По закону военного времени…
Шрифт:
– – Значит так, товарищи офицеры и прапорщики, – сказал военком, а нас стало уже вместо шести военных – уже человек десять, – с транспортом у нас проблемы, топлива нет для обеспечения мобилизации, и еще не весь личный состав собрался. Связи с мобобъектами пока нет. Через два часа мы должны уже как-то наладить связь, поэтому экипаж радиостанции должен через час мне доложить о готовности к работе. Вы, Владимир Анатольевич, сейчас езжайте с нашим водителем по сельсоветам и постарайтесь наладить там работу, то есть соберите личный состав участка, делайте это, как хотите. Александр Алексеич, езжайте на пазике на ППСВ и проследите, чтобы там было все в порядке, когда наладите – возвращайтесь. Вы, Владимир Анатольевич, тоже.
– – Товарищ полковник, разрешите вопрос? – сказал я, – разрешите
И, получив добро, спустился вниз, подошел к водиле, который о чем-то разговаривал с Маслюковым. Дав команду Сане залезать в машину, подошел к водителю и передал ему содержание той части совещания, на которой присутствовал. Он без лишних разговоров сел в свою газель. И тут у меня мелькнула мысль – его рация в машине (он ведь таксист) должна работать в одном диапазоне с нашим «Корсом». Сказал об этом дяде Толе (водителю). Тот тоже смекнул, к чему я клоню. Маслюкова послал найти Барановского, который помогал разворачивать радиостанцию. Мы быстро настроились на одну частоту, и оказалась моя мысль хорошим подспорьем.
Наконец мы выехали из военкомата, возле арки, что на Генерала Мельника нас остановили гаишники и начали проверять документы. Начал им было объяснять, в чем дело, пришлось показать удостоверение, что я военнослужащий военкомата. Наконец отпустили. И мы быстро, через Сапуны поехали в Качу. На повороте на Фруктовое нас остановили опять, но только ВБР. Получилось тоже самое. Попробовал связаться с военкоматом, но никто меня не слышал. А уж когда мы прибыли на место, то есть в Качинский поселковый совет, рация заработала. Уже было около пяти утра, то есть в совете еще никого не было.
– – Пятьсот одиннадцатый ответьте пятьсот четвертому, – сказал я в рацию.
– – Здесь пятьсот одиннадцатый – на приеме, – ответил мне голос Барановского, – как обстановка, сообщите, где находитесь.
– – Нахожусь на месте, нужны домашние адреса шишек, так как никого еще нет. Здесь пока все спокойно. Доложите ноль пятому.
Он мне продиктовал адреса, хоть это и небольшое нарушение, но другого выхода не было. Мы поехали по указанным адресам за председателем поселкового совета Онищуком и его замом Вакаровым. Уже светало, и на улице еще никого не было, даже отдыхающих, которые обычно могут возвращаться в это время из баров и дискотек. Дискотеки, которые расположены возле пляжа уже были закрыты, и спросить было не у кого. Наконец нашли мы дом председателя. Вместе с Маслюковым выскочил из машины, поправил кобуру на ремне. И нажал на звонок возле калитки. Домина, конечно, огромная, да и, судя по лаю, собака там тоже была не маленькая. В доме было темно, я начал звонить настойчивее, и приказал Сане прикладом автомата стучать в калитку. На веранде загорелся свет и из дома вышел мужчина лет под пятьдесят, среднего роста с залысинами, на уже седеющей голове. Представился и доложил обстановку. Валерий Иванович сначала было, не поверил, но вид Маслюкова в бронежилете, в каске и с автоматом на груди, окончательно его и убедил, и разбудил. Цыкнув на лающую собаку, после чего она, обиженно поджав хвост, залезла в будку, он провел нас в дом. Из спальни видимо, вышла женщина таких же лет, – его жена.
– – Тамара, сообрази чего-нибудь покушать ребятам, – сказал Онищук жене, – с двенадцати уже на ногах. И, наверное, ни фига не жрамши. И кофе поставь. Сейчас, ребятки, я оденусь. Света, иди сюда, – крикнул он на второй этаж.
– – А что случилось? – спросила жена председателя
– – Что-что, мобилизация началась! Нужно собираться.
Мы начали отнекиваться от предложенного нам ужина или, точнее, завтрака. Но Тамара Васильевна – жена председателя, и слышать не хотела. Импортная микроволновка за две минуты вскипятила воду. На столе появилось кофе, бутерброды с колбасой и сыром. И мы с видимым смущением начали их поглощать. Саня налегал в основном на бутерброды с колбасой. Я, хоть и не страдал «нехваткой», но тоже с удовольствием ел. Так как с вечера, как у нас говорят: «маковой коноплинки во рту не было».
Через несколько минут со второго этажа спустилась Света – младшая дочка, довольно таки симпатичная девчонка лет девятнадцати. Старшая
вышла замуж и жила в Севастополе. Маслюков даже жевать прекратил, глядя на нее – оно понятно-то – срочка есть срочка. Сам таким был.Наконец спустился Валерий Иванович:
– – Света соберешь мне две смены чистого белья и харчей на два дня, принесешь в совет – я буду там. Тамара, ребятам с собой пару бутербродов заверни.
– – Володя, Вакарову я уже позвонил, он сейчас уже придет в совет, – сказал он мне. – поехали! Дожуй сначала.
Маслюков взял пакет с бутербродами и автомат. Вместе с председателем мы вышли во двор. Сразу поехали в совет. Там уже горел свет. Зашли в кабинет председателя, который находился на втором этаже. Он знаком показал на кресла, и мы сели. Валерий Иванович сел в свое кресло и, взяв трубку телефонного аппарата, начал набирать номер – срывалось. Наконец получилось и попросил военкома, когда военком ответил, я передал микрофон председателю.
– – Николай Иванович? Онищук беспокоит… да у меня… в общем, сейчас уже люди оповещены и прибудут. Где-то к 06.00 начнем оповещение… постараюсь, как можно раньше… даю…, – и он протянул мне телефонную трубку.
– – Слушаю, прапорщик Свешников, – привычно сказал я.
– – Ну, как у вас там обстановка? – спросил военком у меня, голос его был уставшим.
– – Пока в норме, товарищ полковник, люди потихоньку приходят, но не все знают, что нужно делать.
– – Вы им постарайтесь объяснить, высылайте человека за повестками. Езжайте вместе с ним. Потому что на дорогах творится черт-те что. Солдат парень надежный? Оставьте для охраны и поддержания порядка. Ну, все я жду вас.
– – Есть, товарищ полковник, но я не вижу смысла оставлять бойца, – у них есть целый участковый, который уже на месте, – ответил я и положил трубку. – Валерий Иванович, я поехал в военкомат за повестками.
Через минуту мы ехали с дядей Толей, а сзади, за нами, ехал пятьдесят третий газон в военкомат.
На дороге нас несколько раз останавливали и проверяли документы. Но все обходилось без эксцессов. Наконец мы добрались на место. Уже было около 07.00 утра. У шефа в кабинете сидело уже человек пять офицеров – представители комплектуемых воинских частей. У каждого была радиостанция для связи со своей частью. Тут из группы контроля городского военкомата передали такую информацию, что в Симферополе начались уличные бои с татарами. Из Бахчисарая в сторону Севастополя двинулась колонна машин с вооруженными людьми татарской внешности. Нам рекомендовалось усилить охрану военкомата и мобобъектов. Мы даже еще не успели развесить афиши об объявлении мобилизации, но уже ближе к полудню первых суток уже начали приходить люди непосредственно в военкомат. Народ приходил самый разнообразный: были и почти пацаны, которые этой весной дембельнулись, были и уже сорокалетние мужики, были и совсем молодые девчонки – романтики захотевшие. Они все рассаживались по лавочкам во дворе военкомата или толпились в середине двора или за воротами.
Я же бегал по группам контроля собирал данные о ходе оповещения или вызывал их начальников в кабинет военкома. Наконец – то появилась минута и я выскочил на крыльцо покурить. Спустился по лестнице к урне, достал из нагрудного кармана камуфляжа, не вынимая из кармана пачки (солдатская привычка – не показывать, сколько у тебя есть сигарет), сигарету и подкурил ее. И только тут почувствовал, что уже почти сутки на ногах. Тут ко мне подошли три каких – то мужика лет под пятьдесят.
– – Слышь, прапорщик, вот ты мне скажи, что случилось? Говорят, войну объявили?- спросил один из них, и к нам начал подтягиваться народ.
– – А вы что телек не смотрите? Мобилизацию объявили, а не войну. Татарва голову подняла. В Симферополе уличные бои идут. Подо Львовом оранжевые толпу собирают. Так что никуда не уходите, всем дела хватит, – закончил я передачу новостей.
– – Объявили! А почему нас не хотят брать в армию? Я слышал, что по хохлятскому закону солдат берут до 40 лет, – сказал другой, – а мне уже сорок семь. Так что теперь я не нужен? Какие – то писюны газированные будут с татарами и оранжевыми воевать, а я буду дома отсиживаться? Да я еще любого двадцатилетнего в бараний рог сверну.