По звёздам Пса

Все еще, иногда ночью я горевал. Я горевал поскольку знал о конечности нашего нынешнего счастья как о конечности потерь нашего прошлого. Мы живем на краю, если нам когда-либо суждено жить в простирающейся вдаль долине. Кто знает какая атака, какая болезнь. Вновь эта двойственность. Как в полете: неподвижность и скорость, спокойствие и опасность. Точно так же проглотить расстояние Зверушкой и в то же время кажется мы никуда не двинулись, с ощущением нахождения в некоей картине.

Мы любились как если бы все было для нас внове. Может потому что мы должны были быть нежными, неторопливыми. Иногда она сближалась со мной и вбирала меня в себя так нежно и садилась на меня сверху и мы лежали недвижно так недвижно что звезды начинали двигаться вокруг нее и мы начинали двигаться бесконечно раз и это был как разговор и я наполнялся счастьем, как водой из ручья наслаждений как еще бы я смог описать.

Папаша взял себе дом рядом с Бангли, взял себе с комнатой с видом на авиаполе, еще один тактик, их двое как две горошины в стручке. И заложил мешками с песком одно окно и пришел к Бангли одним прекрасным утром и спросил выбирая слова если бы он смог занять на время у Бангли одну из винтовок, Зиг Зауер. Бангли тогда уже поправился, это был десятый или одиннадцатый день, поправился настолько что сел на диван и оглядел Папашу с ног до головы, чтобы выдавить слова сквозь зашитые губы.

Еще один старик, прохрипел Бангли. Это были первые слова.

Папаша раскололся полу-улыбкой и она получилась прямой, и я подумал *****, они улыбаются почти одинаково. Руки Бангли были в повязках и Папаша протянул свою и коснулся его предплечья. Жест вышел очень трогательным и уважительным.

Посражался ты знатно.

Бангли посмотрел на него прямо глазами которыми можно кого-угодно раздробить на части. Ничего не ответил.

Десять или двенадцать а? Похоже трое с ружьями.

Четырнадцать. Проскрипел Бангли. Четырнадцать и четверо.

Папаша согласно кивнул.

Что сквозь крышу пролетело?

Камень. Или что-то такое. Небольшая пушка была.

Они подобрали своих мертвецов.

Бангли показал как смог пожатие плеч.

Похоже, прохрипел он. После молчания он сказал, Вместе собрались.

Его горло схватилось и он прочистил его.

Думал я помер. В доме. Я дал по ним гранатометом. Потом еще двоих по дороге сюда. Хватило. Им.

Бангли изучил что доставалось ему в качестве нового друга.

С кем был? наконец он сказал.

Морские Котики, ответил Папаша. Афганистан. В других местах

Бангли кивнул, едва.

Одеты как чертовы монголы. Шесть баб. С луками. Знали как...

Он потерял нить разговора, его глаза покружились, собирая остатки воспоминаний. Легкая дрожь пробежал по его телу.

Папаша подождал. Да уж кто бы знал.

Вот думаю, наконец сказал он. Я взял себе дом рядом на северо-восток. Вот думаю мог бы я занять на время тот Зиг. Пока ты тут в госпитале.

Прошло какое-то время пока Бангли смог сфокусировать свое внимание. После этого он полу-кивнул. Твоя дочь? Таков был его ответ.

***

Я взял ее посмотреть на семьи. Она сразу же захотела попасть туда как только я приземлился с Папашей. Она взяла ее медицинскую сумку. Мы сели на дороге и они показались со всех сторон, кто бежал, кто еле шел, выстроились как сброд вдоль карантийной линии во дворе. Мы вышли и я наблюдал за их выражениями лиц когда к ним подходила Сима. Темные кольца вокруг глаз расширялись от удивления, челюсти открывались, малыши словно любопытные и едва-настороженные олени, пробивали себе дорогу головами. Если бы их уши крутились во все стороны они точно бы закрутились, взглядами назад на своих матерей, радостное взозбуждение.

Сима переступила линию, и как один они тут же отступили назад на пол-шага, почти съежившись, и перед ней образовалась пещера пустого пространства. Она подняла вверх свою длинную, сильную, всю в синяках руку.

Все в порядке. Я доктор.

Как будто все объяснялось этим. Она улыбнулась. Поняв как абсурдно и архаично.

Привет, я Сима.

Наверное от вида синяков, еле уловимого ощущения хрупкости, что она выжила ужасную болезнь. Я наблюдал за их лицами. Некоторые помахали руками, закивали мне, заулыбались, да только. Они зачарованно изучали ее, с любопытством почти преодолевшим страх, с благожелательностью родственной души. Создание которое каким-то образом было как они, они правда не были уверены каким именно. И отличным от них, тоже, отличным настолько чтобы вызвать жгучий интерес. Ну. Они же были меннонитами. Готовность к новым визитам была их образом жизни. А я все думал я похож на спустившегося к ним ангела. Я стоял там в их дворе впервые не зная что делать с моими большими руками, чувствуя как сжались все мои кишки и глупо смеясь во время неловкой болтовни.

И. Она же была доктором. Да только.

Сима... я позвал ее.

Она полу-обернулась.

Они...

Они. Конечно же она знала что они заразные. Мы говорили об этом несколько минут назад.

Она подняла руку, жест Все Нормально, и также немножко отстранения от меня, и я опять засмеялся. Как меняются времена. Они придвинулись к ней из пещеры в круг и я понял что она уже завоевала их сердца, что они полюбили ее так же как полюбил ее я, это я понял с первых моментов.

Дети потянулись к ней, хватаясь за ее юбку, одна малышка, мне кажется ее звали Лили, Лили держала ее ногу как медвежонок держался за дерево.

Привет! я услышал Симу. Привет. Вы такие красивые. Как тебя зовут? А тебя? А этого очаровательного мальчишку?

Чудо прикосновения к чужому человеку. Неприкосновенных больше нет.

Я беспокоился да только. Почти что стоило того чтобы увидеть эту сцену.

Она устроила для себя комнату в старом доме фермы которую когда-то называли кабинетом, и она их всех проэкзаменовала. Она одела латексные перчатки. Я видел их на ее руках когда она открывала дверь кухни и вызывала следующего. Негромко. Должно быть была пачка в ее багаже. Она зашивала порезы, лечила раны, звала чтобы ей принесли теплой воды. Она проконсультировала молодую женщину беременную на шестом или седьмом месяце. Успокаивала, я знаю, старика чей плач доносился из-за решетки кухонной двери. Она сказала мне ничего страшного прийти мне сюда, общаться, все было просто неправильно воспринято. Как гепатит С, сказала она. Как когда-то был ВИЧ. Передача телесными выделениями, кровью. А все другое...

Неправильное восприятие спасло их жизни. Большие вывески на заборах по краям их полей КРОВЬ. Ужас вызванный ими. И подтверждение для каждого у кого был бинокль чтобы увидеть: изможденные фигуры согбенные от неведомого ветра, тяжелые движения, пустые глаза. Держали всех подальше от них, всех атакующих, спасли их жизни продолжая их убивать.

Мы полетели назад в полном молчании хотя наушники работали.

Той ночью мы легли у бермы, легли близко близко друг к другу. Оба на спинах, оба изучая рифы светящихся облаков разорванных краями гор. Половинка луны растолкала их во все стороны, и они задрожали от жаркой молнии. Я наблюдал как они плыли и надеялся на большой дождь и как мы побежим в ангар где был Бангли. Земле нужен дождь. Она сказала

В конце всего проводились изучения. Несколько очень убедительных сводок.

По крови?

Угум.

Я подождал.

Они сообщали что появление болезни аутоимунной системы вызывалось тем что тело теряло способность вырабатывать витамин Д. Удивительный механизм болезни. Как СПИД с Т-лимфоцитами. Я хочу сказать если бы были еще данные.

Она помедлила, наблюдая за облаками.

Мне очень нравится когда ты так говоришь.

Она стукнула локтем мое ухо.

Не было свидетельств опровержения. Не успели проверить. Все это так ново.