почтительно, и говорил нечто сложное… Неудивительно, что девушка растерялась. Тем более что в ней жил воспитанный с детства вечный страх перед блюстителями закона. Она понимала, что он помощь предлагает, но слышалось невольно что–то вроде:
— Документики предъявим, гражданочка. Нету документиков? Ну что же вы так? Проследуем в отделение.
Привычный ей милиционер хоть и являл собою олицетворение власти победившего хама, пардон, социализма, но все же вызывал какое–то уважение. За серой формой и фуражкой с красным околышем стояла могучая советская империя. За ним тянулся шлейф положительных ассоциаций, от обаятельного «дяди Анискина», до ЗнаТоКов, которые так умело ведут следствие… Хотя, конечно, проверочки документиков, даже если с ними полный порядочек, советский гражданин опасался с замиранием сердца.
Удивительно, как все же сочеталось в советском человеке ощущение стабильности и защищенности, вера в силу своей страны и понимание, что она зависима.
Это двойственное ощущение было и у Лены, несмотря на то что она довольно долго прожила в Великобритании — стране самого развитого и самого «загнивающего» империализма. Она видела, как красиво и многоцветно «загнивал» британский капитализм, как монохромна и бедна была жизнь в СССР, но продолжала искренне полагать, что у них–то будущего нет, а у нас есть, и не какое–то там, а непременно светлое.
Полицейский, подошедший к ней, был врагом или другом? Если у них тут капитализм, то полисмен — проводник власти эксплуататоров и притеснитель. Если же они здесь строят коммунизм, то это, очевидно, народный милиционер — по определению друг народа… Но она–то — чужая здесь, к тому же без документов, и милиционер должен сдать ее как шпионку куда следует…
Разумеется, девушка не рассуждала об этом. Весь сложный комплекс переживаний жил в ней на уровне эмоций, догадок, озарений. Она просто несколько растерялась, не зная, как себя вести, как реагировать.
А симпатичный полисмен улыбался и ждал ответа.
Что же ему отвечать?
Первое, что она смогла выдавить из себя, — что помощь ей вообще–то не нужна. Однако ей кажется, что она заблудилась, и если бы ей кто–то напомнил, до какой конечной станции идет поезд, и далеко ли это, то она будет
весьма признательна.Полицейский покивал, после чего ответил…
Из его ответа Лена главным образом уразумела, что ее не так поняли. Видимо, она применила какие–то не те обороты речи, как–то не так выразила свою мысль, что вопрос преломился в сознании собеседника в иной, на который он и ответил.
Триста восемьдесят четвертый сказал что–то вроде того, что если ему позволено будет оценить юмор юной леди, то он, рискуя проявить недостаток тактичности, ответит тоже шуткой. Да, этот поезд действительно идет до конечной станции. Ха–ха! Он доезжает до самого конца всего сущего. И ехать осталось недолго.
Лена из вежливости посмеялась в ответ, прилагая титаническое усилие к тому, чтобы ее лицо не перекосилось от глупейшего выражения, какое бывает у человека, внезапно почувствовавшего себя идиотом.
Она решила зайти с другого фланга и сказала, что собралась прогуляться немного, посмотреть… Но, кажется, очутилась в местности незнакомой.
Молодой человек кивнул с заговорщическим видом и двусмысленно заметил, что, дескать, конечно, ясное дело, он понимает, забавы аристократов [10] .
10
Полицейский использовал термин: Lords Diversion For Amuse — который, вероятно, можно перевести как «господские забавы ради забавы» или «проделки от скуки». Лена в этот момент не располагала достаточным идиоматическим багажом, чтобы понять, о чем речь.
Дескать, как же, как же. Он не смеет мешать.
А Лена мучительно пыталась вспомнить, как же называлась улица неподалеку от дома Остина, название которой она прочла. Только помнила, как мимо проносились массивы зданий, кварталы и башни. Город затягивал ее, как бездна…
Вдруг в порыве отчаяния Лена вспомнила и произнесла, не будучи уверенной, что прочитала правильно, — она уже знала, что здесь не все произносится так, как в привычно земном английском:
— Мне после нужно будет вернуться на улицу Зула Пэлес Плейс!
— Ну, разумеется! Я сразу понял, откуда вы! — уважительно закивал этот молодой простак.
И как–то лихо попрощался, поблагодарил за исключительно приятное общение, еще несколько раз извинился и был таков, скрывшись за дверью на следующей остановке.
— Вот болван! — довольно громко сказала Лена по–русски, чем вызвала новую краткую вспышку интереса к себе со стороны пассажиров.
Еще через одну остановку к ней подошел почтенный пожилой джентльмен с пышными седыми усами, в шляпе, напоминавшей классический котелок, при трости и в несколько более долгополом, чем у прочих, пальто, с лихо закинутой через плечо красивой шалью.
Он извинился за то, что нечаянно услышал часть разговора и счел возможным напомнить юной леди, что вот эта самая конечная–то остановка, она как раз сейчас и будет. И в подтверждение качнул тростью, как бы указывая за пределы вагона. Потом снова извинился и выразил озабоченность в том, правильно ли он поступил сейчас, нарушив уединение леди своим замечанием.
Лена поблагодарила и добавила по–русски:
— Что ж они все, блин, такие вежливые?!
Мелькнуло удивление: если остановка конечная, то чего же о ней напоминать–то? Чтобы поезд в депо не увез, что ли? Кто знает, какие тут порядки…