По ту сторону

«А жаль. Личный повар мне не помешает».

– Наверное, - добавил он и, доев свою порцию, собрал тарелки и быстро помыл их.

Пока парень стоял у раковины, я рассматривала кухню. Будто ничего и не изменилось. Всё на своих местах. Будто сейчас зайдёт мама и по обычаю начнёт готовить, а папа хвалить её…

– Я пойду, переоденусь, - сказала я и парень кивнул.

Подойдя к лестнице, я взглянула на папину любимую картину и подошла к ней поближе. Я легонько дотронулась до картины рукой и будто почувствовала энергию папы. Как же он её любил… А теперь кто будет так восхищаться ею? Так получалось только у папы. Я должна пойти наверх и переодеться, но не могла. Просто не могла отойти от картины. Мне кажется, если я отойду, я потеряю последнюю ниточку, что связывает меня с родителями.

Не знаю, как долго я так стояла, рассматривая всё до мельчайших деталей, но из транса меня вывело то, что я почувствовала сзади чьё-то дыхание. Обернувшись, я увидела Кристофера. Конечно. А кого же ещё? Совсем на секунду я понадеялась… Совсем на секунду. Не важно.

– Это твоя любимая картина?

– Нет. Любимая картина папы. Он всегда восхищался этими птицами... – грустно сказала я.

– Сложно, наверное, это вспоминать.

Я развела плечами и быстро поднялась наверх в свою комнату. Мне не хотелось продолжать разговор, чтобы в очередной раз не начать лить слёзы. Это уже слишком.

Тут всё было такое родное. Я никогда не рассматривала свою комнату с такой любовью. Никогда так не ценила того, чего имею. Мне так хотелось закрыть все двери и окна и просто ходить по дому, окунувшись в воспоминания. Теперь каждая вещь напоминала мне родителей. Когда я сижу здесь, в своей комнате, мне кажется, что через секунду или минуту меня позовёт мама обедать. И мы все дружно сядем за стол и будем обговаривать планы на день… Я не могу это вспоминать. Больно. Запредельно больно. Мне кажется, я сгораю изнутри. Из-за чего? Из-за боли? Разочарования? У меня было столько планов на будущее, а теперь… Что теперь? Без родителей я ничего не хочу. Ничего.

Я посмотрела на себя в зеркало и причесала волосы, завязав в тугой хвост.

«Какая же я уставшая», - подумала я и оторвалась от зеркала, надев шорты с фиолетовой майкой.

Спустившись вниз, я взяла Феникса на руки и спросила:

– Идём?

– Да, - ответил Кристофер и мы вышли из дома.

Я заметила, что гараж плохо закрыт.

– Там машина твоего папы, - сказал Кристофер, не взглянув на меня.

Какой проницательный. Даже не смотрит, а знает, о чём думаю.

– Как она там оказалась? – спросила я.

– Когда ты уснула у меня не получилось сделать тоже самое. Я нашёл машину и приехал на ней сюда. Ей нужен ремонт, но она не в ужасном состоянии.

Я была поражена. Он не хвалился этим. И утром, когда мы проснулись, не сказал типа «а знаешь, я такой молодец, вернул тебе машину». А ведь он реальный молодец.

Парень закрыл дверь дома на ключ, который я ему дала и мы подошли к мотоциклу.

– Садись, - сказал он и я впала в ступор.

За прошедшую ночь две аварии. Точнее, первая авария, а вторая просто встряска, но всё же. Слишком много для меня одной.

– Может, пешком пойдём? – предложила я.

– Ты представляешь, сколько идти придётся?

– Или на транспорте доедем каком-нибудь?

– Ага. Значит, тебя не волнует, что на другом транспорте водитель будет чужой человек? Ты мне не доверяешь? – спросил парень и испытывающе на меня посмотрел.

– Пока доверия нет, - сказала я, но села в мотоцикл и надела шлем.

Парень довольно повторил процедуру с шлемом и сел впереди.

– Держись крепче за меня, а не за кошку, - сказал Кристофер и мы поехали.

В этот раз я не закрыла глаза. После вчерашнего я поняла, что отторгая реальность она никуда не пропадает. Лучше видеть, что происходит и не отрицать это. Все равно, что произойдёт, то произойдёт. Тут хоть закрывай глаза, хоть нет.

– Девушка, вы к кому? – спросила дежурная в больнице.

– К Адаму Лайту, - ответил за меня Кристофер.

Я и сама не заметила, как оказалась в больнице.

«Нужно перестать уходить в себя. И принимать реальность. Принимать», - повторяла себе я.

– Палата пятьдесят шесть.

– Может вы ошиблись? Он бы в двадцать третьей палате, – сказала я.

– Его перевели сегодня утром. Мне не дают полного отчёта, спрашивайте у лечащего врача.

Я забеспокоилась и помчалась к палате. Открыв дверь, я увидела брата. И с виду с ним всё было нормально. Я села к нему и отпустила Феникса.

– Что-то случилось? – встревожено спросила я.

Парень сделал долгую паузу и сказал:

– Меня выпишут через неделю.

– Почему?

– Вышли некоторые… Осложнения со швами и придётся делать повторную операцию, - сказал он как-то неуверенно.

– Ты мне не врёшь? – спросила я.

– Нет!
– тут же выпалил парень.

Я недоверчиво посмотрела на брата. Если он не захочет, он не расскажет. Но мне нужно знать всю правду. Какой бы они ни была.

«Когда? Когда уже это закончится?» - подумала я и у меня непроизвольно задрожала нижняя губа.
– «Нет. Плакать я не собираюсь», - подумала я и начала мысленно себя успокаивать.

– А деньги? Деньги нужны? – спросила я.

– Уже не нужны. Сегодня у меня успели побывать и полицейские и журналисты. Они брали показания и информацию. Больница берёт с нас деньги только на препараты, которые Кристофер уже купил.

– Когда это он успел? – спросила я и оглянулась на Кристофера, который стоял сзади.

– Этой ночью. Я не просто так сказал, чтобы вы ночевали у нас дома, а не у Кристофера. Я сказал ему, где взять деньги и он всё купил. И ещё. Шерил, я сказал полиции, что тебя на месте происшествия не было. Смотри, не проболтайся. Я не хочу, чтобы пока я находился в больнице, тебя донимали все кому не лень. Для справки, ты была с Кристофером. Кристофер сказал, что машина уже в гараже и он отвезёт её знакомым, чтобы отремонтировали.

– Почему я всё узнаю последняя?! Кристофер, мог и рассказать мне, - обратилась я к парню обиженно.

– Твой брат просил не говорить. Все вопросы к нему.

«Кристофер вообще спал этой ночью? Он столько сделал просто потому, что Адам попросил. Зачем ему это? Не верю, что есть настолько бескорыстные люди», - подумала я и спросила у брата:

– А ты читал сегодняшнюю газету?

– Нет, а что?

– Наша история уже напечатана.

– Как? Теперь в какой-то степени я понимаю, почему журналистов не любят. Я бы не хотел, чтобы нашу историю знали все.