По всему дому

– Не хотел бы я оказаться здесь в темноте, – сказал Ларри

– Так уже темно.

– Нет, в смысле, без костра. Когда вообще ничего не видно.

– А я был, – сказал Уэйн.

– Врешь.

– Не вру. Иногда я забываю, сколько времени, и слишком поздно возвращаюсь к велику. Однажды совсем стемнело. Если б я не успел выйти на тропинку, я бы заблудился.

Уэйн ткнул в костер длинной палкой. Лес принадлежал его родителям, но их дом стоял в двух милях отсюда. Ларри огляделся, – рассказ друга явно произвел на него впечатление.

– Страшно было?

– А ты думал! – Уэйн хихикнул. – В темноте-то. Я ж не тупой.

Несколько секунд Ларри глядел на него, потом сказал:

– Извини, что я назвал тебя тряпкой. – Уэйн пожал плечами и сказал:

– Надо мне было застрелить ту белку.

Час назад они увидели одну на дереве – почему-то она от них не сбежала. Уэйн стрелял лучше, и они залегли вместе за поваленным дубом. Для надежности Уэйн опер свое ружье о развилку сухой ветки. Он долго смотрел на белку, прижавшись к ружью щекой, а потом вдруг поднял голову.

– Не могу, – сказал он.

– Что значит – не можешь?

– Не могу, и все.

Он передал ружье Ларри; тот прицелился, но выстрелил слишком быстро и промазал.

– Да ладно тебе, – сказал Ларри теперь, у костра. – Белки все равно на вкус противные.

– Как болонская колбаса, – хмуро сказал Уэйн.

Они вытащили из рюкзаков сандвичи. Оба вытащили оттуда мясо, насадили на палочки и жарили на костре до тех пор, пока оно не зашипело, обугливаясь. Потом засунули его обратно в сэндвичи. Уэйн откусил первым и тут же взвизгнул, поднеся руку ко рту. Он выплюнул на ладонь горячий кусок мяса и швырнул его в огонь.

– Горячо, – сказал он.

Ларри долго смотрел на него. Потом сказал: – Тряпка, – и прыснул, не выдержав.

Уэйн скосил глаза, засунул в рот пальцы и принялся ощупывать его изнутри.

Позже костер начал гаснуть. Сонные, они сидели рядом, тихо переговариваясь. Уэйн погладил себя по животу. Под деревьями слышалось невидимое движение – судя по звукам, там шныряли мелкие зверьки, но раз-другой прошел и кто-то покрупнее.

– Наверно, олень, – сказал Уэйн.

– А не рысь?

– Рыси тут не водятся. Зато лисы мне попадались.

– Лисы не такие большие.

Они раскатали в палатке спальные мешки и приподняли один клапан у входа, чтобы видеть костер.

– Это мое любимое место, – сказал Уэйн, когда они залезли в мешки и застегнулись.

– Палатка?

– Нет. Эта поляна. Я знаешь, что думал? Когда-нибудь построю здесь дом.

– Дом?

– Ага.

– Какой еще дом?

– Не знаю. Как мой, наверно, только в лесу. Можно будет выходить ночью на крыльцо и смотреть, как сейчас. Только палатку не надо будет ставить. Знаешь, что? А давай вместе построим. Поделим его пополам, и живи каждый на своей половине. И не надо будет возвращаться домой до темноты, потому что мы уже будем дома.

Ларри улыбнулся, но сказал:

– Да ну, ерунда. К тому времени мы оба женимся. Ты не захочешь, чтобы я все время торчал у тебя в доме.

– Неправда.

– Ты не хочешь жениться?

– Нет... почему, я женюсь. Конечно. Но ты всегда сможешь приезжать и жить у нас.

– Так не бывает, – сказал Ларри со смехом.

– Почем ты знаешь?

– Знаю. Чудак ты, Уэйн. Иногда кажется, что ты с луны свалился.

– Тебя послушать, так у меня все идеи дурацкие.

– А я что, виноват? Какие есть.

– Это не дурацкая идея, чтобы у тебя в доме жили друзья.

Ларри вздохнул и сказал:

– Согласен. Только брак – это такое дело. Ты женишься, и девушка, которая за тебя выйдет, станет твоим лучшим другом. Это любовь, понял?

– У моего отца есть лучшие друзья.

– У моего тоже. Но с кем твой отец проводит больше времени – с ними или с твоей мамой?

Уэйн с минуту подумал:

– Нда.

Они смотрели на костер в щель между клапанами.

– Но ты ведь будешь приезжать, когда сможешь? – спросил Уэйн. – Правда?

– Конечно, – сказал Ларри. – А то!

Они лежали на животе, и Уэйн говорил о доме, который он хочет построить. У него будет башня. Еще там будет потайной коридор в стенах. В подвале – бильярдный стол, лучше, чем в пиццерии "У Вика". А в гараж поместятся три машины.

– Четыре, сказал Ларри. – У нас будет по две машины на каждого. Спортивная и пикап.

– Ладно, – сказал Уэйн, – гараж на четыре машины. И пинбольный автомат. Я его поставлю в гостиной и настрою так, чтобы не надо было кидать туда деньги.

Через некоторое время дыхание Ларри выровнялось. Уэйн лежал и смотрел в приоткрытую дверь на оранжевые угли костра. Его клонило в сон, но он еще не хотел засыпать окончательно. Он думал о своем доме и глядел, как догорает костер.

Он хотел, чтобы дом стоял прямо здесь, на лугу. У Ларри будет половина, у него тоже. Он представил себе пустые комнаты, потом – комнаты, набитые игрушками. Но нет, это не годится. Они ведь будут уже взрослые. Он представил себе высокое зеркало в спальне и попытался увидеть в нем себя, выросшего в мужчину. У него будут настоящие винтовки, а не пневматические ружья. Он стал представлять себе вещи, которые должны быть у взрослого, которых не бывает у мальчиков: книжные полки, шкафы, полные костюмов и галстуков.

Потом он увидел за кухонным столом женщину в синем платье. Ее лицо все время менялось – он не мог уловить его черты. Но он знал, что женщина красивая. Он видел себя открывающим дверь в кухню: вот он входит, помахивая портфелем, ставит его у своих ног и разводит руки в стороны, и женщина встает ему навстречу, вскрикнув от радости, как девчонка, и тоже разводит руки. Потом она очутилась близко. Он почувствовал запах ее духов, и она сказала – женским голосом, теплым и ласковым, – Уэйн, и в нем взметнулся восторг, словно его только что напугали, – но лучше, гораздо лучше, – и он рассмеялся, крепко обнял ее и сказал в ее мягкую шею и волосы низко, по-мужски: наконец-то я дома.