По ту сторону памяти

Влада, глядя на его осунувшееся лицо с темными кругами под глазами, понимала – что-то происходит. Спросила: всё в порядке? В ответ услышала привычное: всё нормально.

Пыталась поговорить ближе к вечеру, но наткнулась на непривычно-резкое:

– Я занят, убегаю. Вернусь поздно.

Влада вздохнула – этого он мог бы не говорить: он всегда возвращался за полночь, когда она уже спала.

А совсем скоро начался купальный сезон, и вечерние подработки прекратились. Но тревога не сходила с лица Арсена. Порой Владе казалось, что он готов ей что-то рассказать, но он молчал.

А потом просто исчез.

Не вернулся с работы вечером, в привычное время. Утром Влада уже была на пляже. Павел был на спасательной вышке один. На вопросы Влады только пожал плечами: понятия не имею, вчера отработали, разошлись по домам. Больше ничего не знаю. Сам не понимаю, почему Арсен не вышел с утра на работу.

Влада кинулась к Самвелу. Сбивчиво рассказала о происшедшем, повторяя, как мантру:

– С ним такого никогда не случалось. Никогда. Он дома всегда вовремя.

– Погоди, джана, волноваться пока рано. Может, к родителям поехал?

– У него мама в Туапсе. Но он к ней не собирался и мне ничего не говорил.

– А вдруг что-то с мамой стряслось и надо было выехать срочно? Такое тоже бывает.

Влада почувствовала, как готовы пролиться слёзы, которые она сдерживала с таким трудом.

Даже если надо было срочно выехать в Туапсе, неужели он не должен был ей об этом сообщить? Кто она для него – просто соседка? А о дочке он подумал?

Самвел обнял её за плечи:

– Успокойся, рано с ума сходить, молоко пропадет, что малышка есть будет?

А потом добавил серьёзно:

– Я попытаюсь пробить по своим каналам. Как выясню – сразу дам знать. Иди домой и береги себя и дочку.

– Может, в милицию? – с надеждой спросила Влада.

– С милицией подожди. Не к спеху.

Через несколько дней Самвел навестил её, хмуро сообщив, что все его попытки выяснить местопребывание Арсена ни к чему не привели.

– Тупик какой-то, – он замолчал, привычно барабаня пальцами по столешнице. – Но то, что жив-здоров муженёк твой – это точно. Случись что – знали бы, – он задумался, помолчал, прихлопнул раскрытой лодонью по веселой клеенке в мелкий цветочек. – С деньгами у тебя как? – он поднял глаза на Владу.

– С деньгами… Хватит на первое время, – она метнулась к металлической банке, стоявшей на полке.

Банка была пуста – лишь на дне завалялась трёхрублевая бумажка. Влада чувствовала, что её сотрясает озноб – здесь лежали остатки денег, которые ей удалось скопить, пока она жила в санатории. Совсем небольшая сумма, но это были деньги, на которые можно было продержаться какое-то время. Мгновенно память вытолкнула на поверхность другое воспоминание – ту страшную ночь, когда в их дом ввалился пьяный отец, а она сбежала к соседям. И банка под кроватью с ее сбережениями, которую нашли пустой.

– Всё ясно, – голос Самвела вернул ее к действительности.

– Что, что ясно? – прошептала Влада.

– А то, что всё в порядке с твоим Арсеном. Жив-здоров где-нибудь за Уралом.

– Но почему?

– Почему? – Самвел задумался. – Зачем тебе это? Сбежал он, как шакал трусливый сбежал. Забудь. Лучше подумай, как ты жить будешь. Останешься здесь? Вернёшься домой? Хочешь на работу вернуться – приму, а дочку в ясли отдашь. В общем, думай, решай. Это тебе на первое время, – он положил на стол сторублевку, поставив сверху стакан. – Пошёл я.

Влада долго сидела, не в силах ни о чем думать, словно разом потеряв способность оценить ситуацию и принять хоть какое-то решение. Одно она понимала чётко – ни в какую милицию она обращаться не станет. Прислушиваясь к себе, она не находила ни злости, ни ненависти. Мучил лишь один вопрос: что могло случиться, чтобы Арсен ушёл вот так, не сказав ни слова, не оставив записки, забрав последние деньги и оставив её одну с малышкой. И это чувство беспомощности и неизвестности вытесняло боль и обиду.

"Сбежал, как трусливый шакал" – эти слова Самвела не давали ей покоя и сидели в голове не отпуская, пока она занималась рутинными делами: готовила, купала и кормила дочку, прибирала на кухне и стирала.

Сбежал. Куда? От кого? Зачем?

Она подозревала, что Самвелу известны ответы на все эти вопросы, но тогда почему он не сказал ей ни слова?

Влада чувствовала, что от всех этих мыслей и догадок просто сходит с ума. Пропал аппетит, она стала плохо спать, а днём валилась от усталости. Денег, которые оставил ей Самвел, хватит ненадолго и надо решать, что делать: возвращаться домой или оставаться в Сочи. Тогда надо отправлять Олюшку в ясли и выходить на работу.

Есть ещё вариант – Адлер. Но свалиться на голову уже немолодых людей с маленьким ребенком? Не на день или два – навсегда. Влада не была уверена, что это правильно. Написать им и рассказать о случившемся она тоже не решалась – у людей полно своего горя, и не вправе она грузить их своими проблемами.

Она как-то резко осознала, что одна, совсем одна и не с кем посоветоваться, не к кому прислониться. Внезапно вспомнила, что уже пару дней лежит на подоконнике письмо, подписанное Гулиным почерком – не было ни времени, ни желания прочитать.

Она нехотя распечатала письмо, прочла, перечитала несколько раз, не веря и отказываясь понять.

Письмо было от Барно и писала она достаточно буднично о вещах, которые невозможно было переварить.

У них новые соседи, пара с тремя детьми. Вроде приличные люди. Дом они купили, по их словам, у очень серьезного человека, вдовца, который не может жить в стенах, полных воспоминаний. Документы в порядке – Рашид все проверил.

"Пишу тебе, чтобы ты знала, доченька. Спросила у них координаты продавца – не знают. Только имя и фамилию."

А дальше, совсем в конце письма:

"Гулечка уехала в Ташкент. Хочет учиться на художницу или модельера. Будет решать уже на месте. Если поступит – получит общежитие. Обещала писать. Ты за неё не волнуйся, она не пропадет – с характером. Колечко, что от Ольги осталось, с рубинчиком, я ей отдала. У нас все нормально. Старимся. Дети растут. Скоро будем нянчить внука или внучку – кого Аллах пошлёт."

И в заключении – приветы от всех и просьба присылать фотографии.

Влада читала письмо, вытирая слёзы. Она чувствовала себя утлым суденышком, которого сорвало с якоря и волей судьбы занесло в открытое море.