По следу упие
Шрифт:
— Погода могла испортиться… — отговорился Леонид.
При одной мысли, что и третью ночь — хоть она и решающая — придется не спать, к горлу Свечина подкатывал ком тошноты.
Леонид принялся похрапывать. Потом повернулся на другой бок и затих.
А Кузьма, загородившись от света костра рюкзаком, думал о том, что с легкостью перенес бы любую боль, лишь бы ему сомкнуть глаза. Ему казалось, что тогда жги его, режь — он не проснется.
Леонид проворчал что-то во сне, повернулся. Потом сел, потряс головой, словно отгоняя тяжелый сон.
Из полутьмы, из-за рюкзака, которым
Прошла минута, другая. Сквозь мерный шум водопада до слуха Кузьмы донесся хруст ломаемых сучьев. Свечин глянул в сторону зарослей у спуска к реке. Опять оттуда послышался треск. Явственный, даже нарочитый.
Кузьма затаил дыхание. Потом медленно протянул руку к рюкзаку. Развязал его. Вытащил плоскую коробку с прибором ночного видения, достал аппарат, похожий на старинный неуклюжий пистолет с широким дулом.
«Пистолет», голову и руки Свечина по-прежнему скрывала густая тень от рюкзака. Кузьма на ощупь поставил наводку прибора, прильнул к окуляру, нажал кнопку и вздрогнул: в ярком салатовом свете перед ним возникла фигура Леонида. Он был как будто рядом. Вероятно, Леонид шел от костра по прямой, поэтому Свечин сразу наткнулся на него.
Чуть тронув виньер настройки, Кузьма «отдалил» от себя Леонида. Стали обрисовываться ветки кустов, в которых стоял Дзюба-младший. Он не скрывался, но все-таки выглядывал из-за листьев осторожно, будто догадывался о возможностях Кузьмы. Наконец изображение в окуляре, похожее на вирированное фото, шевельнулось. Свечин услышал треск ветвей. Не оставалось сомнений, что Леонид проверял: спит ли инспектор или только притворяется.
— Долго быть у больного нельзя, — нахмурившись, проговорил Матвей Петрович.
Андронов впервые видел доктора в его рабочей обстановке, и крохотный старик в белом халате и белой шапочке показался ему внушительнее и даже выше ростом. Обычная мягкость в обращении, которая порой казалась едва ли не приторной, куда-то исчезла. Перед инспектором стоял словно другой человек.
— Хорошо. То есть мне надо кое-что рассказать Самсону Ивановичу, посоветоваться с ним, кое о чем спросить.
— Это его не очень взволнует?
— М-м… Не думаю, — ответил Андронов, хотя и знал, что это было неправдой. Но обсудить с участковым ход расследования было просто необходимо.
Андронов подошел к двери палаты, в которой после операции лежал Протопопов, приоткрыл ее. Самсон Иванович был один. Вторая койка пустовала. Участковый быстро повернул голову в сторону вошедшего и постарался улыбнуться. Подойдя к нему, Андронов привычно протянул руку, но участковый, тоже привычно попытавшись поднять правую руку, болезненно поморщился.
— Извини, извини, Самсон Иванович… — скороговоркой проговорил Андронов, смущенно опустив взгляд.
— Я сам то и дело забываю, что здороваться мне пока надо левой.
Времени у Виктора Федоровича было мало, и он сразу перешел к делу.
— Ни в одной Заготконторе края такого крупного корня не принимали.
— И не примут, — заверил Самсон Иванович.
— Выходит, почти безнадежное дело. Не найти нам уплывший
корень… — промолвил Андронов.— Не похоже, чтобы он «уплывал» из тайги. Думаю, даже в Спасе корня того нет. «Рыжего» геолога, или пожарника, нашли?
— Крутова? Нашли. Действительно, спешил человек. Решил: смердит, так смердит. Доложу — и баста!
— Расскажите мне обо всем, что произошло за эти пять дней, — попросил Самсон Иванович.
— Телегин твердит, что самострел и нож у Ангирчи взял Дзюба, по дороге на корневку. Пристыдил, мол, старика, что нехорошо выменивать такой нож на корень. А самострелом его он и раньше пользовался.
— Да, не уследил я…
— Вот и я не уследил. Пропал Ангирчи. Да и тот ли он человек?
— Я верю Ангирчи. Это хороший человек, Виктор Федорович.
— А вот Твердоступ говорит, что нет. Много мелких грехов за Ангирчи… Дзюбу покрывал. Самострел ему одолжил. Хорош свидетель обвинения! Может, поэтому и скрывается старик?
— Нет. Он не стал бы скрываться. Здесь что-то другое…
— Вы уверены?
— Твердо, Виктор Федорович.
— Кстати, что там с продавцом из леспромхоза стряслось? Вы же это выясняли со Свечиным?
— Проворовался, пропился.
— А какие отношения были между Дзюбой и этим Кочетовым?
— Дзюба был человек скрытный и ловкий… — помрачнел Самсон Иванович. — Осторожный. Может, и сплавлял корень- другой. Знал бы я наверняка — другое дело… Что случилось, Виктор Федорович?
— Странное совпадение… — откашлялся Андронов. — Без особой надежды на успех я связался по радио с леспромхозом. Оказалось, Кочетов наконец-то там объявился. Сейчас находится в больнице. Его нашел в тайге, говорит, что случайно, Утробин — лесничий с кордона Лиственничного. Еле живого, побитого, с легким огнестрельным ранением. И что самое важное — продавец хоть и несильно, но отравлен вехом.
— И что они за эту траву принялись?!
— Тут другое. Из дома Утробина, как я узнал, пропала склянка из-под уксусной эссенции. В ней хранился сок веха. Им жена Утробина мышей травила. А накануне гибели Дзюбы Кочетов заходил на кордон… Кстати, большая была у него недостача?
— Три тысячи с лишним.
— И это в таком магазинчике?
— Да там сейчас целый универмаг.
— А мог ли, Самсон Иванович, такой человек, как Кочетов, если бы узнал о редком корне, на преступление пойти?
— Мог. Этот мог.
Андронов встал. И, не протягивая руки, легонько дотронулся до здорового плеча участкового:
— Поправляйтесь. Эх, если бы не ваше ранение, давно бы дело закончили!
Самсон Иванович заметно смутился:
— Да будет вам, Виктор Федорович… Вам-то что прибедняться? А как Свечин?
— Пожалуй, выйдет из него толк. Цепкий парень…
Полет занял немного времени. Вскоре машина приземлилась около поселка лесодобытчиков. Андронов разыскал больницу — новый дом, сложенный из еще не потемневших, медового цвета бревен, вошел в приемную и представился врачу — средних лет женщине с крупными карими глазами.
— Вас проводить к больному?
— Давайте прежде поговорим, — предложил Андронов.
Его интересовало многое: состояние больного, характер ранений и их примерная давность.