По современному
Шрифт:
На «обсерваторіи» никто ничего не видалъ; но хересъ пили вс и такъ громко кричали «ура!», что съ стоящей рядомъ голубятни съ шумомъ вылетли вс голуби. Вдругъ на верхъ вбжалъ лакей и доложилъ, что пріхали дана.
— Ахъ, это французинки! воскликнулъ Переносовъ. — Алимпій Семенычъ, Бога ради!… и опрометью бросился внизъ.
Гости послдовали за нимъ.
Въ зал стояли «французинки». Съ ними пріхалъ какой-то долгогривый мужчина въ бархатномъ пиджак. Заливаловъ отрекомендовалъ хозяина гостямъ. «Французинки» оказались говорящими по-русски, какъ русскія и даже съ вологодскимъ
— Еще-бы имъ по-русски не говорить, коли съ малыхъ лтъ въ Петербург! оправдывался передъ Переносовымъ Заливаловъ.
Сначала гости какъ-то церемонились и даже забыли подходить къ закуск. Только одинъ капитанъ глоталъ рюмку за рюмкой. Но потомъ, когда одна изъ «французинокъ» спла куплеты «Я стираю, тру да тру», общество начало апллодировать и оживилось. Купецъ Русовъ подошелъ къ «французинкамъ».
— А что, барышни, вдь мы гд-то встрчались? сказалъ онъ. — Обликъ-то вашъ что-то очень знакомъ.
— Врно, у Макарья на ярмарк, мы тамъ у Барбатенки въ трактир пли, отвчали он.
Калинкинъ былъ уже изрядно выпивши. Онъ подошелъ къ Переносову и обнялъ его.
— Чудесно, чудесно! бормоталъ онъ. Только прощай. Пить я больше не могу. Ты самъ знаешь, теперь я человкъ женатый и все эдакое… Ахъ, Коля, ежели-бы ты зналъ, что у меня за жена! Ангелъ! Прощай!
— Погоди, сейчасъ жженку варить начнемъ… Да и лошадь не заложена.
— Ни за что на свт! Ни за что на свт! замахалъ руками Калинкинъ, но вдругъ очутился у закуски.
Часу въ двнадцатомъ начали варить жженку. Дломъ: этимъ завдывали капитанъ и Заливаловъ. Гости пли разныя псни, кто во что гораздъ.
Посл жженки вс гости окончательно опьянли. Вс говорили, вс кричали и никто никого не слушалъ. Въ одномъ углу пли: «возопихъ всмъ сердцемъ моимъ», въ другомъ — затягивали «двки въ лсъ». Калинкинъ, совсмъ уже пьяный, полулежалъ на диван, икалъ и говорилъ:.
— Ни одной рюмки! Шабашъ!… Я тоже человкъ женатый… Аминь. Барышни, спляшите казачка!
Къ нему подошелъ Переносовъ.
— Ну, Семенъ Миронычъ, коли хочешь хать домой, то лошадь готова, сказалъ онъ ему.
— Хочу, потому у меня молодая жена… Только прежде вотъ что: давай этого варева выпьемъ…
— Вали! и Переносовъ подалъ ему рюмку жженки.
— Что рюмку! Давай стаканъ. Я не рюмкинъ сынъ.
Посл жженки Калинкинъ окончательно опьянлъ. Его повели подъ руки. На порог въ прихожую онъ упалъ.
— Не совтывалъ бы теб его домой отсылать, говорилъ Заливаловъ. — Пусть здсь ночуетъ, а то чего добраго еще въ часть попадетъ. Кучеръ Михайло и самъ пьянъ-пьянешенекъ.
— Пойми ты, что у него дома жена молодая и я далъ ей слово въ цлости его доставить! отвчалъ Переносовъ.
Калинкина увезли, но пиръ продолжался. Нкоторые изъ гостей отправились въ кабинетъ и уснули тамъ на диванахъ. Капитанъ пилъ пуншъ и хриплъ октавой, показывая гостямъ голосъ. Купецъ Русовъ, покачиваясь, ходилъ по зал и кричалъ «караулъ!». Мелочной лавочникъ сбирался плясать въ присядку, вставалъ со стула и падалъ. Оффиціанты накрывали ужинъ. «Французинки» взяли хозяина подъ руки, отвели въ уголъ и спросили «бутылочку холодненькаго».
— Ахъ,
я дуракъ! Сейчасъ! Виноватъ, мамзели! Совсмъ забылъ предложить! воскликнулъ онъ и ринулся въ другую комнату, но въ дверяхъ его остановилъ кучеръ Михайло. Онъ покачивался.— Купца Калинкина, Николай Иванычъ, обратно привезъ. — Невозможно везти… Шесть разъ съ саней падалъ. Того и гляди, что потеряешь. Теперь пластъ пластомъ въ прихожей лежатъ.
Переносовъ всплеснулъ руками.
— Ну, что мн теперь длать? А я общался жен домой его доставить. Длать нечего! тащите его въ угловую холодную комнату и положите тамъ на диванъ. Пусть до утра, проспится. Да вотъ что: туда оффиціанты ходятъ, такъ запри эту комнату и принеси мн ключъ.
Переносовъ хорошо помнитъ, что онъ пилъ съ «французинками» холодненькое, помнитъ, что которую-то даже поцловалъ, помнитъ, что сидлъ за ужиномъ, но какъ кончился ужинъ, какъ разъхались гости, какъ онъ легъ спать, — ршительно ничего не помнитъ. Вино и его сразило.
На другой день поутру, проснувшись часу въ одиннадцатомъ, Переносовъ не безъ удивленія увидлъ, что у него ночевали литераторы, капитанъ и купецъ Русовъ. Они въ дезабилье ходили по зал и опохмлялись. На стол киплъ самоваръ и стояла бутылка коньяку. Заливаловъ приготовлялъ какую-то закуску и обильно лилъ въ нее уксусъ.
— Хвати рюмочку-то, сейчасъ поправишься! — предложилъ онъ Переносову.
— Не могу, отвчалъ тотъ.
— А ты съ солью… оно отшибаетъ.
— Нтъ, я лучше чаю съ коньякомъ…
Вдругъ раздался пронзительный звонокъ и въ комнату; влетла Калинкина. Она была въ слезахъ.
— Не стыдно вамъ, Николай Иванычъ? Не стыдно? Куда вы дли моего мужа? Гд онъ? кричала она.
Переносова какъ варомъ обдало. Онъ только сейчасъ вспомнилъ, что въ угловой комнат запертъ Калинкинъ.
— Анна Андревна, успокойтесь! онъ у меня, уговаривалъ онъ жену Калинкина. — Его и хотли везти вчера къ вамъ, но онъ былъ такъ пьянъ, что падалъ съ саней и кучеръ привезъ его съ половины дороги обратно.
— А еще общались не поить его! Слово дали…
— Анна Андревна, видитъ Богъ, это не я, а онъ самъ…
— Гд-же онъ? Покажите мн его по крайности…
— Вотъ въ этой угловой комнат. Пожалуйте! Вотъ вамъ и ключъ.
Переносовъ отворилъ дверь и впустилъ туда Калинкину.
— Будетъ буря!.. прохриплъ капитанъ.
Вдругъ въ угловой комнат раздался пронзительный визгъ и на порог въ залу появилась Калинкина.
— Мало того, что вы оскорбили женщину, вы еще насмхаетесь надъ ней! Гд мой мужъ? Гд онъ? — кричала она.
— Онъ тамъ-съ!
— Что вы врете, тамъ какой-то чужой мужчина!..
— Какъ? Что? Не можетъ быть! и компанія ринулась въ угловую комнату.
Посредин комнаты, дйствительно, стоялъ какой-то незнакомый мужчина и протиралъ глаза.
— Милостивый государь, отвчайте, какъ вы сюда попали? прохриплъ капитанъ.
— Извините, я и самъ не знаю какъ… отвчалъ онъ. — Скажите мн, гд я? Я вчера былъ въ гостяхъ у одного моего сослуживца и, признаться сказать, выпилъ… Но какъ я попалъ сюда?..