По ту сторону снов

Слваста с любопытством взглянул на сломанные крепкие ворота Исследовательского института паданцев. Он не помнил, чтобы они планировали здесь какие-либо действия, но Бетаньева настояла на его приезде.

Солнце еще не успело подняться высоко, и стены двора блокировали солнечные лучи, позволяя задержаться прохладному серому туману. Пряди его медленно вились вокруг двух припаркованных кэбов и фургона. Любопытство Слвасты возросло, когда он увидел людей, разгружающих бочки с ялсовым маслом.

А потом ему стало все равно, потому что из дверей института вышла Бетаньева. Они встретились в холодном влажном тумане и обнялись, лихорадочно ощупывая друг друга, желая удостовериться: они оба целы, они не лгали, твердя друг другу на протяжении всей революции: «Да, я в порядке».

Бетаньева уткнулась лбом в его лоб, она гладила его пальцами по лицу, чтобы окончательно успокоиться.

– Мы это сделали, – прошептала она. – Мы их победили.

– Да, – прошептал он в ответ. – Благодаря тебе.

– Нет, тебе. Я только помогала.

Они снова поцеловались.

Наконец Слваста отстранился от нее, но продолжал улыбаться.

– Зачем ты позвала меня сюда? Ты сказала, что это важно.

– Да, – сказала она, и ее голос внезапно задрожал. – Мы победили, все кончено. Кулен взял дворец, ты захватил правительственные учреждения, Хавьер разобрался с торговцами и компаниями. Остатки сопротивления протянут недолго. Правительство разбито. Ты понимаешь, любовь моя?

– Ну… да.

– Хорошо. И мы были правы, когда решили свергнуть правящую систему. Я хочу, чтобы ты не сомневался в нашей правоте, когда будешь заседать в новом конгрессе. Это важно, ведь новый конгресс будет определять нашу жизнь. Он должен гарантировать нашим детям свободу от страданий и нищеты, и в нашем мире будет справедливость.

– Я знаю это все, – сказал Слваста.

– Ты хороший человек, и есть опасность, что ты проявишь великодушие к побежденным. Но есть вещи, которые простить нельзя.

Радость, переполнившая Слвасту при виде Бетаньевы, начала угасать; усталость затмевала все его чувства.

– Не понимаю, к чему ты ведешь. Конгресс начнется через несколько часов. Я не намерен колебаться. А сейчас все, что мне нужно, – немного отдохнуть. Прости, если это звучит эгоистично, но я так устал, Бетаньева.

– Понимаю. Но сначала ты должен пойти со мной.

Вместе с ней Слваста прошел через институт, спустился по нескольким лестничным пролетам, затем в подвалы. Как у всех зданий Варлана, подвалы были обширными и старыми. Когда стены проходов из кирпичных превратились в каменные, маленькая скверная часть разума Слвасты обрадовалась тому, что его сопровождают Товакар и Андрисия, вооруженные грозными карабинами Найджела.

– Ты когда-нибудь задумывался, что случилось со всеми людьми, которых схватил Тревин? – спросила Бетаньева. – С нашими товарищами?

Они миновали группу людей, разгружавших бочки с маслом. Слваста недоуменно нахмурился при виде их: все они выглядели испуганными.

– Их отправили на рудники Падруи, – ответил он. – Ты сама сказала мне об этом. И один из первых пунктов нашего плана – освободить их всех.

– Большинство были отправлены туда, верно. Но некоторые, особенные – те, кем интересовался Аотори, – они попали не на рудники, Слваста. Мы не сможем их спасти.

– Тогда что?..

Они достигли конца прохода. В каменной стене была единственная толстая железная дверь, защищенная несколькими тяжелыми замками «Исдом».

– Прости меня, – сказала Бетаньева. – Но ты должен это увидеть, прежде чем проводить конгресс. Ты никогда не должен забывать зло, которое мы свергли.

Слваста обеспокоенно посмотрел на протянутую Бетаньевой руку. Но все же принял ее и позволил Бетаньеве провести себя в дверь.

Внутри воняло. Комната представляла собой простой вытянутый прямоугольник, высеченный в скале, с железными перилами посередине, огораживающими край ямы.

По центру перил располагались ворота. Рядом стояли два товарища, держа наготове карабины со снятыми предохранителями.

– Вот что они сделали с нами, – сказала Бетаньева.

Слваста медленно двинулся к яме, где ужасная вонь оказалась еще сильнее. Бетаньева вручила ему яркую лампу, и он осветил темный провал. Тени стекли вниз по стенам ямы, словно они были жидкостью. Что-то зашевелилось на дне ямы. К нему повернулось лицо.

Слваста закричал и отшатнулся назад. Лампа вывалилась из его онемевших рук и упала в яму. А он сам ударился о каменную стену рядом с дверью и рухнул на пол.

– Нет! О нет!

Слезы потоком хлынули из глаз Слвасты, его тело содрогалось.

– Профессор, главный здесь, сказал мне, что институт не просто держит яйца паданцев для исследований. Они с самого начала держали здесь паданцев, – тихо сказала Бетаньева.

Слваста посмотрел на нее непонимающим взглядом.

– Когда паданец умирает или его вскрывают для лабораторных исследований, морские пехотинцы привозят следующего, – продолжила девушка. – Профессор сказал, они мало занимаются яйцами, потому что у них нет инструментов для анализа, какие были у первых ученых с корабля Капитана Корнелия.

– Это он, – прохрипел Слваста.

Мысли причиняли ему безумную боль, они грозили выжечь его мозг. Слваста хотел сжаться до состояния зародыша, где-нибудь вдали от всей вселенной, и защитить себя таким сильным панцирем, чтобы никто – ни звук, ни мысль – не мог до него добраться. Запечатать себя и отгородиться от ужасного знания.

– Первый помощник, да, – сказала Бетаньева. – он привозил своих жертв сюда, Слваста. Он любил смотреть, когда их бросали в яму. Вот то, что мы сегодня разрушили, – вершина разложения, злоупотребления властью. Мы не ошибались, Слваста. Все зло, причиненное нами в процессе: смерти, разрушения, – все оправдано. Потому что такое надо было уничтожить. Теперь ты понимаешь?

– Это он, – крикнул ей Слваста. – Он!

– Слваста? – Мысли Бетаньевы охватило беспокойство. – Все в порядке, любовь моя. Мы уничтожим это. Масло сожжет…

– Заткнись к черту, – рявкнул Слваста.

Он поднялся на ноги. Его текин вырвал одну из ламп из кронштейна на стене, согнув железные прутья, удерживавшие ее. Товакар и Андрисия обменялись тревожными взглядами.

– Морпехи, которые спасли меня, сделали один выстрел. – Слваста безумно рассмеялся, разбрасывая слюну. – Я слышал только один выстрел. Почему же я не понял, что это значит? Дерьмо! Все было так очевидно. Правда ведь? Правда?