По ту сторону холста
Шрифт:
-Беатрис Чени? Старое и уже почти забытое дело. А раньше ведь многих будоражила история этой девушки. Сколько было версий и предположений. Но смысл всего этого очень простой. Беатрис Чени убила с помощью своего любовника отца. Ей нужна была свобода и наследство. Убили они его довольно примитивно и грубо. Уверенные в своей полной безнаказанности даже не потрудились скрыть улики. А улик там было предостаточно уверяю тебя – Мэтр задумчиво потер переносицу.
– Их арестовали? – продолжила я.
– Разумеется. Несмотря на знатное происхождение и магическую одаренность, девушку поместили в тюрьму. И было дознание и суд. На котором Беатрис Чени все отрицала. Вот именно на этом основании -
– И ее осудили?
-Да. Её приговорили к лишению магии и запечатывании всех магических свойств. К сожалению, в старые времена формула еще не была должным образом выведена. И иногда дело заканчивалось смертью осужденного. Беатрис Чени умерла, погибла при исполнении приговора. Это еще больше романтизировало её образ. Признаюсь тебе, Клари, я сам по молодости увлекался этой историей. Читал все, что мог прочесть. А когда увидел в лавке старьевщика её портрет, вероятно работы одного из учеников Гвиддо Рени, не удержался и купил. Она там очаровательна. Я сейчас тебе покажу – и он ушел в глубину лавки и быстро вернулся с небольшим портретом в руках.
– Мэтр, а можно я до нее дотронусь? Я сегодня еще не применяла магию – у меня просто глаза загорелись от любопытства.
– Непременно сделай это, Клари. Я тогда был очень молод. И своей лавки у меня еще не было. Но я сохранил этот портрет и не продал, как первою картину, что я купил.
– Это набросок? Он по краям не завершен? Но девушка просто волшебная.
– Да, скорее всего это набросок к большой картине. На ней Беатрис Чени в тюрьме. Там стражники, священник и как раз художник пишущий её портрет. А это просто головка – Мэтр любовно погладил раму картины. Было видно, что она ему дорога.
– Она очень красива, и нежна. И ни на минуту не веришь что она отцеубийца.
– Да. Именно поэтому все и не верят. Дотронься же, Клари – и Мэтр протянул ее мне.
Это была мастерская, в которой находились две девушки. Одна держала в руке метлу и совок. А вот вторая бала перепачкана в краске, в её руке была зажата кисть и она стояла рядом с мольбертом.
– Лючия, потом уберешься. Ты мешаешь мне своим скрежетом и постоянным мельтешением.
– Подумаешь, важность какая. Опять краски переводите. Не женское это дело. Лучше бы замуж вышли. А то весь город болтает о Элизабете Сираниди, занимающейся не своим делом. Да и видано ли это. Рисовать, эту убийцу Чени. Сжечь все упоминания о ней и дело с концом.
– Лючия, просто уходи.
Видение пропало, а я перевела с картины взгляд на Мэтра и подробно рассказала, что я увидела.
– Клари, это же невероятно! Элизабете Сираниди в моей скромной лавке. Я и помыслить не мог, что этот скромный портрет обретет такое авторство. Спасибо, Клари девочка. Я невероятно счастлив.
– Она известная художница?
– В определенных кругах, безусловно. К моему огромному огорчению у нее мало работ. Она рано умерла. Ходили слухи, что её убила служанка. Вот эта самая Лючия Толомели. Было дознание, но улики были не достаточны для обвинения.
– Спасибо за прекрасную историю Мэтр. А то это имя Чени не выходило у меня из головы. Я побегу.
Мир искусства прекрасен и ужасен одновременно. После всех этих рассказов про отцеубийство и отравление, было особенно приятно очутится в теплых объятьях любимого мужчины.
Глава 16. «Происхождение Млечного Пути» Якопо Робусти Тинторетто
«Рисунок — как у Микеланджело,
колорит — как у Тициана»
Девиз на стене мастерской Якопо Робусти Тинторетто.
– Вы,
безусловно знаете неска Клариса трех китов на которых базируется подлинность картины – медленно слегка растягивая слова вещал Мэтр Басюдором.– Безусловно, Мэтр. Я…
– Но все же позвольте мне их вам напомнить. Итак.
В последнее время с Рихардом творилось что-то непонятное. Мне казалось, что теперь, когда его враг был убит, прошли выборы в Совет Магов и победил даже его друг и приятель можно и расслабится. Но все было наоборот. Он нервничал и постоянно, куда-то уезжал. Я просто изводилась в такие дни, понимая только теперь про эти самые пресловутые нити, что нас связывали. Мы стали мало где бывать вместе. Мне его не хватало, но я все же надеялась, что всё, как-нибудь, образуется.
Это мое заключение в Бастиде и последующая за ним болезнь повлияли на него гораздо сильнее, чем на меня. Он после приключения с разбойниками не был таким. То время что он меня искал, и потом когда я боролась с лихорадкой, он назвал одним из самых трудных в его жизни. Он очень испугался, что потеряет меня.
Арчибальд рассказал, что у Рихарда была старшая сестра. Они вместе играли, и она предложила без взрослых попробовать новое заклинание. Этого делать было нельзя. Но очень хотелось. И Рихард сам еще, будучи ребенком ее поддержал. Не должно было произойти ничего страшного, но видно девочка что-то перепутала в формуле. И вместо безобидного заклинания вызвала сильный вихрь магии, типа урагана. Пытаясь все исправить, только ухудшила положение и как итог погибла. Рихард и тогда и сейчас обвиняет во всем себя. Не удержал, не помог, не остановил. И как объяснил Арчи, еще одна смерть по его вине может губительно на нем сказаться. И не действуют ни какие доводы, что он был, по сути, еще ребенком. И не мог ничем помочь или остановить старшую сестру. Что это просто несчастный случай. Они бывают, и никто от них не застрахован.
И в Бастинду я попала не по его вине. Мне самой и в голову не приходило обвинить в чем то его. Я обвиняла продажных полицейских, герцога Фредерика де Дюжерон, даже ту Бабу-Ягу тюремщицу. Но Рихард то тут при чем? Но он так не думал. Считал что охрана, которую он мне предоставил, не сработала и отпустила меня с полицейскими. Мало того не потрудилась проследить куда именно меня доставили. Считал это своим просчетом. Обвинял себя в неправильной организации моих поисков. И этот список его просчетов был очень длинный. И что делать с этим я пока не представляла.
Он продолжал делать мне подарки и сюрпризы. Только вот меня больше бы порадовала эта встреча в Лувриоре с Мэтром Басюдором, если бы на ней он был со мной. Но нет. Я была с Мэтром Липринором. Мы вместе шли в реставрационные мастерские Лувриода, и вели беседу с одним из кураторов Мэтром Басюдором.
– Итак. Первым и важнейшим критерием подлинности является Провенанс – он говорил так медленно и заунывно, что если бы я сидела у него на лекции давно уснула бы.
– Или по-другому история картины. Желательно знать, куда она попала, начиная от мастерской художника и заканчивая нашим временем – поспешила я проговорить, иначе мы никогда до третьего кита не доберемся.
– Нет, милочка. Только Провенанс. Все остальное для любителей. Вот и у нашей картины, к которой мы идем, Провенанс весьма недурен – высокомерно и очень медленно продолжал этот сноб.
Ах, ты! Вот Мэтр высокий профессионал своего дела. И то не пользуется этим твоим Проооовеееенаааансом. Мэтр всегда просто и понятно спрашивает у посетителя принесшего картину. Где? Когда? И Сколько? А не вопрошает пафосно. А какой у картины Провенанс? И когда бедняга позеленеет презрительно так сказать. История картины. И я тебе не милочка! Но, я отвлеклась.