По следу волка

– Русская свинья, уголовный авторитет.

– Где?..

– На похоронах Маклярского…

– Угу… Ясно. Что с винтовкой? Чтобы сработать на похоронах, я должна ее как следует пристрелять!

– Руки чешутся?.. – ухмыльнулся Астамиров. Лайма когда-то была биатлонисткой. А потом снайпером в Чечне. – Винтовка в этом деле не главное…

– А что главное?

– Журналистское удостоверение. С ним у тебя порядок?

– Да. Только аккредитацию я проходить не собираюсь. Это рискованно…

– Да какая аккредитация на кладбище? Просто нужно будет пройти за оцепление…

115

Похороны Жоры Маклярского были обставлены с подобающим шиком. Огромный из красного дерева гроб, срочно выписанный то ли из Италии, то ли из Испании, имел аж шесть позолоченных ручек и двухстворчатую крышку, чтобы можно было прикрыть нижнюю часть тела покойного. Но в случае с Маклярским эти изыски были, конечно, неуместны. Останки Жоры выставлять на обозрение не стали, да и выставлять там, собственно, было нечего. После взрыва от певца мало что осталось, так что роскошный гроб выполнял скорее чисто символическую функцию.

Отпели певца в старинной церкви, вроде бы заложенной кем-то из самих Демидовых еще при Екатерине. После чего шикарный черный лимузин с гробом направился к кладбищу. За ним ехала машина с усилительной аппаратурой и мощными динамиками. Из них разносился хриплый голос певца.

Позади тянулся длинный хвост из черных авто. В нем было примерно полторы сотни джипов разных размеров, выстроившихся по убывающей. Ну а замыкали колонну всякие там рыдваны вроде «семисотых» «бимеров» и «шестисотых» «мерсов».

Все несколько километров пути были засыпаны цветами. Голландские гибриды приглушенно чавкали и мгновенно темнели под колесами мощных иномарок. Прилипшие белые лепестки мотались на боках широченных «бриджстоунов», и казалось, что покрышки машин обведены белыми полосами…

В общем, все вышло очень торжественно. Только вот Жоре Маклярскому это было уже все равно. Не допел он своих песен. И не выпустил диск с тюремным фольклором. И так и не купил джип, мечтой о котором поделился с Болтом перед самой своей неожиданной смертью…

Однако, слушая стук комьев земли о заморский гроб, Болт ни о чем об этом не думал. Да и думал он вообще не о Жоре, а о предстоящей всероссийской сходке. На похороны ведь съехалась почти вся элита преступного мира. Случалось это крайне редко, так что просто грех было не воспользоваться таким моментом, чтобы «перетереть» накопившиеся в воровском мире проблемы.

Несуетные воры в законе порешили, что сперва похоронят и по-людски помянут Маклярского, а уж на следующий день обсудят дела. Среди прочих вопросов, конечно, предстояло решить судьбу Лакмуса, которого на вертолете менты от греха подальше уже перекинули из Рублевска в Екатеринбург. В ту самую тюрьму, свод которой построен буквой «Е», а стены толщиной в два метра…

Впрочем, для несуетных почитателей Жоры Маклярского стены эти проблемы не представляли. Судьба Лакмуса была решена, ее просто нужно было «зачеркнуть» официально, по понятиям. Ну а за исполнением приговора сходки дело не станет, это понимали все, даже менты…

Впрочем, и судьба Лакмуса Болта теперь интересовала мало. Гораздо больше его занимала своя собственная. Это ведь только в песнях Маклярского воровской закон выглядел однозначным. На самом деле, как и в любом законе, в нем были нюансы. Те самые, которые позволяют говорить, что закон как дышло…

Болт являлся, конечно, авторитетным уголовником. Но для тех, кто завтра будет рулить на сходке, он был никем. И какой-нибудь старичок в застиранной ковбойке вполне мог ласково сказать:

– Что ж ты, Болтик, косяка упорол? Жора Маклярский ведь твоим гостем был, а ты его не уберег. А за это отвечать надо перед обществом…

И все. Убить Болта, конечно, не убьют, а вот опустить из авторитетов могут вполне. И все будет по понятиям. Потому что понятия устанавливает этот вот старичок в ковбойке. А ему вполне может понадобиться место смотрящего в Рублевске для своего человечка. Место-то денежное, даже название само за себя говорит…

116

Толпа вздрогнула. Болт отвлекся от своих мыслей и обнаружил, что все, похороны вроде как закончились. По статусу своему Болт располагался довольно далеко от могилы. Но в данном случае это было ему только на руку.

По дороге в ресторан, где должны были пройти шикарные поминки, Болт договорился тайно встретиться и коротко переговорить с одним большим человеком. Из тех, кто сейчас стоял у самой могилы Маклярского и чье слово на завтрашней сходке могло оказаться решающим…

А в районе кладбища, это ни для кого не было секретом, паслась целая армия ментов. Не патрульных, из оцепления, а убоповцев, переодетых в гражданское. Кто-то из них снимал «кино», кто-то шарился в толпе, а кто-то сидел в машинах. Так что перед своей короткой встречей Болту еще нужно было провериться и сбросить «хвост», если таковой обнаружится.

Поэтому авторитет не стал задерживаться у могилы, а сразу направился к выходу с кладбища. Бежать он не бежал, просто шел, ни на что не отвлекаясь.

Вместе с толпой Болт повернул и приблизился к центральным воротам. Здесь его встретили телохранители.

У выхода была толчея. С наружной стороны на калитку напирала толпа обычных поклонников. Менты пытались их оттеснить, но все равно выйти на улицу было не так-то просто. Болт с телохранителями медленно двинулись к калитке. Тянувшиеся к выходу говорили по телефонам, из-за забора доносились женские вопли и крики ментов.

Перед Болтом вдруг оказалась какая-то женщина с букетом – то ли прорвавшаяся через калитку поклонница Жоры, то ли опоздавшая жена кого-то из приглашенных…

– Извините!.. Извините!.. – говорила она, пробираясь через толпу и кого-то высматривая по сторонам.

Болт мазнул по ней равнодушным взглядом, и в этот момент справа за деревьями вдруг раскатисто грохнуло:

– Ту-дух!..

117

Лайма, одетая в черное, сидела на лавочке у могилы в боковой аллейке.

Несколько раз мимо нее проходили какие-то люди в гражданском. То ли оперативники, то ли охранники авторитетов. Однако заподозрить никто ничего не заподозрил. Перед обелиском Лайма зажгла свечу, рядом с ней лежал огромный букет. Все выглядело так, как будто убитая горем женщина пришла навестить близкого в годовщину его смерти…