По звёздам Пса

Я знаю, я думаю: если я умру - никаких если - это случится на одном из тех путешествий в горы. Переходя по открытой местности с полными санями. Стрелой в спину.

Бангли давно дал мне бронежилет, один из его арсенала. У него полно всякого дерьма. Он сказал сможет отразить любой пистолет, стрелу, а с ружьем это зависит какое ружье, и если мне повезет. Я думал об этом. Мы должно быть лишь две живые души на сотню квадратных миль округи, единственные выжившие, и пусть мне повезет. И я ношу жилет потому что от него тепло, но летом чаще всего не ношу. Когда я одеваю его, я чувствую будто ожидаю чего-то. Решил бы я стоять на железнодорожной платформе и ждать поезда которого уже не было много месяцев? Может быть. Иногда чувствуется точно так же.

***

В самом начале был Страх. Когда еще не свалился от лихорадки, тогда я ходил, разговаривал. Не то чтобы говорил, скорее тело говорило и сознание, посмотрели бы вы на меня. Две недели гриппа подряд, три дня под сорок и выше, сварил себе мозги. Энцефалит или что-то еще. Жара. Мысли к которым я принадлежал, с которыми был как в доме, стали неудобными, неуверенными, депрессивными, как те молоденькие норвежские пони которых читал я об этом один русский профессор перевез в арктическую Сибирь. Он пытался заново воссоздать ледяную эпоху, много травы, фауны и совсем немного людей. Если бы он знал заранее что случится он бы занялся другим хобби. Половина лошадок умерло думаю от тоски по скандинавским лесам, половина оставалась на научной станции, кормили их зерном а они все равно умерли. Похоже на мои мысли иногда. Когда я огорчен. Когда что-то беспокоит меня и не уходит из моих мыслей. Они в порядке, в смысле функционируют, но очень часто как будто не на своем месте, немного печальные, иногда кажется они должны были быть в десятках тысяч миль отсюда где миллионы квадратных милей холодных норвежских елей. Иногда я совсем не доверяю моим мыслям. Возможно не мои мозги, возможно нормальные для того места где мы.

Поймите меня правильно: мы так уже девять лет. Лихорадка убила почти всех, затем болезнь крови убила еще. Кто остались в большинстве своем Нехорошие, почему мы живем здесь на равнине, почему я патрулирую каждый день.

Я начал спать на земле из-за атак. Выживших, похоже они шли сюда по карте. Большой ручей, годится. Значит вода, годится. Должно быть топливо, годится. Раньше был аэропорт, годится. Каждый кто мог читать знал, к тому же, место с устойчивой подачей энергии, годится. У каждого дома есть панели солнечных батарей и НСО сидит на ветряке. Годится. НСО означает Наземная Служба Обеспечения. Мог бы сказать Люди Которые Обслуживают Аэропорт. Если бы они знали что их ждет все было бы гораздо проще.

В основном грабители приходили ночью. Они приходили в одиночку и группами, они приходили с оружием, с охотничьями ружьями, с ножами, они приходили к свету веранды оставленным мной как мотыльки на огонь.

У меня четыре шестидесяти-ваттовые панели в доме в котором я не сплю, так что один оставленный свет на ночь это не проблема.

Я был не в доме. Я спал под одеялами на открытом месте за насыпью, бермой, в ста ярдах вдали. Это старый аэропорт, там все на виду. Тихий рык Джаспера. Он помесь голубого австралийского хилера с отличным чутьем. Я просыпаюсь. Я шлю Бангли сигнал по переговорнику. Для него я полагаю это было как спорт. Что-то вроде прочистить легкие, как для меня пойти в горы.

Высокая берма, просто земляная насыпь, мы сделали ее еще выше. Высотой чтобы пройти за ней. Бангли, он неторопливо идет и устраивается позади меня на верхушке там я уже сижу с очками ночного видения, и до меня доходит запах его прерывистого дыхания. У него они тоже есть, очки, у него их где-то четверо, он дал мне одни. Он сказал от такой частоты их использования диоды протянут лет десять может двадцать. Что будет потом? Я справил свое сороколетие в прошлом году. Джасперу досталась печень (оленья), я съел банку консервированных персиков. Я пригласил Мелиссу и она пришла как она обычно приходит, шепотом и дрожью.

Через десять лет никакие добавки не сохранят топливо годным. Через десять лет я покончу со всем этим. Может быть.

В половине случаев, если взошла луна или светятся звезды и снег, Бангли не нужны очки, у него есть красная точка, он просто направляет красную точку на движущиеся фигуры, на тех замерших, крадущихся, шепчущихся, нацеливается на тень у старого мусорного контейнера, направляет красную точку на туловище. Бам. Ждет какое-то время, решает как, бам бам бам. Дыхание утяжеляется, опять прерывистым. Как будто он собирается кого-то поиметь чем я полагаю он здесь занимается.

Самая большая группа была из семи. Я слышал лежащий неподалеку Бангли считал их себе под нос. Насрали на черепицу, бормотал он и хмыкал как обычно он делал когда был недоволен. В смысле гораздо более недоволен чем обычно.

Хиг, прошептал он, ты будешь участвовать.

У меня есть AR-15, полуавтоматическая, я с ней управляюсь легко, он присоединил к ней ночной прицел. Я просто.

Я участвовал.

После первых выстрелов выжили трое и затем у нас был первый самый-пренастоящий бой. Но у них не было очков ночного видения и они не были знакомы с местностью и потому не заняло много времени.

Так все и началось, спать снаружи. Меня никогда не окружат в доме. Дракон спит на куче своей добычи, а я нет. Я держусь подальше.

После второго лета их стало меньше, словно затянули кран, кап кап. Один пришелец в сезон может быть, затем никого. Почти целый год, затем банда из четырех отморозков заполнила наш календарь. Тогда я начал летать регулярно как по работе.

Теперь я могу и не спать на открытом месте. У нас есть своя система, мы теперь уверенные. Страх это как память о прошлой тошноте. Ты не можешь точно вспомнить насколько плохо было от нее или как хотелось тогда лучше умереть. Но я помню. Спать на земле. Под грудой одеял зимой, все вместе должно быть весили двадцать фунтов. Мне так нравится. Свободно. Я все так же сплю за бермой, я все так же оставляю свет на веранде, Джаспер все так же спит свернувшись у моих ног, все так же повизгивает в своих снах, все так же вздрагивает под своим одеялом, но я думаю он почти оглох сейчас и перестал служить мне охраной а ее мы никогда полностью не возложим на Бангли. Бангли, ты просто никогда не уверен в нем. Он скрытный. Может и презирать мое мясо я делю с ним кто знает. Ему кажется все должно иметь какую-то пользу.

У меня когда-то была книга про звезды но теперь ее нет. Память все еще есть, но уже без твердого ага помню. И я придумал созвездия. Я нашел себе Медведя и Козла но может и не там где они должны быть, я назвал созвездия животными которые когда-то были, про которых я когда-то знал. Я нашел одно для Мелиссы, она стоит там улыбаясь высокая смотрит на меня сверху в зимние ночи. Смотрит вниз пока мороз белит мои ресницы и волосы в моей бороде. Я нашел одно созвездие для маленького Ангела.

***

Мелисса и я жили у озера в Денвере. В семи минутах от центра, от даунтауна, больших книжных магазинов, ресторанов, кинофильмов, нам нравилось. Мы могли видеть траву, воду, горы в большом окне нашего маленького дома. Гусей. У нас были стая местных и стая канадских прилетавших осенью и весной большим треугольником, перемешивались с местными, может спаривались, а потом улетали. Отправлялись назад быстрыми волнами. Я мог отличить перелетных. Я думал что мог.

В октябре, ноябре гуляя вокруг озера вечером перед ужином мы указывали на них друг другу. Мне казалось она всегда ошибалась. Она немножко сердилась. Она была такая умница, но не знала о гусях сколько знал я. Никогда не считал себя сообразительным но всегда понимал все своим нутром.

Когда у нас появился щенок Джаспер я был убежден: он будет гоняться лишь за тихими животными а не за теми кто мог бы за себя постоять. Такой была моя теория.

У нас не было детей. Она не смогла бы. Мы ходили к доктору. Пробовал продать нам лечение мы отказались. Мы просто были счастливы друг с другом. Потом она, чудо. Забеременела. Мы привыкли к другому положению вещей и я не был уверен я смогу крепко полюбить кого-то еще. Я смотрел на нее спящую и я думал: я люблю тебя больше всего на свете.