По ту сторону двери

Слезы капали с моего подбородка. Я все еще не верила, что он жив. А Саня, парень, который ни одного слова мне не сказал за все время нашего знакомства, был мертв. Я вновь ясно, как будто это было вчера, увидела огромного парня, который молча встречал меня у крыльца школы и шел позади меня каждую среду до самой моей квартиры. Из груди вырвался новый всхлип.

– Что было дальше?

– Дальше… Дальше, я стал делать то единственное, что умел в этой жизни. Я стал охранником. Ты же помнишь какое было время, «новые русские», стрелки. Мои навыки пришлись очень кстати. Особенно те, что въелись во дворе.

– Жесткие времена пройдут, а стальной характер останется с тобой навсегда, – прошептала я в трубку.

– Ты помнишь, – в голосе прозвучала улыбка. – Именно так. Времена прошли. Я выжил снова. Пришла пора меняться. К этому времени, я уже работал с Борисом Евгеньевичем. Он заставил меня пойти учиться. При этом, не ограничился нашими университетами, отправил на стажировку за границу на пару лет. Поначалу я был начальником его охраны. Росли его предприятия – росла моя должность. Сейчас я его заместитель и отвечаю за сохранность всех его объектов.

Я медленно переваривала его слова. Слезы текли по щекам.

– Неужели ты так никому и не сказал, что жив? Никому из друзей или знакомых?

– Все мои друзья остались в Чечне. Все до одного. Нас тогда забрали всех вместе, весь двор, всех моих ровесников. Повезло только мне, – он помолчал, потом добавил. – Одному человеку я сказал. Светке. Я нашел ее почти через пять лет после возвращения. Ты ее помнишь, я начал с ней встречаться, когда ты переехала.

К моему горлу подступила желчь. О, я ее помнила, очень хорошо помнила. Высокая, красивая, с черными волосами до пояса. Ее руки на его талии. Его футболка на ней. Мои ногти впились в ладонь.

– Да, я ее помню, – спокойно ответил мой голос.

– Мы поженились, нашему Шурику почти одиннадцать, – он опять замолчал. – Я очень хотел тебя найти тогда. Но не смог. Вернее, смог, но не сразу.

– Когда?

– Тебе было семнадцать. Это был твой выпускной. Ты была очень красива.

Я вспомнила этот день.

– Почему ты не подошел ко мне? И как ты вообще меня нашел?

– Случайно. В тот год награждали лучших учеников города в мэрии. Я был со спонсором мероприятия. Когда тебе вручали медаль, я никогда и ни за кого еще не был так горд в своей жизни. Подойти я не смог. По многим причинам. Зато с тех пор не терял тебя из виду. Ты меня здорово удивила, став аудитором. С твоими двойками и ненавистью к математике?! – он усмехнулся.

– У меня был хороший учитель. Недолго, но этих занятий мне хватило, чтобы полюбить мир чисел и логики. Я даже стала победителем региональной олимпиады в 10 классе.

– Знаю, – он опять помолчал. – Мама твоя как? Я слышал про инвалидность.

– Тогда ты в курсе происходящего. Улучшений нет. Я наняла ей сиделку. Покупаю лекарства, оплачиваю все обследования. Это все, что я могу для нее сделать, – я нахмурилась. – Ты имеешь отношение к тому, что меня нанял Борис Евгеньевич?

– Скорее наоборот. Я делал все, чтобы ты здесь не появилась. Но Борис Евгеньевич решил иначе. Он искал лучшего аналитика, поэтому ты здесь.

– Ясно. Спутала тебе все планы.

– Не знаю что тебе на это ответить. У меня было время подготовиться к нашей встрече. Но я все равно оказался не готов.

Раздался шум. Включился свет. Лифт ожил.

– Ну вот и лифтер. С опозданием на 15 минут. Доброй ночи, птица-синица.

Телефон замолчал. Я собрала свои вещи, встала с пола, вытерла глаза и щеки. Распрямила плечи. И вышла в дождь.

1993

Однажды вечером, когда я сидела одна дома – мама еще была на работе, раздался звонок в дверь. Я вздрогнула. На улице было уже темно. Шел снег. Я не включала в квартире свет, лишь настольная лампа слабо освещала комнату. Сначала я учила уроки, потом, как-то незаметно для себя, перебралась на подоконник и смотрела в окно на спешащих домой людей. Только ко мне никто не спешил. Мама предупредила, что она сегодня вернется поздно – сдают какой-то важный проект.

Стараясь не шуметь, я прокралась к двери. За ней была тишина. Когда я уже думала, что кто-то просто пошутил и убежал, звонок раздался вновь. Так же тихо пробралась на кухню за стулом и вернулась с ним к двери. В дверной глазок было видно лишь плохо освещенную лестничную площадку и темный силуэт.

– Синица, открывай. Это я, – раздался знакомый голос.

Я слетела со стула и быстро отомкнула все замки. За дверью стоял Костик с огромной коробкой в руках. Я дернулась в сторону, пропуская его в квартиру и одновременно снося на своем пути стул, который с грохотом покатился по полу. Костя поставил коробку на пол, стабилизировал меня и поднял стул.

– Не ударилась? Чего торопишься? – я лишь пожала плечами в ответ. И прищурилась: в сумраке коридора лицо Кости выглядело как-то странно.

Увидев, что я его рассматриваю, Костя повернулся, чтобы взять с полу коробку. Затем уверенно направился в мою комнату. Сел на диван и поставил коробку рядом.

– Я оставлю тебе это на хранение. Отец хотел в комиссионку сдать, ему на бутылку не хватало.

Костя, наконец, повернулся ко мне. Я, не сдержавшись, ахнула. Его правая бровь и нижняя губа были рассечены. Скула наливалась фиолетовым. Даже в тусклом свете лампы его лицо выглядело страшно и больно. Ни слова не говоря, я бросилась в коридор, где у нас гудела маленькая морозилка. Вынула оттуда первый попавшийся пакет с заморозкой. Смородина. Вернувшись в комнату, подошла к Косте и приложила пакет к его щеке, он поморщился.

– Это еще зачем? – буркнул он, но потом перехватил пакет своей рукой.

– Мама всегда так делает, когда я ударяюсь.

– Да, да. А еще дует и целует, я помню, – кивнул Костя.

Я удивленно подняла брови. Костя махнул рукой.

– Неважно.

Я пожала плечами. Странный он сегодня.

– Что там? – я указала пальцем на коробку.

Костя молча повернулся к коробке и вскрыл ее. Сверху лежал кассетный магнитофон «Легенда». Под ним – несметное количество кассет, на первый взгляд, не меньше сотни. Мои глаза стали размером с блюдце. У нас дома стоял только проигрыватель для пластинок. У моей подружки Аньки дома был магнитофон, но он был более громоздким, и кассет было в разы меньше. Меньше десяти. Вынув магнитофон и переставив его на стол, я, как завороженная, пробежала пальцами по корешкам кассет: некоторые были с типографскими обложками – купленные, но большинство было подписано от руки. Какие-то названия были мне знакомы, какие-то я видела впервые.

Видя мою реакцию, Костя усмехнулся:

– Теперь я знаю как выглядят люди, нашедшие клад. Ты хоть рот закрой, муха залетит.

Я послушно захлопнула рот, все так же не отрывая глаз от сокровища. Костя покачал головой, тихо посмеиваясь. Встал и подошел к столу.

– Давай научу тебя его включать.

Я моментально вышла из транса:

– Мне можно будет его включать? Самой?

Костик посмотрел на меня, как на дурочку.

– Конечно. Или ты хотела его поставить под стекло, как в музее, и продолжать вот так ошарашенно на него пялиться?

Я сначала кивнула, потом покачала головой. Костя широко улыбнулся и воткнул огромный штекер в розетку. Нажал на крайнюю кнопочку – открылась крышка. Я подавила восхищенный возглас. Практически не глядя, Костя взял из коробки одну из кассет, вынул ее из подкассетника и вставил в магнитофон. Закрыл крышку. Нажал кнопку рядом с предыдущей, раздалось шипение. Затем заиграла знакомая мелодия. Уже не сдерживая восторга, я воскликнула:

– Это Кинчев! Алиса! Только песню не знаю…

Костя в ответ хмыкнул: