По следу Саламандры
Шрифт:
Здесь его внимание привлекла эстакада городской железной дороги, проходившая по центру улицы.
Под ней был проложен мощеный тротуар, защищенный от непогоды рядами стеклянных листьев, оправленных в металл, что обрамляли двухрядную эстакаду, а по бокам — покрытые гравием проезжие дороги.
Так он некоторое время гулял, казалось, без цели и смысла, правда, двигался все время на запад.
Наконец он, видимо, решил, что достаточно удалился от вокзала и достаточно повертел головой — пора уже избрать некий осмысленный путь.
Вокзал он оставил позади,
Он порылся в кармане, извлек визитные карточки, данные ему попутчиком в поезде, и осмотрелся, держа их наготове.
Извозчики — в основном кебмэны, — сидящие на крышах своих двухколесных повозок, несколько смущали его.
Улицы делались все пустыннее по мере продвижения в город. Извозчиков и водителей паромоторов здесь ничто не держало, и они с рокотом уносились прочь.
Тревожить вопросами городовых, что стояли почти на каждом перекрестке, Рейвен остерегался. Служители порядка часто бывают любопытны, как белки, и при попытке осведомиться у них о направлении могут начать задавать вопросы. А ему вопросы были не нужны. Только ответы. К тому же у многих из них профессиональная память на лица.
Вдруг путника заинтересовал один человек, в необычной для этих мест одежде: в долгополом подпоясанном пальто с меховым воротником. Пальто было темно–вишневое с золотым шитьем, а воротник песцовый, не иначе. Это при наличии окладистой бороды и длинных, до плеч, волос делало незнакомца похожим на деда мороза.
Занятие дед мороз избрал себе тоже весьма необычное. Он мерил шагами улицу поперек, от фонаря до фонаря. И что–то бормотал.
Рейвен приблизился.
Дед, сердито ворча и немного покачиваясь, будто под хмельком, померил уже расстояние между шестью парами фонарей. Оставалось ему две.
Рейвен не без озорства взял да и прошел шагами одну из оставшихся пар, тогда как дед мерил другую.
— Четырнадцать, — сказал он.
Дед будто только теперь его заметил и вытаращился желтыми глазами поверх бороды.
Потом критически оценил длину ног Рейвена, как бы прикидывая достоверность измерения таким инструментом, и махнул рукой.
— Нешт! — сказал он.
— Сэр, — обратился Рейвен к нему, — вас не затруднит помочь мне?
— ? — бородач выразительно пожал плечами.
Рейвен сомневался в способности человека, измеряющего по ночам шагами расстояние меж фонарями, указать направление. Но отчего бы не спросить?
Незнакомец подошел и кивком ответил, дескать: «что надо?»
Рейвен предъявил ему визитку портного.
— Я ищу вот этот адрес…
— Ожди, — сказал дед, который был вовсе не дедом, а вполне молодым человеком, несмотря на проседь в бороде.
Он сунул руку за пазуху, достал сложенный платочек, взял за углы и, встряхнув, расправил.
Рейвен аж вздрогнул. Перед ним раскрылся шелковый плат размером больше квадратного метра с подробной картой города.
— О как! — весело сказал Дед Мороз. — Эпюру розумешь? Пошукам
разом оба. Зрю отыскиваш не тамо, где потерямши, а тамо, где свету боле искать? А?Тут Рейвен понял, что говорит бородач не на местном квазианглийском, а на совсем другом языке, который узнается без особого труда.
— Шукай, — сказал незнакомец, вручая плат, а сам развернулся в ту сторону, откуда пришел, и взмахнул руками.
Тут же вспыхнули огни и взревели моторы.
Из тьмы улицы надвинулось, накатилось, вращая исполинскими колесами, нечто невообразимо огромное. Эдакий автобронепоезд, едва угадывающийся во тьме.
Колоссальный колесный танк поравнялся с ними и встал, сопя мотором. Он без проблем проходил меж фонарями, но все же поостерегся: в высоту он вздымался выше окон второго этажа, а вдаль уходил до конца квартала.
С лязгом откинулась дверь. Еще один бородач высунулся оттуда.
— Вы кто? — по–русски выдавил Рейвен, инстинктивно загораживаясь платком–картой.
— Отроки оружны, на бронях самоходячих. Караванище торговы. С дальних краев прибыша, да не в ту городьбу поворотиша. В столбушках чуть не сзастряша, — ответил Дед Мороз озорно. — Густо сидите. Другу дружке на спины вскарабкалися. Тесно живете.
— Заплуташа человече, — пояснил он тому, что высунул голову из бронированной двери, — да темень на дворе. Мож оказией случимся ему?
— Милости просим, коль не боязно, путник серый, — сказал Рейвену тот, что торчал головой из двери.
— А и боязно, — со смешком сказал Рейвен, — но самую малость.
Он вернул карту владельцу, взялся за поручень и поставил ногу на ступеньку, похожую на стремя.
«…и все будет так, когда одиннадцать лун, все как одна, станут в ряд на небе».
Действительный член Общества естествоиспытателей, достойный господин лендлорд–владетель сэр Реджинальд Скотт Мидсаммернайт отложил рукопись и подошел к окну.
— Слыхали мы от наших бабушек всякие небылицы, что духи сбивают молоко, оставленное на ночь, трут горчицу и подметают пол, однако одиннадцать лун — это как–то слишком.
Но ирония не спасала от леденящего ужаса. Его руки, машинально распечатывавшие коробочку кенди–табс, подрагивали, а по спине стайками носились мурашки.
Прикусив леденец, терпкий, с холодком, он надел перчатки, взял шляпу и трость и вышел прочь из своего кабинета — кабинета главного библиотекаря библиотеки Общества естествоиспытателей в Уле у Северных врат.
Сэр главный библиотекарь испытывал непреодолимое желание пройтись по улице. Увидеть кебы, омнибусы, паромоторы и просто других людей. Ему необходимо было убедиться, что мир, к которому он привык, все еще существует, как и прежде, вопреки леденящим кровь картинам нездешнего апокалипсиса, которые встали перед его взором по прочтении рукописи.
Более всего ему не давали покоя эти одиннадцать лун. Это было знамение — отправная точка кошмара. И даже зная, что такого не может быть (Луна, как известно, одна), сэр Реджинальд не мог отделаться от ощущения подвоха.