По ту сторону тени

Внутри появилось предчувствие скорой драки.

85

Нечто подобное я испытал в пятом классе. Однажды на перемене, когда мои одноклассники сломя голову бегали по кабинету, кто-то случайно толкнул меня под руку. К несчастью, в тот момент я заправлял из чернильницы ручку. Она дернулась, и огромная жирная чернильная клякса, сорвавшаяся с моего пера, села на белую рубашку проходившего мимо Мишки Бешеного. Он был второгодником и хулиганом, старше меня почти на два года и почти на две головы выше. Его боялись, как огня, все мои сверстники. Мишка знал только один способ решать проблемы: с помощью кулаков.

Он признавал только право сильного.

А единственным способом установить справедливость для него была драка. От скорой расправы меня уберег только звонок, возвестивший о начале урока. Но Мишка кляксу не простил. Он аккуратно высушил ее промокашкой и издали показал мне кулак. Отчасти он сам был виноват в том, что произошло. Мы все носили одинаковую школьную форму. Мишка терпеть не мог уравниловки и отличался тем, что никогда не застегивал пиджак. Его нередко за это наказывали, но он все равно расстегивал его, едва выдавалась возможность.

Если бы он подчинялся правилам, пятно село бы на пиджак и было бы не так заметно.

Во время урока учительница заметила кляксу и отправила Мишку домой, переодеться. Он отказался уходить, заявив, что из-за такого пустяка, как клякса, не хочет лишиться знаний.

– О, похвально, – удивленно вскинула брови математичка, хорошо знавшая Мишку. – Вот, дети, оказывается, с кого надо брать пример. Мы думали, что Миша лентяй и лоботряс. А человек, оказывается, тянется к знаниям, как робкий росток к лучам весеннего солнца. Миша, может быть, ты у доски решишь задание и покажешь остальным, как надо учиться?

Мишка густо покраснел, вышел к доске и получил двойку. Пока математичка старательно выводила «неуд» в журнале, он тяжело сопел и не сводил с меня свирепого взгляда. Ближе к концу урока мне передали от него записку. В ней Мишка вызывал меня после занятий на пустырь за школой. Именно там он обычно наказывал свои жертвы.

У меня не было шансов. Я с тоской поглядывал за окно. Там блаженствовал теплый солнечный день. Дети из начальных классов бегали, пребывая в абсолютно счастливом и безмятежном состоянии духа. Я им завидовал. Казалось, все вокруг чему-то радовались. И только у меня на душе скребли кошки. До конца занятий оставалось еще три урока. Затем меня должны были отдубасить так, что и родная мама не узнала бы.

Я не боялся драки, но прекрасно сознавал, что ничего не смогу противопоставить Мишке Бешеному. Он был гораздо сильнее меня. Но главное – для него драка являлась нормой жизни, а для меня – естественной необходимостью. Если я всегда старался сделать все, чтобы избежать драки, то Мишка поступал наоборот. Иногда мне казалось, что избивая слабых, он пытается выместить на них всю ту злобу на окружающий мир, что копилась в нем с рождения. Все в школе знали, что его родители – алкоголики. Мишку воспитывала бабушка; отец угодил в тюрьму, а мать лишили родительских прав. Правда, ходили слухи, что она умерла от рака. Наверное, Мишке жилось несладко. Он никогда ни с кем не говорил на эту тему.

Он просто бил всех, кто казался ему слабее его.

Три урока я просидел как на иголках. Чем ближе было время «Ч», тем громче и быстрее билось мое сердце. В уме я лихорадочно перебирал различные варианты спасения. Строил планы о том, чтобы незаметно выскользнуть из школы. Это было возможно, но тем самым я бы еще больше разозлил Мишку. Он все равно отловил бы меня на следующий день, и мне, наверняка, досталось бы еще сильнее. После побега лучше было бы никогда не возвращаться в эту школу. Чего я сделать, естественно, не мог. Что бы я сказал родителям, как бы все объяснил? Если правду, они пришли бы в школу и вместе с директором и учителями разобрались бы с хулиганом. Конечно, он бы с тех пор не тронул меня и пальцем.

Никто больше не тронул бы меня и пальцем, потому что меня вообще перестали бы замечать.

Таких людей обычно прозывают маменькиными сынками и перестают с ними общаться. Их презирают, и презрение сопровождает их долгие годы, вплоть до глубокой старости, убивая всякое самоуважение. Они умирают глубоко несчастными людьми. Чтобы избежать этого, мне пришлось бы менять уже не школу, а город. Зачем?

Можно убежать от других, но от себя не убежишь.

И я остался. На перемене перед последним уроком я решился подойти к нему и извиниться. Это был плохой вариант, но ничего лучше в голову не приходило. Мишка стоял в коридоре у окна, опираясь на подоконник, в окружении девчонок из старшего класса. Я подошел к нему сзади и простоял робко всю перемену, ожидая подходящего момента для разговора. Надеялся на то, что девчонки отойдут от него. Тогда мы смогли бы поговорить наедине.

Кляксу на своей рубашке Мишка прикрывал от девчонок учебником по русскому языку. Должно быть, стеснялся. И уйти не мог, так же, как и застегнуть пиджак. И я почувствовал тогда острый укол совести. Впервые ко мне пришла мысль о том, что Мишка – тоже человек. Что у него есть свои слабости и чувства. До сих пор всем нам он казался безумным диким зверем, по ошибке втиснутым природой в тело пятиклассника-второгодника.

Я так и не дождался удобного момента. Прозвенел звонок, девчонки бросились по своим кабинетам. Мишка стоял на месте, у окна, ожидая, когда они скроются. Затем заспешил в наш кабинет. По пути обернулся, заметил меня и свирепо сдвинул брови.

– Не забудь про пустырь, малявка, – зло прошипел он.

Внутри у меня все оборвалось. Теперь никаких надежд на спасение не оставалось. Я был вынужден вступить с ним в неравный бой.

Мишка уже входил в кабинет, когда из его учебника, который он по-прежнему сжимал в одной руке, выпал листок. Я поднял его, но не успел вернуть, так как Мишка уже прошел в дверь. Сунув листок в карман, я вбежал в класс за мгновение до учителя и занял свое место за партой. Во время урока незаметно достал находку из кармана и хотел передать по рядам Мишке. Но не передал. В моих руках оказалась фотография, с которой мне улыбалась симпатичная молодая женщина. Она была просто одета, но казалась невероятно счастливой.

После уроков Мишка ждал меня на пустыре. Он был не один. На турниках поодаль забавлялись два его постоянных спутника – хулиганы из параллельных классов. Они, словно шакалы за львом, следовали за ним в отдалении, упиваясь правом унижать и добивать избитых Бешеным сверстников.

Я еще издали увидел, что Мишка сидит на старом высохшем бревне и ждет меня. Не было надежды на то, что он меня простит. Пятно на его рубашке бросалось в глаза даже издалека. В ярком солнечном свете оно казалось еще темнее и больше, чем было на самом деле. Когда я подошел, Мишка копался в своем портфеле. Он поднял на меня глаза и скользнул по мне безучастным взглядом. Его лицо отражало смесь крайней растерянности и досады. Мне показалось, что он вот-вот расплачется.

Таким я его еще никогда не видел.

Я вынул из кармана фотографию и протянул ему.

– Твоя? Держи, она выпала из твоего учебника.

Его реакция меня поразила. Мишка вскочил на ноги и вырвал у меня из руки снимок. Его лицо просветлело. Он торопливо сунул фотографию во внутренний карман школьного пиджака и замахнулся на меня рукой.

– Украл мою фотографию, да?!

– Нет, она выпала, а я нашел и вернул тебе.

Судьбу решают мгновения.