По ту сторону рассвета
Шрифт:
Берен спешился и передал поводья Гили.
— У меня будет неописуемо дурацкий вид. Надеюсь, мои вассалы, никто из вас не станет смеяться надо мной. Cuio nin, mellyn!
— Cuinah, earn (12).
Берен развернулся и зашагал по высокой, до бедер, мокрой траве, которую никогда не тревожили ни табуны, ни стада. Осевшая на ней морось осыпалась брызгами. Сердце бухало. После скачки идти было приятно — он успел порядком отвыкнуть от верховой езды — но через две сотни шагов пришлось перевести дыхание.
— Особенно будет глупо, Дагмор, если меня и не застрелят, и не пропустят, — сказал он себе под нос. — Если буду целый день стоять как дурак и
Он глубоко вздохнул и пошел дальше, и тут ему пришла в голову мысль запеть. Может быть, его примут за безумца — но уж никак не примут за врага.
Он вспомнил, как танцевала на поляне Лютиэн — и, вскинув руки, начал щелкать пальцами, отбивая нехитрый ритм дорожной песни. Слова рождались сами собой.
Паденьем камня рожден обвал,
И я один бреду в лунном свете,
Среди мерцанья бессчетных звезд
Над той землей, где я сердце утратил
Терновник ветви над луной
Печальной аркой переплел
Я гибну без тебя…
Я гибну без тебя!!!
Забыл я путь в родимый край,
Затерянный в ночи -
Я грежу о тебе…
А вздохи в сумрачных долинах -
Как эхо песен древних, длинных,
И что ни песня — о тебе,
Каждый шаг мой — о тебе!
Что ни шаг, что ни звезда -
Песок иссохшего потока
Как давно?
За цепью Синих Гор была
Страна великих королей.
Столицы их лежат в руинах
И ветер воет средь камней.
И вот вся наша жизнь,
И вся цена людских стремлений.
Я назову весь мир тюрьмой,
Коль станешь ты чужой женой -
Но стены мира упадут,
Ты только закричи…
Я грежу о тебе.
И что вся жизнь моя?
Тоска и одиночество.
Все богатства мира,
Все, что видел я -
Ничто без тебя.
Свобода — это плеть,
Победа — это смерть
Без тебя…
Паденьем камня рожден обвал,
И я один бреду в лунном свете,
Среди мерцанья бессчетных звезд
Над той землей, где я сердце утратил
Терновник ветви над луной
Печальной аркой переплел
Я гибну без тебя…
Я гибну без тебя!!!
Вот двери сердца моего,
а вот тебе ключи.
Забыл я путь в родимый край,
Затерянный в ночи;
И стены мира упадут — ты только закричи…
Я грежу о тебе…
Я грежу о тебе.
Едва песня окончилась, пришлось остановиться: стрела, по высокой дуге поднявшись в небо, вонзилась в землю на расстоянии двух саженей справа, полностью исчезнув в траве.
— Daro! (13) — донеслось откуда-то издалека.
Подняв правую руку с кольцом Фелагунда, Берен крикнул в сторону подлеска в ста шагах от него:
— Im Beren no-Barahir! Cermin govadeth men aran Finrod! (14)
Не дождавшись ответа, он сделал еще несколько шагов вперед. Ноги стали какими-то неуклюжими, в животе заныло. Насколько все-таки проще идти на видимого, пусть даже многочисленного и страшного, противника…
— Avo im deginag! — Берен раскинул руки. — Dernin! (15)
Он застыл на месте, подняв вверх руку. Жаль, что день такой пасмурный — на солнце кольцо сияло бы что твоя звезда.
— Govado, mellyn! (16) — крикнул он, размышляя, сколько еще придется драть глотку прежде чем друзья соизволят подойти.
К его удивлению, из подлеска сразу же вышли двое. Один держал в руках лук с наложенной стрелой, второй вытащил меч из заплечных ножен.
— Я — Берен, сын
Барахира, — повторил он, когда пограничники приблизились. — Мне нужно попасть в Нарготронд, к королю Фелагунду. Очень важно для всех: для него, для вас, для меня.— Они? — спросил эльф с луком, кивнув в сторону его спутников.
— Они будут ждать меня здесь, не переходя границы.
Эльф взял руку Берена, рассмотрел кольцо.
— Идем, — сказал он. — Я — Дирхавель.
— Я — Бронвегир, — сказал второй. — Сейчас тебе подведут лошадь и завяжут глаза. Не пытайся снять повязку, пока тебе не позволят. Если тебе что-то будет нужно — проси.
Большую часть времени они ехали неутомительной мелкой рысью. Сначала морось сменилась редкими, но крупными каплями, по звукам и запаху Берен почувствовал, что они едут через лиственный лес. Потом они въехали в ущелье, где шумел ручей; пересекли его и какое-то время петляли по склонам и долинам, после чего оказались в пещере или туннеле, прорытом водой. Миновав это пустое, гулкое место, долго ехали по речке, по бабки в воде. Склон стал круче, лошади пошли шагом. Наконец, они снова оказались в ущелье, которое привело их ко второй пещере — еще более гулкой и темной, чем первая. Здесь было много народу; сколько именно — определить не удавалось: слишком шумное эхо. Несколько раз на пути эльфы перебрасывались парой слов с другими дозорными. Никто не интересовался, кого везут с завязанными глазами, никто не заводил бесполезных разговоров. Именно в пещере их в последний раз остановили, и Берену разрешили снять повязку.
Пещера была чем-то вроде кордегардии. Дирхавель провел Берена к начальнику стражи, и тут горцу повезло: этим начальником был Эленихир, знакомый по Ущелью Сириона. Берена он узнал в лицо, хотя с тех пор горец здорово изменился. Выслушав его просьбу, лично проводил в гостевые покои и пообещал устроить встречу с королем сегодня же.
Вдоль стены шел каменный выступ, распространявший по комнате тепло. Берен разложил на нем мокрый плащ, пододвинул стул с повешенной на спинке курткой, поставил под него сапоги, лег на застеленную кровать и уснул как сурок. Торопиться было некуда: эльфы крайне редко, только если время действительно поджимало, принимали гостей и гонцов прямо с дороги, не дав им прежде отдохнуть, отмыться и подкрепиться.
Когда Берен проснулся, чутье подсказало ему, что он находится довольно глубоко под землей, а на земле уже предзакатная пора. В зале королевского совета он в этом убедился: небо, видное из окна в куполе, отливало червонным золотом.
После великолепия Менегрота аула Нарготронда казалась скромной. Не сразу Берен заметил, что ступает по мозаике из опалов, гранатов и бирюзы.
Он шел по широкому проходу, прорезанному меж поднимающихся к стенам ярусов. В конце прохода лежал полукруг, где были расставлены кресла. Из них сейчас занятым было лишь одно: то, что в середине, как раз напротив прохода.
Выпрямившись, вложив все достоинство в каждое свое движение, Берен подошел к этому креслу и преклонил колено перед высоким эльфом в длинных, цельнотканых королевских одеждах и с серебряной короной на золотистых, буйных волосах.
— A laita, Findarato Ingoldo Atandil! Я, Берен, сын Барахира, пришел вернуть тебе твое кольцо, данное моему отцу в Болотах Сереха десять лет назад. Я в беде и прошу у тебя совета и помощи.
— Здравствуй, Берен, — ответил король. — Я помню и Барахира, и тебя, и кольцо, и слова, в залог которых оно было дано. Оставь его себе и раздели с нами ужин.