По живому
Шрифт:
— Он хорошо выглядит.
— Вы шутите, доктор.
— Я имею ввиду его стабильность. Сегодня с ним ничего не должно случиться.
— Карла говорит, больного уже выписали. Спасти его от смерти может только чудо.
— Пойди сюда. — Он обнял ее за талию. — Вот чудо, которое нужно мне.
Медсестра увернулась, но во второй раз сопротивляться не стала. Наоборот, обвила руки вокруг его детской шеи, они стали целоваться. Руки доктора скользнули к ее ягодицам, она тоже обхватила его за бедра. Они терлись друг о друга, целовались, потом отстранились со вздохом.
Доктор поправил свой галстук, медсестра — волосы. Потом она проверила
Фрэнки вышел из ванной. Увиденное только что его шокировало. Какая непристойность, что это на них нашло? Он чувствовал неловкость за этого мужчину, а не только за себя. Он, Фрэнки, в некоем смысле подглядывает за самим собой. Не хватало еще подглядывать за другими.
Он выбежал из палаты и незамеченный спустился по задней лестнице. На Второй улице сел в автобус до центра и всю дорогу прижимался лицом к стеклу, чтобы ни с кем не встретиться взглядом, вышел на остановке "Хьюстон". Терри смотрел телевизор, когда он вернулся домой.
— Привет, бэби. Чем порадуешь?
Фрэнки не ответил. Терри выключил телевизор и упал на софу.
— Подойди и расскажи, что у тебя получилось.
— Я больше не могу, — пробормотал Фрэнки, он сел рядом, схватился руками за голову. — Меня колотит. Это меня достает.
— Что случилось?
Фрэнки неохотно рассказал. Терри расплылся в улыбке, не выдержал и рассмеялся.
— Секс и смерть. Они очень близки. На его месте мог быть я.
— По-моему, это вовсе не смешно.
— Еще как смешно. А что делал тот, в постели?
— Ничего. Как обычно. Все пять вечеров. Каждый вечер одно и то же.
Терри мягко улыбнулся. — А мне кажется, не одно и то же.
— Ты знаешь, о чем я говорю. Между ним и мной. Я ничего не чувствую.
— Так я тебе и поверил, Фрэнки. Те двое, когда они целовались… неужели ты не заинтересовалась, хоть чуть-чуть?
— Я боялся, что меня там поймают. Сердце так колотилось…
— Ну ясно. У меня сразу начинает колотиться, когда ты сюда входишь. Вот что делают с мужчиной такие женщины как ты.
Фрэнки на его слова не отреагировал. — Я видел Маркуса. Он мне очень сочувствует. Говорит, надо не отступаться, идти до конца.
— Так и делай. И… прислушайся ко мне. Со мной что-то происходит, это точно. — Прежде чем Фрэнки могла ответить, Терри схватил ее руки и прижал к своей груди. — Чувствуешь, как бьется мое сердце? Вот здесь, здесь это происходит, Фрэнки. Неужели скажешь, что я неправ и ты ничего не чувствуешь?
Фрэнки нечего было ответить, он пытался вырваться, но Терри не отпускал.
— Это мое сердце, Фрэнки. Моя душа. — Голос подрагивал от напряжения. — Не разбивай его.
Фрэнки отвел взгляд.
Терри отпустил ее руки и расхохотался. — Эй, Терри, ты еще не покойник. Правильно я говорю? — Он будто подсмеивался над собой. — Фрэнки, я тебе что-то добыл. Черт, куда же я это подевал? — Терри искал в карманах, наконец вытащил маленькую коробочку и протянул Фрэнки. В коробочке лежали сережки — два маленьких купидона.
— Ну-ка, надень.
Фрэнки идея эта не нравилась, но он устал и спорить не хотелось. К тому же подарок есть подарок, хоть и недорогой. Он пошел в ванную к зеркалу, просунул сережки в дырочки в ушах, купидончики весело затанцевали, целясь стрелами то в пустоту, то ему в голову.
Терри радостно заулыбался, увидев ее с сережками, он наговорил множество комплиментов, потом направил стрелу купидона на себя. — Охотница, —
провозгласил он. — Львица. Де Леон, ты пронзила мое сердце.На следующий день Фрэнки приехал в больницу вечером пораньше. Он весь дрожал, но настроен был решительно. Как только в девять часов медсестра закончила осмотр, Фрэнки поспешил из ванной к постели больного. Вчера он видел здесь нечто не совсем приличное, и его представления о приличиях тоже несколько размылись. Фрэнки тихонько опустил ограждение у кровати, отвернул тонкую больничную простыню и, сдвинув в сторону трубки и провода, нырнул в постель.
От мужчины почти ничем не пахло, только изо рта немного гнилостным. Как и прежде, он был стянут веревками; короткий, до середины бедра халат приоткрывал ноги — тонкие, похожие на рельсы. Фрэнки затаился рядом, минуты казались мучительно долгими. Телу было неловко, он пытался расслабиться, закрывал глаза, воображал — что-то сейчас случится, но ничего не происходило. Переносилось это с трудом. Фрэнки сменил позу, потом еще раз — задел кардиомонитор, он засигналил. Фрэнки замер, надеясь, что скоро это прекратится, но прибор продолжал подавать звуковые сигналы. Фрэнки запаниковал. Спрыгнув с постели вместе с зацепившимся одеялом, он бросился в ванную. Вскоре в палату спешно вошли медсестра и санитар, они удостоверились, что с больным все в порядке. Медсестра ругалась, что ограждение не на месте, проследила, как санитар его фиксирует. Потом они ушли.
Фрэнки покинул больницу в холодном поту. Он ощущал свое безрассудство, нет, хуже — свою никчемность. Судьба смеялась над ним, жизнь его поставлена на карту, а он беспомощен, ничего не может сделать.
Вернувшись домой, он заявил Терри, что все, он завязал. Это шутка, подделка. С него хватит.
— Нет, ты должна довести это до конца. Осталось всего-то три ночи. Тетушка велела девять, значит, нужно сходить туда девять раз. А бросить после шести — все равно что сыграть половину игры. Еще три подачи, и эта хренота наконец кончится. Возможно, и сейчас что-то происходит. Я же говорил, что так может быть. Не останавливайся. Песню нужно допеть до последней ноты.
Терри чуть ли не за руку Фрэнки вел, помогал справиться с безнадежностью. Он звонил по два или три раза в день с работы, старался сказать что-нибудь ободряющее. Увлекшись, он фантазировал, как хорошо было бы жить без этих испытаний. Вдруг принес Фрэнки книгу "Радость секса", а когда она швырнула ее на пол, он рассмеялся и заявил, что она права, ей это не нужно. На следующий день Терри принес флакон духов.
Мужчина в больнице мало изменился за последующие день-два, хотя множество аппаратов и пластиковых мешочков для внутривенного вливания придавали палате устрашающий вид. Фрэнки перестал прятаться, он приходил теперь в часы посещений, делал, что получилось для достижения своей цели, одновременно пытаясь унять свое отчаянье. Иногда у него появлялись проблески надежды, пусть мимолетные — а главное, он не прятался.
Наступил девятый день, Терри не скрывал своего волнения. Он проснулся рано, прибрался в квартире, купил цветы. Накануне выхлопотал себе выходной. За тридцать минут до больницы спустился на улицу и поймал такси. Фрэнки шел медленно, одет он был в черные брюки, шерстяной пиджак, на лице страдание, будто ему вынесли суровый приговор. В этот последний день бодрячок Терри его раздражал, портил серьезность момента. Рядом с больницей Терри выскочил из такси и направился к входу, но Фрэнки остановил его.