Победа вопреки Сталину. Фронтовик против сталинистов

Все же Сталин считал: окончательная угроза Москве после ухода немцев из Ржева, Вязьмы, Гжатска не отпала. На русской земле, которой владел немецкий солдат, существовал еще один выступ: Орловско-Курская дуга.

Предстояла новая битва!

Краткое послесловие (на основе сайта в Интернете «Победа-60»)

Его назвали «ключом к Москве» и «ключом к Берлину». Солдаты — коротко и жестко — «Ржевской мясорубкой». Миллион триста тысяч, полтора миллиона человек. До сих пор нет точной цифры погибших подо Ржевом. Из 25 тыс. горожан в живых осталось… 250.

В битве на ржевском плацдарме погибли целые армии. По числу солдат и длительности сражений за всю историю Великой Отечественной не было такой масштабной и кровопролитной операции. До сих пор историки не могут установить точную цифру погибших.

Перед 60-летием Победы во Ржеве открыли диораму «Бой за Ржев 24 сентября 1942 года». Часто провести экскурсии приглашают еще живых участников тех событий… «Это было 24 сентября 1942-го. Советские войска пошли в наступление, взяли несколько кварталов города, но операция была обречена на провал». Рядовой солдат, который ведет рассказ, тогда чудом остался в живых. «Наши командиры кричали: «Только вперед»! Мы были пушечным мясом, наступали без прикрытия. Очень было больно. Ведь рядом погибали твои друзья, а я не мог им помочь», — вспоминает ветеран.

В советское время город Ржев так и не стал Городом-Героем. Но историческая справедливость частично восстановлена. В 2007 году ему присвоено звание «Город воинской славы».

Глава шестая СТАЛИНСКИЕ МИФЫ И «СОЛДАТСКИЙ ТЕЛЕГРАФ»

«Первая жертва войны — правда».

Морей.

Рождение «солдатского телеграфа»

30 июля 1942 года, ранним утром, воздух сотряс пушечный гром. Эхо канонады долетало до нас много времени, хотя наша дивизия находилась во втором эшелоне. Считайте, самое близкое — километров тридцать от передовой. В тот день никто из нас не знал, что означает тот гром. К вечеру до нас дошла добрая весть: фронт перешел в грандиозное наступление. Через несколько дней двинулся вслед за Калининским и его сосед — Западный фронт.

Оптимизм в те дни охватил всех — от комдива до последнего солдата. В словах командиров и комиссаров звучали фанфарные ноты. «На этот раз Ржев будет взят!» — гремела вовсю фронтовая печать. Но скоро добрались до нас печальные слухи: сражение обернулось жутким поражением и потоками крови. Среди солдат сразу же пошли разговоры: «Понятно, затребуют и нас, раз еще не затребовали».

Фронтовая печать, начальство — командиры и комиссары — замолчали, будто нигде ничего не происходило. Перешептывались: «Как же так, непонятно, сколько людских сил и техники двинули на противника? Положили видимо-невидимо людей, а взяли десятка три деревень, точнее, бывших деревень, и продвинулись на несколько километров вперед. Так ничего и не добились». Жгучей болью отозвались солдатские сердца на печальную весть.

Каким же образом, правда в кратком виде, стало известно об очередном сражении за Ржев? Помог это сделать, так называемый «солдатский телеграф». Неизвестно, когда он появился на фронте. Главное, возник он не по приказу начальства. В 42-м, в мае, когда я попал на Калининский фронт, он уже существовал. (Н.С.Хрущев в своих «Воспоминаниях» называет «солдатский телеграф» «солдатским радио»).

В Красной Армии «солдатский телеграф» поработал на совесть всю Отечественную войну. Кто подал поистине удивительную идею устного распространения текущих новостей, кто ее осуществил, — фронтовики тогда мало задумывались над этим — шла война.

Через 60 лет после окончания войны, размышляя над прошлым, никак не обойти нам столь необычное явление. Как же возник «солдатский телеграф», а вернее, почему он возник и как стал для солдат, помимо воли начальства, незаменимым источником сведений — об этом дальше.

Всю войну, особенно в первые два года, солдат мало представлял о том, что происходит дальше окопов. И о том, какой предстоит ему завтра день: скверный, добрый или никакой. Не дано было ему знать. Выходило так, как образно сказал английский поэт Оден: «Счастлив заяц поутру, ибо не дано ему знать, с какими мыслями проснулся охотник».

Часто случалось, что солдату было не до новостей. Тогда он говорил: «Хрен с ними!» Например, такое бывало во время наступления или отступления, трудного многокилометрового марша или окружения, во время госпитальных отлежек и тому подобное. Все же, как ни рассуждай, без новостей на фронте никак не обойтись. Без газет «питались» слухами, без газет — скучно и трудно. Радио не было. Читали сами или нам читали в основном газеты. Центральные, главным образом, «Правду» и «Красную Звезду» или фронтовую печать. Каждая армия, равно как и дивизия, имела собственную газету.

«В дни войны, — писал Илья Эренбург, — газета — воздух. Люди раскрывают газету, прежде чем раскрыть письмо от близкого друга. Газета теперь письмо, адресованное тебе лично. От того, что стоит в газете, зависит твоя судьба». [32]

Газеты доходили до окопов нерегулярно, запаздывали. Вот тут, собственно, и помогал «солдатский телеграф».

Наряду с газетой фронтовое начальство ориентировалось на комиссарское «живое слово». Несмотря на огромную численность политсостава, оно нередко не срабатывало. В нем присутствовала еще большая, чем в печати, доля неправды, не хватало душевности и теплоты, а без них «живое слово» блекло, не доходило до солдатских сердец. Слова «солдатского телеграфа» оказывались ближе солдатской среде, хотя бы потому, что в них не присутствовала ложь.

32

ОртенбергД. Июнь—декабрь сорок первого. Рассказ-хроника. М.: Сов. писатель. 1989. С. 16.

Нередко комиссары во время проведения бесед с солдатами врали им «по-черному». В данном случае они часто действовали по указаниям сверху. «Следует так поступать для поднятия духа бойцов. Солдат, потеряв веру в успех, замыкается в себе, чувствует себя обманутым, что не укрепляет волю в борьбе с врагом».

Что же внушали людям? «Да, на нашем фронте слабые успехи, много потерь, зато на других фронтах Красная Армия успешно наступает и громит немцев». Обман сбивал на время у солдат апатию, вселял надежду, воодушевлял. Случалось, солдаты протестовали против неправды. Например, когда их уверяли в силе и могуществе советской авиации, в преимуществах наших летчиков и самолетов. «Как же так? — судили солдаты. — Какое преимущество, где оно, ежели что ни день, то небо темное от немцев, как печь изнутри». До конца 1943 года, по моим наблюдениям, в небе господствовала немецкая авиация.

Аналогичным трюкачеством, по рассказам пленных, занималась и немецкая пропаганда. Один из таких разительных примеров — первая бомбежка Москвы.

Вот сводка, переданная Совинформбюро: «Вчера, 22 июля 1941 года, в 22 часа 10 минут 200 немецких самолетов попытались совершить массовый налет на Москву, но он провалился. Противовоздушная оборона вокруг столицы не пропустила основную массу самолетов противника. Прорвались одиночки. В городе возникли пожары нескольких зданий, которые вскоре были потушены».

О том же самом событии вот как сообщило немецкое радио: «Пожары в Москве бушевали всю ночь, а наутро москвичи увидели руины Кремля, по которым бродили в поисках чего-нибудь какие-то люди». В очередной радиопередаче немецкие радиослушатели услышали: «Полностью разрушена центральная электростанция. Прекратилось движение городского транспорта, население бежит из разрушенного, пылающего города». Чего не было, того не было. Свидетельствую!..

Как-то в кругу единомышленников Йозеф Геббельс обронил фразу про ложь. Мол, чем она нелепей и чудовищней, тем легче в нее верят. Потом он наплел еще много чего. Часто совершенно противоположное по смыслу. Однако в СССР (а теперь и в России) именно это его высказывание почему-то приобрело просто феноменальную известность. Может быть, потому, что врала и врет советская пропаганда нелепо и чудовищно.