По ту сторону Нила
Шрифт:
Сесили издала возмущенный возглас.
– Сам виноват! – рассмеялся Лен. – Не сумел найти к ней подход, вот она и села тебе на шею.
С громким хохотом молодые люди поскакали вперед. Сесили устремилась следом.
– Ах вы, пошляки! – кричала она, потрясая в воздухе кнутом.
Их дружный смех заставил улыбнуться и Грейс. Она ждала этого момента, и не только для того, чтобы нарушить чересчур, на ее взгляд, степенный темп прогулки.
– Догоняйте! – крикнула она тем, кто ехал позади, и, дав своей рыжей кобылице шпоры, понеслась через поле. – Я еще покажу тебе, Джереми!
Леонард остановил своего черного мерина и грозно взглянул на Джереми Данверса. Тот пожал плечами и, пришпорив каурого жеребца,
Вороной Леонарда затанцевал на месте, словно почувствовал смятение своего всадника, а потом вдруг задвигал ушами, заслышав пронзительный женский крик.
– Нет! Оставь! Убери руки! Лен, на помощь, Лен, Лен!
Подъехав вплотную к Сесили, Ройстон остановил ее лошадь и теперь, обхватив девушку за талию, пытался перенести ее в свое седло.
– Ле-ен! – кричала Сесили. – Скажи ему, чтобы оставил меня в покое!
Она болтала ногами в воздухе, однако вопль о помощи время от времени прерывался хихиканьем, выдававшим ее притворство. Не рыцарь нужен был Сесили, а возница, который придержал бы под уздцы ее кобылу, норовистое животное, уже сейчас нервно дергавшее головой.
Раздраженный Леонард схватил уздечку, чтобы сестра смогла наконец удобно устроиться в седле Ройстона.
– Неужели так принято у вас в Девоншире? – жалобно запричитала Сесили, когда они снова перешли на рысь.
– Представь себе, – уверенным басом ответил Ройстон. Сейчас его голос звучал еще ниже, чем обычно, и при этом непривычно мягко. – Старинный рыцарский обычай! Вот уже несколько столетий каждый мало-мальски уважающий себя Эшкомб похищает прекрасную даму, которую увозит в свой замок, с тем чтобы никогда больше оттуда не выпускать.
Тут он крепко обнял Сесили, как бы в подтверждение своих слов.
– И нынешний граф тоже? – пошутила Сесили.
Она любила старого графа, такого же крепкого и угловатого, как и его сын, однако куда менее красноречивого.
Ройстон издал сухой смешок.
– Вопреки утверждениям моей любезной матушки, представляющей дело именно в этом свете, я склонен полагать, что с ним все было как раз наоборот: это она так долго осаждала отцовскую крепость, что в конце концов ему ничего не оставалось, кроме как сдаться. Потом же фамильная сокровищница оказалась настолько заманчивой, что она и думать забыла об отступлении.
Ни для кого не было секретом, что отношения лорда Эшкомба и леди Эвелин давно уже стали более чем прохладными. И это никого не удивляло, поскольку леди Эвелин с ее ядовитым языком умела камня на камне не оставить от чужой репутации. В первую очередь это касалось ее мужа, которого она, дочь маркиза Хэрингкурта, ни в коей мере не могла признать себе ровней, даже если его род был не менее древним, к тому же не без примеси королевской крови. «Что делать, судьба не предоставляет нам иного выбора, – повторяла она. – Идти за богатого, но менее знатного или оставаться бедной и незамужней». После этого имевшим сомнительное удовольствие лично беседовать с леди Эвелин становилось ясно, почему ее дочери давно уже замужем, – одна в Беркшире, другая в Йоркшире, – а младший брат Ройстона коротает молодые годы в Баллиол-колледже в Оксфорде.
– Это довольно странно, – продолжал Ройстон, будто читая мысли Сесили, – но матушка не замечает в тебе никаких недостатков. Впрочем, ее комплименты тоже не стоит принимать близко к сердцу. Даже если они касаются твоей довольно сносной внешности.
Сесили фыркнула, ударила Ройстона локтем между ребер, а потом нежно посмотрела ему в глаза.
Вот уже семь лет Ройстон проводил лето в Гивонс Гров. Пикники, путешествия верхом и в карете, праздники в саду и пешие прогулки – с этим они выросли. Из коренастого, неуклюжего мальчишки получился джентльмен с безупречными манерами, черты лица которого в сочетании с гладко
зачесанными назад волосами цвета виски хорошей выдержки еще хранили следы ребячливости. А из девочки с ангельским лицом и чертовски задиристым характером выросла молодая леди, которая всегда знала, чего хочет. Ройстон с равнодушием стороннего наблюдателя следил, как прирастала толпа ее поклонников, как Сис то милостиво приближала, то удаляла того или другого, и всегда был готов в своей манере отпустить беззлобную шутку в адрес любого из них. Он не сомневался, что в конце концов выбор Сесили падет на него, что ему остается только ждать и не выпускать ее из вида.Сесили гордилась Ройстоном, который вместо того, чтобы сосредоточиться на делах родового поместья в Девоншире и готовить себя к принятию графского титула, вслед за Леонардом подался в Сандхёрст. Он хотел узнать цену мужской дружбе и испытать всевозможные приключения, которые обещает офицеру жизнь в полку, прежде чем окончательно осесть в отцовской усадьбе. Точно так же, как и отец Сесили, граф Грэнтэм, и ее дядя. Так же, как и все мужчины из семьи Ройстона, и те, кто носил фамилию Хейнсворт, помещики, джентльмены и офицеры, вплоть до самых отдаленных предков, еще не именовавших себя графами.
– А знаешь, Рой, – чуть слышно прошептала Сесили, – я действительно считаю тебя самым что ни на есть отъявленным снобом.
– Ага, – кивнул Ройстон, и его лицо приняло самодовольное выражение. – Остается только выяснить, находишь ли ты меня таким неотразимым именно благодаря этому качеству или миришься с моим снобизмом по какой-то другой причине.
Уголки губ Сесили дрогнули, и она обхватила руками своего джентльмена, сомкнув пальцы на его широкой груди.
– Если бы я только знала…
Когда Сесили ткнулась лбом в его затылок, сердце Ройстона, обычно невозмутимое, забилось как в горячке.
Рыжий графа Грэнтэма нес их через поля, по отрогам известняковых хребтов, у подножий которых зеленые пучки вереска чередовались с неизвестными кустарничками, усеянными бледно-желтыми почками, которые, наверное, здесь трудно обнаружить где-нибудь в середине лета, когда пустоши покрыты темными ягодами черники, сладкими и влажными, как первый поцелуй. И каждый шаг рыжего жеребца был новым шагом в их совместной жизни. Рядом трусили Ада и Саймон, чьи отношения еще только завязывались, и Томми, мучивший себя и своего коня упражнениями по взятию препятствий, и Леонард, который вел под уздцы лошадь сестры, не отрывая глаз от края леса, за поворотом которого скрылись Джереми и Грейс.
Грейс пьянил стук копыт по твердой земле. На мгновенье она даже закрыла глаза, чтобы полностью отдаться скачке.
Если это и было безумие, оно требовало от Грейс всех ее сил и зрелости. Непросто выдержать такой темп в дамском седле! Но словно демон-искуситель кружил вокруг нее, нашептывая в ухо, что она должна забыть обо всем и полностью отдаться иллюзии, что эта скачка бок о бок с Джереми будет продолжаться вечно, что Грейс и впредь будет чувствовать на своей коже малейшее его движение, что сердце так и будет биться в такт стуку копыт, что они всегда будут дышать так, как сейчас, прерывисто и ритмично, в унисон их усталым животным.
Грейс пустила кобылу между кустами лещины, направляясь к дубам и каштанам на опушке леса, между стволами которых в темно-зеленой глянцевой листве мелькали белые соцветия падуба. Там она спешилась, утопая в высокой траве, подвела лошадь к дереву и привязала.
Джереми сделал то же. Он внимательно наблюдал за своей спутницей, в то время как она избегала смотреть на него. Джереми следил, как она снимает перчатки, как вытаскивает шпильки и небрежным движением сбрасывает шляпу. Грейс нежно потрепала кобылу по холке, смахнула с ее лба несколько волосинок и по тропинке, почти заросшей папоротником и разной травой, направилась в лес.