По ту сторону

Решили, что все надо делать как раз в открытую, на глазах у немцев. Володя должен только заманить одного из немцев в лес, а там их будет ждать группа захвата.

Из Володи постарались сделать симпатичную «девушку». Пришлось одолжить у сестер из санбата и связисток все наличные косметические принадлежности.

Дядька Чернобай, особенно придирчиво проверявший, все ли сделано как надо, и тот удовлетворенно сказал:

— Дуже гарну дивчину сробилы. Та за цей дивчиной любой хриц на край свету пийде…

Группа захвата расположилась на опушке леса. От этой опушки до села было не менее пятисот метров. Где-то, примерно на середине, — немецкие окопы.

Володя шел медленно, часто нагибался, срывая полевые цветы. Он уже набрал большой букет, а немцев все не было и не было. Приближается бруствер окопа… Ага, вон на пригорочке за окопом греются четверо. Заметили его, сели, о чем-то переговариваются.

— Медхен, ком, ком! — они махали руками, подзывая его ближе.

Володя остановился, будто в нерешительности, постоял, застенчиво прикрываясь букетом, и пошел в сторону — опять неторопливо, нагибаясь изредка за цветами.

Немцы о чем-то оживленно переговаривались, гоготали. Вот один из них встал, перепрыгнул через окоп и направился к Володе.

«Сразу уходить к лесу нельзя, могут заподозрить, — подумал Володя. — Надо будет немножко поиграть с этим фрицем». А тот был уже метрах в двадцати, шел уверенно, без опаски. На вид немцу было лет семнадцать, не больше, наверное, только что призван по тотальной мобилизации.

Володя подпустил его метров на десять, потом, звонко засмеявшись, отбежал в сторону, чуть поближе к лесу, и опять остановился, поджидая немца и стыдливо пряча лицо в букет полевых цветов. Опять подпустил — теперь ближе, метров на восемь — и ловко увильнул в сторону и опять ближе к лесу. Так повторялось несколько раз. Немец вошел в азарт, расставив руки в стороны, он гонялся за Володей, повторяя одно и то же:

— Паненка, гут! Ком, ком…

Те трое на пригорке громко подавали ему какие-то советы и по-жеребячьи гоготали. Из окопов высунулось еще несколько немцев, они тоже с интересом наблюдали за этой игрой и тоже подавали советы. «Как бы кто-нибудь не пошел ему помогать», — с тревогой подумал Володя.

А немец все больше и больше входил в азарт и один раз чуть не схватил Володю. Пришлось бросить ему в лицо букет. На какое-то мгновение немец растерялся, начал было собирать рассыпавшиеся цветы, потом отбросил их в сторону и кинулся за Володей. И опять чуть не поймал. Теперь они были у самой опушки леса, но куст, под которым сидели разведчики, оказался чуть в стороне. Еще дважды Володя увиливал от немца, и наконец подбежал к этому кусту, и уже тихо направился в глубь леса. Немец догнал его, что-то забормотал, но тут кто-то сзади схватил его за руки.

Когда Володя обернулся, разведчики волокли немца к лощине. Володя бросился вслед за ними.

Должно быть, из немецкого окопа видели, что произошло; полоснула автоматная очередь, но пули прошли высоко, сбивая ветки и кору с деревьев. Потом затрещало еще несколько очередей, дятлом простучал ручной пулемет. Кто-то из разведчиков, прикрывавших отход, тоже выпустил длинную очередь, и в ответ ей заговорило не менее десятка автоматов.

Разведчики бежали что было сил. Но стрельба все отдалялась, видимо, немцы так и не решились преследовать, только палили в белый свет…

В шестнадцать часов ноль пять минут Бажанувка была взята…

А вечером было вручение наград, и Володя Бажанов получил орден Славы. Церемонию вручения фронтовые операторы запечатлели на киноленте вполне достоверно. Вот только орден Володя получил не за этого пленного и даже совсем не за разведку, а, как было сказано в представлении к награде, «за спасение жизни командира в бою».

За жизнь командира

Случилось это более месяца назад в районе Кросно.

После очередного ранения Володя вернулся из госпиталя, свою часть не догнал, а попал в восьмой армейский запасной полк. Там и встретил старого знакомого капитана Изосимова, работавшего в отделе кадров. Изосимов и посоветовал:

— Иди в Триста сороковую дивизию, там командиром роты разведки сейчас капитан Харлов, ты его знаешь.

Харлова Володя действительно знал. Но когда прибыл в 340-ю, Харлова там уже не было. Однако послужной список Володи Бажанова был достаточно убедительным, и командир 1140-го полка, полковник Иван Васильевич Проценко, все-таки взял его опять в разведку.

Володя считал себя везучим, и везло ему главным образом на хороших людей. Куда бы судьба ни закидывала его, везде люди относились к нему как-то по-семейному ласково, и среди них обязательно находился такой человек, который становился настолько родным, как будто ты прожил с ним всю жизнь.

В 230-й таким человеком для Володи стал Виктор Сергеевич Чернобай. Родом из села Катериновка Черниговской области, он сильно переживал за свою семью, но никому об этом не говорил, а Володя догадывался сам, потому что Виктор Сергеевич смотрел на него как-то странно и все вздыхал и вздыхал. Он был уже в годах, по-крестьянски несуетлив, степенен и добр. Доброта эта была какой-то скрытой, он будто стеснялся ее. Сделает что-нибудь хорошее и вроде бы даже застесняется, начинает теребить свои пышные усы, пряча в них смущенную улыбку.

Разведчик он был опытный, имел много наград, однако носил их редко, может быть, тоже стеснялся. Володя почти не отставал от него и очень тревожился, когда Виктор Сергеевич уходил в разведку. Хотелось и там, в тылу врага, быть рядом с дядькой, как он звал Чернобая.

Но как и все предыдущие Володины начальники, Иван Васильевич Проценко старался пореже посылать его на операции, а держал на глазах.

В то время дивизия вела тяжелые бои, и в одном из этих боев Иван Васильевич был ранен. Володя видел, как полковник упал, подбежал к нему, осмотрел рану. Ранение было тяжелое, а поблизости, как назло, ни одной санитарки. Кое-как перевязав полковника, Володя стал искать какую-нибудь машину, чтобы эвакуировать его в тыл. Это надо было делать срочно, потому что немцы вполне могли перерезать единственную дорогу в тыл. Дивизия слишком глубоко вклинилась в оборону противника и сейчас едва сдерживала его контрудар.

Машин поблизости не было, но Володя приметил на опушке леса лошадь, запряженную в фаэтон. Он так и не понял, зачем именно фаэтон кому-то тут понадобился: то ли солдаты из похоронной команды его притащили, то ли кто просто так, ради оригинальности прихватил.

Ездовой был, видимо, из запасных третьей категории, какой-то недотепа. Он долго не мог понять, что от него требуется, был страшно медлителен и неповоротлив. Наконец они все-таки уложили полковника в фаэтон и поехали. Дорога была изрядно побита, ехали осторожно, чтобы поменьше тревожить раненого, но все-таки довольно быстро. Лошадь оказалась хорошей, а ездовой с ней управлялся умело, наверное, до войны работал где-нибудь в колхозе конюхом.

Самое главное было — проскочить участок, где справа почти вплотную подступал к дороге лес: именно оттуда немцы могли перерезать дорогу. И пока ехали вдоль этого леса, Володя все время был начеку. И все-таки первым увидел немцев не он, а ездовой. Резко осадив лошадь, он вдруг начал разворачиваться.

— Ты чего? — спросил Володя.

— А вон, гли-кось, по лесу-то фрицы шастают, — ездовой ткнул кнутовищем вправо.

Теперь и Володя заметил мелькающие между деревьями фигуры.