По ту сторону отражения

– Выслушай меня, – стала серьезной эта стерва.

Я только кивнула, а сердце мое истерически стучалось в ребра. Да, я трусиха, и мне совсем не хочется, чтобы брюнетка выполнила свое недавнее обещание – что-нибудь сделать с моим лицом. Они отмороженные, эти брат и сестра!

– Катя, я никогда и никого ни о чем не умоляла. Другие умоляли меня, я – нет. Забудь Антона, выбери Кея, – с этими словами Алина встала на колени передо мной, удивленно глядящей на нее сверху вниз.

– Что? – широко открыла я глаза, а Арин, наконец, отпустил меня, украдкой задев мою щеку.

– Я прошу тебя, умоляю, заклинаю: оставь в покое Антона. Забирай себе Кея, но оставь Антона мне, – прошептала она.

Что это на ее щеках – слезы или капли зачастившего косого дождя?

И неужели их все же двое?

– Встань, – слабым голосом сказала я, но не решилась сама поднять Алину, продолжавшую стоять на коленях передо мной. Ее не смущали грязь и пыль земли и то, что дождь стал сильнее и попадал прямо на ее запрокинутое кверху, к самому небу, лицо, грозя размазать тушь и умело наложенные темно-бордовые тени.

Почему она не опускает своего лица вниз? Знаю, странно, в то время, когда перед тобой на коленях стоит девушка-соперница, размышлять – почему она не опускает лица и с тайным вызовом смотрит на тебя, будто ждет, что ты поддашься ее чарам. Нет, даже не чарам – ведьмовскому колдовству. Нет, Алина не дроу, она самая настоящая ведьма!

Унизившаяся ведьма, ты хочешь сказать.

– Прошу, прошу, пожалуйста, прошу, – словно колдовской заговор, шептала она. Арин стоял спиной к нам и лишь изредка поворачивал голову, чтобы раздраженно и устало – а я успевала почувствовать это – посмотреть на нас.

– Алина, поднимись, – снова предприняла я попытку поднять на ноги девушку, но она не слушала меня. Так и продолжала стоять на коленях, грациозно, а не униженно, упершись бледными ладонями в мокрый газон. Ее белые руки с длинными бордовыми ногтями, по которым тоненькой змейкой извивался черный узор, контрастировали с сочной зеленой травой.

Человек стоит передо мной на коленях, так на что же я обращаю внимание? Почему мне жаль эту девушку с порой сумасшедшим взглядом, но почему одновременно с этим меня охватывает чувство несправедливой победы и злорадства, которое больше присуще Ниночке, чем мне?

Ошибаешься. Твое злорадство всегда с тобой – как и все другие пороки. Ты просто не показываешь их так открыто, дурочка! Эта стерва распласталась перед тобой, она сейчас беззащитна в своих чувствах – сделай ей еще больнее, пусть мучается дальше!

И что мне делать? Сказать, что нет, милая Алина, Антона я тебе не отдам, он мой парень, и он любит меня, как и я его. А ты… ты оставайся с Кеем – пусть он пьянит тебя собой сколько ему угодно!

Да, точно, будь с Кеем. Стань зависимой от него.

– Катя, войди в мое положение. Пожалуйста, уступи. Я сделаю все что угодно, – тихо произнесла Алина, не смахивая холодных капель дождя, попадающих на ее шикарные волосы и тонкое лицо с болезненными глазами.

Она и так алкоголичка! Кей – ее личный сорт виски.

Воспоминание о Кее чуть-чуть раздуло во мне слабый, но яркий огонек злости, которую так старательно взращивал этот самовлюбленный идиот!

– Алина, нет, прости, – твердо сказала я, – встань, пожалуйста, с колен. Это смущает меня.

Это раздражает!

– Пока ты не согласишься, я не встану, – так же упрямо ответила Алина.

Эй, девочка с волосами цвета дерьмовой тьмы, а где же покаяние в твоем голосе? Нинка куда лучшая актриса.

– Я не могу согласиться на такое! Что за бред? – воскликнула я, смахивая со щеки капли дождя. – Арин, сделай что-нибудь!

Парень вновь обернулся и отрицательно покачал головой. Он не мог вмешаться, хотя очень хотел это сделать. Вероятно, вид его всегда гордой сестры (сестры – она его сестра, я не могу свыкнуться с этим, обманщик!) не нравился музыканту. А возможно, он просто волновался за нее – хоть эта девушка и зла, и стервозна, но переживает она свою ныне неразделенную любовь к Антону (или к Кею – кто ее знает) серьезно, очень эмоционально.

– Катя, отдай Антона, возьми себе Кея! Ты все равно не знаешь, какой он, Антон, а когда узнаешь, он не будет тебе нужен, – твердила Лескова, не двигаясь и глядя прямо мне в глаза. – Антон… он нужен только мне. Что ты знаешь о нем? Бери Кея. Он знаменит, он красив, он богат! И он тебя любит! А Антон – он только… он только меня любит. С тобой играет, как с куколкой. Для него ты – кукла. Романтичная девочка-барышня из начала XIX столетия. Добрая и прелестная. Понимаешь? Это трудно осознать, но, – Алина засмеялась сквозь слезы, – Антон – он плохой. Кей – хороший. Они две противоположности.

– Не говори так! – огонь разгорелся еще больше, и я повысила голос. – Антон – очень хороший парень, куда достойнее Кея!

Черт, а если это все же один человек? Какого я защищаю Антошку? Я же видела, каким он был сегодня после экзамена. А его знакомство с ректором – уж не потому ли мне вдруг стало так везти, словно неожиданно я стала человеческим аналогом комбинации «777»?

Но для Алины-то их двое, и для Арина!

– Катя Радова, маленькая хорошая девочка, – Алина вспомнила, что вообще-то не я стою сейчас на коленях, и поменяла тон, – Катя, Антон – не тот милый, спокойный и нежный мальчик, как ты считаешь, поверь мне. Почему, думаешь, они с Кеем не общаются? Потому что Кей – плохой и обижает милого ласкового паренька Антошика? О, нет, – она опустила голову, и мне показалось, она засмеялась. – Это Антон не может ужиться с Кеем. Он бывает просто чудовищен, Катя. Он наглый, спесивый подонок. И этот подонок играет людьми, как куклами. Куклы Катя, Алина, Маша, Оля, Настя – у него их было много. Ты – барышня. Я – женщина-вамп. Ему весело.

– Почему же ты хочешь быть вместе с ним? – я опустилась на корточки перед Алиной и заглянула в ее лицо. – С подонком?

– Подонки так очаровательны, – прямо отвечала девушка, – и я люблю его. Несмотря ни на что. А ты бери Кея. Он… неплох. Он лучше Антона. Пожалуйста.

Моя доверчивость утонула в этом дожде. Ты знала об этом?

Что Лескова несет? Она думает, я поверю ей? Или мне нужно поверить ей? Пусть даже их двое (а облегчение ли это теперь?), и Антон – кто-то, кто еще хуже Кея, я не хочу выбирать Кея. Из-за Нины не хочу, из-за своей недавно проснувшейся гордости, из-за самой Алины, из-за чувства противоречия.

Хочу сделать ей назло! Хочу сделать ей больно – она же заставляла страдать Антона… или Кея.

А как сделать ей больно? Надо сделать что-то неожиданное – неожиданное для себя. Обмани ее.

Обмани, так надо, я чувствую.

Главное, не обмануть себя. Что за идиотская ситуация? Почему рядом нет Нинки – она бы, не сомневаюсь, унизила Алину по самое ее Лесковское «не хочу».

– А зачем же ты сидела у ног Кея в тот раз? Плакала, кричала, что любишь?