Побаски кошки Мотьки
Шрифт:
Ну, птицы, держитесь, здесь-то уж я до вас доберусь!
Я подбежала к дереву, вцепилась в ствол.
— Вот и зверь пробудился, — засмеялся Митя. — А ты говорила — человек.
— Ну и что — зверь? — возразила мама. — У них такое же право на все, как и у нас. И нам друг без друга не жить, правда, Мотя?
Но мне некогда было рассуждать. На дерево я не полезла, сначала нужно потренироваться, зато когти поточила всласть. Да и птицы, которых мама назвала синичками, перепорхнули на другое дерево. На крыльях-то чего проще, перелетели — и все, хитрые! А у меня крыльев нет. Ничего, я вас перехитрю,
На веранде стол, кресло, паук в паутинке над входом, высоко, не достать. Дверь в домик распахнута, колышется зеленая занавеска. Все вокруг нежно-зеленого цвета, и трава, и молодые листочки. Но из двери незнакомый запах, будто ударил в нос, скомандовал: внимание, мыши!
Я не знаю, кто это — мыши, но почему-то твердо знаю, что моя обязанность выслеживать и ловить их.
Мой хвост тревожно завертелся. Митя сказал:
— Вот и работенка для тебя нашлась, Мотя. Теперь мышам неповадно будет сюда шнырять, а то расхозяйничались без нас.
Я обследовала домик и обнаружила под кроватью и за тумбочкой две большие дырки. Из них-то и пахло мышами. Ну, я вас укараулю, мыши, я здесь хозяйка!
Но сидеть у норок и выжидать мне вовсе не хотелось в такой солнечный день. Отложу на потом, никуда они не денутся. Небось тоже меня учуяли, не появятся сейчас. Скорее на волю, в сад, я еще ничего не успела толком разглядеть.
Сколько запахов новых — настоящее головокружение! Цветы красные на высоких стеблях, желтые пушистые в траве. Над белыми, пахнущими так сильно, что я даже расчихалась, крутятся, копошатся какие-то жужжалки. Хотела лапой сшибить, цапнуть зубами проворную ворчунью, но мама предостерегла:
— Не трогай, Мотя, пчела ужалит больно!
Раз мама говорит таким тоном, оставлю я жужжалок в покое.
Митя повернул кран, взметнулась вдруг струя воды, сверкает на солнце. Брызги усеяли траву, цветы, зашуршали по деревьям. Пришлось отскочить. Поливайтесь кому нравится, я лучше издалека полюбуясь.
Мы стали жить на даче. То мама, то Митя по очереди ездили домой, привозили колбаску и молоко, а ночью мы спали в домике.
Митя и мама засыпали быстро, свежий воздух их усыплял, а мне мешали разные звуки. Что-то шуршало, постукивало по стенке снаружи, чьи-то лапки скакали по железной крыше, а вот и под кроватью зашуршало, совсем близко.
Я соскочила на пол, притаилась — из дырки острая мордочка, маленькие глазки выпучены, носишко шевелится — нюхает. Потом и все э т о вылезло, серое и тонкохвостое.
«Хватай!» — что-то неведомое скомандовало во мне, но мне хотелось сначала разглядеть, замешкалась, а о н о меня учуяло и ускользнуло в дырку.
— Проворонила мышь, недотепа! — насмешливо сказал Митя. Оказывается, он вовсе не спал, а наблюдал за мною. В домике было светло от фонаря, что висел на столбе у калитки.
— Да это же ей в новинку, — стала оправдывать меня мама. — Научится еще.
Оказывается, оба, хитрые, наблюдали за мной.
Как я ни старалась, ни караулила, больше ни одной мыши не увидела. А однажды, когда мы засиделись допоздна на веранде, что-то зашуршало поблизости и на веранду, постукивая лапками, выкатился кто-то проворный, с длинным носом. Обнюхал пол и направился
прямо к моему блюдцу с молоком. Вот это мышь! Всем мышам мышь! Если я ее поймаю, меня не будут называть недотепой.Но как только я прыгнула, оно свернулось клубком и выставило во все стороны колючки. Я не успела сориентироваться и больно укололась о него, даже слезы потекли из глаз. Нет, это не может быть мышью!
— Глупая Мотрона, — утешала меня мама, лаская на коленях, куда я снова мгновенно взобралась. — Это ежик, на него лучше не нападать, сама убедилась, он хорошо себя защищает. Ежик давно здесь живет, обычно появляется поздно вечером. Его приманило твое молоко, учуял и не утерпел. Ты молоко не любишь, а ежик обожает его.
Мама подвинула к колючему клубочку мое блюдечко с молоком.
Ежик высунул нос, принюхался, помедлил и вдруг из круглого превратился в длинного и стал лакать молоко, почавкивая и пофыркивая. Мое молоко из моего блюдца!
Я и про колючки забыла, снова кинулась к нему, но вовремя остановилась. А он больше не стал сворачиваться, продолжал лакать молоко, будто и не заметил меня. Погоди, ежик, я еще докажу тебе, кто здесь главный! Возьму и выпью свое молоко сама. И я стала лакать молоко из блюдца рядом с ежиком.
— Умница, Мотя, — похваливала мама, — лучше с ежиком подружиться.
Впервые мама совсем меня не поняла. Не собираюсь я с этой колючкой дружиться! И молоко постараюсь выпивать сама.
Когда мы улеглись спать и снова началось топанье и шебуршание вокруг домика, я догадалась, что там шастает ежик. Не очень-то хозяйничай, я обвыкну немного и тоже буду гулять ночью. А пока мне еще страшно.
Однажды случилось невероятное: меня оставили на даче одну! Поставили коробку с песком, налили молока, даже котлетку положили, чтоб задобрить. Щелкнул ключ, и я оказалась запертой в домике.
Предательство! Как только мама смогла меня бросить? Не нужна мне их котлета, не нужно молоко, выпустите на волю!
День тянулся долго, но никто не возвращался. Хотя бы Митя пришел, я и ему была бы рада.
Солнце побывало в домике и уплыло. Тишина. И ежик не шастает вокруг, и птички не прыгают на крыше.
Посидела у мышиной норы. Наверное, мыши здесь давно не появлялись, даже пахнуть стало меньше.
В конце концов я уснула. Проснулась, когда в двери поворачивался ключ. Мама вернулась!
Но что это? Вместо мамы в домик ввалились мальчишки и завопили, бросаясь ко мне:
— Мотя! Мотя!
В один миг я оказалась под кроватью. Какой ужас — мальчишки, мои мучители, моя погибель!
Они улеглись на животы, два глазастых и ушастых, пытались дотянуться до меня руками, нежно выкликивали меня:
— Мотечка, Мотечка, выходи!
Не притворяйтесь, знаю я вас, на всю жизнь осталась кривулей.
Но где же мама? Зачем напустила на меня этих мальчишек?
Мама была на веранде, ее голос немного подбодрил меня:
— Ваня, Толя, оставьте Мотю в покое, она привыкнет и сама к вам выйдет.
Как бы не так! Не выйду ни за что!
Мальчишки исчезли, я снова осталась одна.
Они там все весело о чем-то разговаривали на веранде, смеялись. Зацокали тарелки, запахло жареной курочкой. А я должна здесь нюхать мышиный запах под кроватью!